Сергей Давыдов

Пурпурное небо Брайивика

 

I

 

Кажется, Бримирсон родился в морской пучине. Борода его была русой, с проседью и, кажется, грязно-зеленым оттенком, который присущ водорослям. Волосы его были грязными, толстый серый свитер был усыпан пятнами. Он отпил горячего чая из алюминиевой кружки и продолжил свой рассказ:

         - Помню, в эту каюту залетела чайка. Здоровая такая, размах крыльев - сантиметров 80, не меньше! Говорят, чайка – душа погибшего моряка. Это хорошая примета.

         Бримирсон посмотрел сухими от недомогания глазами на бушующее за стеклом иллюминатора море. Оно было цвета ночного неба, сплошным черным полотном, то вздымающимся, то падающим и сокрушающим свою силу на судно.

         - Помню, тогда мы ничего не могли поймать. Я перепробовал все приметы, но ничто не дарило мне удачи. Клетка захватывала лишь одного краба. Одного! Как обидно, ты забрасываешь сеть туда, где должны быть тысячи крабов, а ловишь одни водоросли, - он помолчал. - Море бушевало. Море, эта могучая сила. Вся моя жизнь… Но вам же все равно невдомек, зачем я все это говорю.

         Ахсель и Синдри переглянулись.

         - Хорошо, - продолжил Бримирсон. – Расскажу вам историю. Однажды у берегов Гренландии мы подобрали одного эскимоса. Он еле полз, когда мы взяли его с собой. Левой ноги у него не было по колено – то ли кто отгрыз, то ли еще что, хрен разберешь. Так вот. Он все бубнил себе под нос этот их лепет. А иногда будто рыгал: ну, знаете, это у них типа пения. Так вот, он пел, качался. Ну а что нам оставалось делать? Таковы правила: нельзя бросать на берегу. Но на чокнутого он не смахивал, хотя и странно, что вообще остался жив и соображает. Хотя они там все такие. Короче, через неделю наш кок слег с жаром, перестал есть, задерживать в теле жидкость и таял на глазах, а еще через четыре дня бросился за борт. Потом матрос последовал его примеру. А вы представляете, что значит лихорадка на судне? Мы плыли на Фарерские острова, спасения искать было негде. Ясен пень, виновен во всем был этот эскимос. Его эта зараза не брала! Ублюдок не ел  и  не  пил,  только  песни  свои

 

рыгал, а наши парни бросались за борт! Я решил, что больше так нельзя. Я замотал лицо тряпкой, вымоченной в отваре шалфея, взял топор и спустился в трюм. Этот подонок сидел на полу, склонив голову, и рычал свои песни. Я уже замахивался, когда тот развернулся и на чистом фарерском, моем родном, на котором я до сих пор думаю, сказал: «Каждому свое» и – хоп! – исчез. А топор крепко врезался в металл. Что думаешь, Отец Мира? – Бримирсон показал на Ахселя.

         - Я думаю, что это очень интересная история.

         - Как так? Ты же Отец Мира! Вот как ты думаешь, почему наш кок и матрос бросились за борт?

         - Меня зовут Ахсель. И это очевидно: они просто решили не подвергать риску остальных членов экипажа.

         - Нет, Ахсель, дело не в этом. Не так ты мыслишь. После прибытия на Фарерские, я отправил телеграмму о самоубийстве двух членов экипажа. И знаешь, что я узнал? Они были из одной деревушки. И как раз в это время в этой деревне – черт знает, как она называлась - прошла эпидемия брюшного тифа. Из шестисот стариков и старух, мальчишек и женщин остались лишь сто или сто пятьдесят. А еще через пару дней я узнал, что старик кок и молоденький матросик были теми еще тварями. Они продавали местных детишек богатею, чтобы тот ослеплял их, отрезал ноги и руки потехи ради. Смерть будто бы искала их, но скосила большую часть деревушки, и все же нашла. – Бримирсон снова посмотрел на море. – Бойтесь своих поступков. Каждому свое. Да, Отец Мира? Чиста ли твоя совесть?

         - Меня зовут Ахсель! – не выдержал молодой мужчина. – И мне надоело слушать ваши страшилки. Я честный человек, желающий сделать жизнь людей лучше. За тем я и плыву в Брайивик.

         - О, какой ты благородный, Ахсель. А ты знаешь, что твое имя переводится как «отец мира»? А ты, Синдри? Ты Сверкающий. Какие же у вас имена! Герои, не меньше. Моего отца звали Бримир, Прибой. А я стал Сыном Прибоя, Бримирсоном. При рождении мне дали имя Атли, Отец. Моего сына будут именовать Атлисоном, Сыном Отца. Смешно. Поэтому у меня не будет детей. А если те и есть, то носят имя матери или кого-то из близких родственников. Поэтому я и рассказываю все это вам. Дорога длинная, а язык у меня еще длиннее.

         Синдри протянул Ахселю записку. В ней было написано: «Кажется, старый выжил из ума».

         - Надо иметь совесть чистую, - продолжал Бримирсон. – А то и глазом моргнуть не успеешь, как одноногий эскимос появится у тебя на пороге. Теперь я знаю, как выглядит смерть. Теперь я никогда не поплыву в Гренландию.

 

— Какая разница, куда плыть? – возразил рыжий и кудрявый Синдри, - Ведь по вашей логике возмездие все равно найдет всех злодеев.

         - Логика логикой, а страх сильнее.

         Тусклый свет в каюте стал еще более тусклым.

         - Я высажу вас на маяке. Там живет Стефан. Он белый, как снег, болезнь такая, но вы не бойтесь его, не заразный. Он еле понимает фарерский, но торговый язык понимает хорошо. Говорят, раньше он был семинаристом с континента. А как оказался в тех краях только морю известно. Хотя по нему не скажешь, что семинарист. Они же все задохлики запуганные, а этот высокий, широкий, словно из известняковой скалы родился. Он строит эолову арфу на скале. Не буду объяснять, что это, сами увидите, а, может, и услышите. Говорят, под ее звуки море меняет свой цвет, хотя кто его знает.

         Бримирсон отпил чаю.

 

II

 

         Судно Бримирсона приближалось к отвесной скале. Остров напоминал каменную колонну, выросшую прямо из моря. Казалось, около него нет ни одной отмели, не то чтобы бухты.

          - С этой стороны сплошная стена! – пытался перекричать ветер Бримирсон. – С другой стороны есть обвал, по нему и взберетесь!

Ледяной морской ветер пронизывал Ахселя. Его темно-русые волосы били по угловатому, обветренному лицу. По этому лицу было видно, что мужчина лет двадцати пяти был жителем севера.

— Возможно, вы встретите на острове одну старуху! – кричал Бримирсон. – Ее зовут Сиф! Молитесь, чтобы она была там! Иначе вы рискуете не добраться до Брайивика!

— Сиф!? – кричал Ахсель. – Кто такая Сиф!?

— Она пиратка! Угнала судно морского управления и не вернулась! Поделом им! Я не повезу вас до Брайивика, но она довезет! Упрашивайте ее! Скажите, что покажете ей магию! – Бримирсон засмеялся.

Ахсель снова посмотрел на остров. Кажется, он никогда не заплывал так далеко. Он вообще никогда не покидал пределы родных островов. Ахсель не был из тех людей, которые любят «приключения с закрытыми глазами», как говорят в его краях.

— А ты хорошо знаешь эту Сиф и Стефана!?

— Не приходилось вместе пить! – снова засмеялся Бримирсон.

Разве можно отправляться в столь далекое путешествие, не зная точного пути? Разве можно подвергать свою жизнь опасности,  рассчитываясь  за приют

 

с контрабандистами? Разве можно следовать за чудом, которого, возможно, и нет, нарушая при этом закон? Разве можно снова и снова врать себе, что все идет по плану?

— А эта Сиф точно отвезет нас на Брайивик!? – спросил Ахсель.

— Нет! Ее может и не быть!

— И как же нам тогда вернуться домой!?

— Если у отмели будет ее развалюха, значит, она на острове! Если же нет, то я высажу вас на Фарерских! На Брайивик вы попадете, только если она вас повезет! Я же говорил! Больше никто не поплывет туда! Сейчас там один лед!

Ахсель знал, что Брайивик, остров на самом окончании Атлантики, был населен лишь однажды группой датчан несколько сотен лет назад. В основном это были преступники и отчаянные искатели лучшей жизни. Корабли с континента туда не приплывали – Брайивик расположен на пересечении двух течений в большом отдалении от земли. Группе из пары сотен человек тогда просто повезло, что они смогли добраться до острова.

На острове практически не было леса. Уже через несколько поколений поселенцы стали заболевать врожденными заболеваниями и цингой, но у них не осталось леса, чтобы строить корабли. Для историков остается загадкой, почему они не ели местную рыбу. На этот счет есть несколько теорий, одна из которых гласит, что кто-то убедил поселенцев в том, что местная рыба ядовита. С тех пор прошло много лет. Наверняка лес возродился, а животные расплодились, но никто так и не заселил остров на краю света.

— Буди брата! – Бримирсон отвлек Ахселя от мыслей.

 

III

 

Судно Бримирсона причалило к отмели. Синдри и Ахсель ступили на скалу, к которой было пришвартовано небольшое рыболовецкое судно.

— Раб сделал свое дело! – крикнул Бримирсон. – Я вернусь через восемь дней! Ровно на это место! Доброй дороги! – С этими словами Бримирсон отправился в море.

— Тебе не кажется, что все это напрасно? – спросил Ахсель своего брата. Синдри выглядел значительно младше брата – разница в возрасте составляла почти семь лет, но несмотря на это, Ахсель общался с братом как с равным.

— Неужели ты уже готов свернуть? Мы проделали такой удивительный путь. Было ли что-то более интересное в твоей жизни? – Его рыжие волосы разлетались в порывах ветра. Было видно, что юноше тяжело тащить набитый вещами рюкзак.

 

 

— Тобой движет интерес, а мной – долг. И нет никакой уверенности в том, что Бримирсон вернется за нами.

— О чем ты? – Синдри пытался скрыть напряжение в голосе.

— Не важно. Надеюсь, эта Сиф окажется добропорядочным человеком.

— Добропорядочным? – Синдри усмехнулся. – В этом мире не осталось добропорядочных, тем более на севере. У нас в Керкуолле они, возможно, и остались, но не здесь. Хотя черт его знает. Я предпочту верить в то, что я хитрее всех хитрецов.

После подъема на скалу перед Синдри и Ахселем предстала длинная, вогнутая долина из валунов и низкорослых трав. Около самого края стоял невысокий серый маяк. Около маяка стояла женщина. Она не была стара, скорее средних лет. У нее были длинные темные спутанные волосы. Одежды на ней было столько, что, казалось, хватило бы двум женщинам и одному мужчине. На ее шее блестели причудливые украшения, каких ни Ахсель, ни Синдри раньше не видели. Она курила трубку.

Увидав мужчин, женщина пошла им навстречу.

— Она похожа на цыганку, - сказал Ахсель Синдри на ухо.

Женщина подошла к мужчинам. Ее походка была резкой.

— Что-то ищем, мальчики? – ее приветливость к незнакомцам настораживала Ахселя.

— Ты Сиф? – резко спросил Ахсель. – Меня зовут Ахсель, а это мой брат Синдри. Нас привез Бримирсон.

— Я его видела. Что хотим?

— Ты можешь отвезти нас на Брайивик?

Сиф задумалась.

— Пойдемте в дом, - она указала на маяк. – Я познакомлю вас со Стефаном.

Приближаясь к маяку, перед людьми предстал высокий, слишком высокий для человека мужчина. Он был белый, как снег. Черты лица у него были жесткие, словно высечены из камня. Нельзя не сказать, что выглядел он пугающе. В руках у него были длинные металлические проволоки.

— Стефан, это ребята. Ребята, это Стефан, - Сиф, как и братья, говорила на торговом языке.

Мужчины поздоровались, но вместо приветствия услышали невнятное мычание. Стефан задержал свое внимание на путниках лишь на долю секунды и продолжил свой путь к изогнутой раме на постаменте прямо около обрыва. Ходил Стефан быстро, но сильно прихрамывал.

— Можно подумать, что он невежественный и необразованный, но на самом деле он просто немой.  –  Сиф  вытряхнула  табак  из  трубки  и  отворила

 

дверь в помещение.

Первый этаж маяка представлял собой одновременно и кухню, и спальню. Около окна, выходящего на море, была печь, шкафы, стол. Всюду висела одежда, стояли стопки из книг, тетрадей, горы барахла занимали почти все свободное пространство.

— Нам нужно обговорить цену, - сказал Ахсель, снимая со спины тяжелый рюкзак.

Сиф кивнула Ахселю и обратилась к Синдри.
         - Дорогой, ты не хочешь помыться? Я вижу, ты весь вспотел после восхождения.

— Было бы неплохо, - сказал Синдри, скидывая с себя рюкзак.

         - За поворотом будет пристрой, там у нас баня. Пожалуйста, помоги Стефану растопить нам баню.

         Синдри благодарно кивнул головой и вышел.

— Я думаю, ты не против. Я сразу поняла, что ты тут главный, - Сиф указала жестом на стул около обеденного стола. - А ты с севера, Ахсель. Не из простых. Правда, лицо у тебя, как у моряка. Откуда ты?

Ахсель сел на предложенный стул. Он был крепко сбит, но явно не мастером этого дела.

         - Я из Керкуолла.

         - Неправда. Шотландцев не называют Отцами Мира.

         - Мои родители не из местных.

         - Интересно, - Сиф облокотилась на доморощенный ящик. - Что ты предложишь мне, Ахсель?

         - Я не имею никакой валюты, но у меня есть золото и…

         - Нет, оно и у меня есть. И бумажки у меня есть. Я хотела бы что-нибудь другое. Ахсель, ты не хочешь пить?

         После подъема Ахселя мучила жажда.

— У тебя случайно не будет стакана воды?

         Сиф открыла ящика.

         - Посмотрим, чем могу помочь. Питьевой воды у нас мало – на острове нет родников, только пара дождевых озер, но есть кое-что не хуже.

         Сиф достала из ящика темную бутыль, открыла ее и налила пурпурную жидкость на дно стакана.

         - Не думаю, что я этим напьюсь, - сказал Ахсель.

         - Это напиток святой Эржебет, как я его называю. Попробуй его.

         Ахсель сделал глоток. Напиток вязал рот и был горьким на вкус, но к его удивлению жажда полностью исчезла.

         - Как это возможно? – не скрывая удивления воскликнул Ахсель.

 

— Это напиток инуитов с северо-востока Гренландии. Они называют его икуума. Он делается из пурпурной травы, которая каким-то чудом выживает под снегом у самого побережья. Не поверишь, они отдают его за те покрытые глазурью побрякушки, что вываливаются из европейских карманов. Странно, что цивилизованные люди не интересуются секретами выживания у забытых народцев. Хочешь еще? – Сиф указала на бутылку.

         - Нет, я напился, - сказал Аксель.

         - Как ощущения на краю света, Ахсель?

         - Волшебно, - Ахсель пожалел, что не попросил еще одну волшебную настойку, чтобы запить ею горечь во рту.

         - Повсюду волшебство. Ты даже не представляешь, сколько его. Буквально на каждом новом острове. Волшебство… Это слово греет душу, не так ли?

         - Не уверен, что верю в него.

         Сиф внимательно посмотрела на Ахселя и села за стол.

         - Но раз ты в него не веришь, то зачем ты отправился в Брайивик? Никогда не видел пустые острова? Ахсель, я знаю, что сюда не приходят от хорошей жизни. Что такого ты хочешь найти на Брайивике, что не можешь без этого жить?

         - Мне нужен один человек.

         - Ха! Они вымерли сотню лет назад! Тебе нужны скелеты?

         - Ты не поняла. Там есть один человек. Вероятно… И мне нужно с ним увидеться.

         - И что же, по твоему мнению, делает этот человек?

         - Исполняет самые сокровенные желания.

         - Чушь! – Сиф соскочила со стула. – Ты думаешь, я полная дура, раз не знаю о том, что находится почти у меня под носом?

         - Я сам в этом не уверен, но надежда есть!
         Сиф помолчала.

         - Я знаю, о ком ты, - интонация Сиф приобрела серьезный оттенок. - Та шаманка. У нее еще узоры эти на лице и на руках, и они движутся, словно паутина, и вся она обмазана грязью, и ходит она босая и не мерзнет. Знаю я про нее! Так знай, благородный Ахсель, не стоит к ней соваться.

         - Почему?

         - А знаешь ли ты свои сокровенные желания? Что ты хочешь от нее получить? Все мы алчны в душе!

         - Я хочу, чтобы моя дочь смогла жить, как все люди! – перебил ее Ахсель. – Астрид была чудом. У нас не могло быть детей. Но она родилась, и родилась она  больной.   Сперва  мы  думали,   что  она  просто  чудная,  что  она  просто

 

придуривается. Говорит сама с собой каким-то лепетанием, отказывается учиться говорить по-человечески, не хочет ходить. Потом мы стали понимать, что ее личико, милое, детское личико превращается в звериное, безволосое, похожее не маску льва или кошки. Что она вряд ли сможет ходить и говорить. И что вряд ли она когда-то сможет нас понимать. Врач предположил, что она не доживет до половозрелости. Я знаю, что таких детей становится все больше, и они редко доживают до двенадцати! Я знаю, что их похищают. Я честный человек, я всегда честно работал в поте лица и смог дать жене и брату все, что им нужно. Но сам я не могу получить то, чего так хочу.

         - А хочет ли твоя дочь становиться как все?

         - Что за глупости? Конечно! Она еще слишком мала, чтобы осознать это полностью, но, конечно же, она хочет быть как все!

         - Ох, Ахсель, - Сиф выдержала паузу. – Я ходила к ней, к этой зверушке. Несколько раз я кружила вокруг Брайивика, высматривая ее, но лишь один раз смогла ее увидеть. Я вышла на берег, рассыпала астровый порошок на траве, а сама спряталась. Когда она вышла, она была босая, вся грязная и в рванине. Она скорее животное, чем человек. Когда та стала нюхать траву в поисках источника запаха, я вышла из-за ее спины.  Смотрела ей в глаза всего одну секунду – черные, огромные глаза. А потом она убежала, и я не решилась ее догонять. Приплыв на маяк, я обнаружила Стефана лежащим на полу. Его ноги были сломаны. Он поскользнулся на винтовой лестнице. Я так и не смогла его вылечить. Случайностью это быть не могло, Стефан всегда был аккуратен.

         - Ты в этом не виновата…

         - Моим самым сокровенным желанием было, чтобы Стефан не мог уйти от меня.

         - Мне очень жаль.

— Теперь ему больно ходить. И все из-за меня. Из-за моей алчности, глупости и неведения. Так знай, Ахсель, я бы хотела, чтобы она умерла. Потому что все люди не хуже и не лучше меня.

— Это твоя цена? Жизнь человека? Скажи, Сиф, много ли раз после этого ты приплывала на Брайивик?

— Несколько раз.

— Хотя бы раз ты ее видела?

— Ни разу, сколько бы ни искала.

— А ты не думаешь, что она не является к тем, кто желает ей зла?

— Думаю, ты ее переоцениваешь, Ахсель.

Ахсель выдержал паузу.

— Хорошо. Я принимаю твое предложение.

Сиф рассмеялась.

 

-Ахсель, не шутишь ли ты?

— Я клянусь.

Сиф стала такой серьезной, какой, казалось, быть не могла.

— Поклянись своим братом.

— Клянусь своим братом, я убью ее, как встречу.

— С тобой приятно иметь дело, Ахсель! – Сиф соскочила со стула и выбежала за дверь.

— Синдри! Стефан! – она прыгала и смеялась. – Сегодня звезды благоволят нам, а завтра укажут верный путь! Мы поплывем на Брайивик!

С детским смехом она затворила дверь и вернулась к Ахселю.

— Ты воистину мой друг, Ахсель, - она потрясла Ахселя за руку. Казалось, ее эмоции неуправляемы. – Но мне нужны доказательства ее смерти. Принеси мне ее волосы. Нет, лучше палец. Хотя нет, лучше волосы. Да, думаю, волосы – это самое то. Я смогу продать их. Вымочу в анкане и скажу, что это волосы пигмеев. Скажу, что их нужно есть по одному волоску в день, и тогда тебя минует тиф, - она снова засмеялась.

Ахсель был бледен.

— Не бойся, Ахсель, разве это не достойная плата за здоровье дочери?

— Не вынуждай меня отказываться.

В дом вбежал Синдри.

— Мы все же плывем? – его глаза горели от восторга.

— Конечно! - улыбка не покидала Сиф. – Синдри, ты не хотел бы узнать о возникновение этого острова за сорок два дня?

— Думаю, это интересно, – Синдри сел рядом со своим братом. Глаза Синдри сияли от предвкушения интересной истории.

— Я знала, что тебе сразу понравится история. А что ты думаешь, Ахсель?

— Говори о чем угодно, - Ахсель тяжело выдохнул.

Сиф сделала глубокий выдох. Предвкушение рассказа доставляло ей удовольствие.

— Казалось бы, этот остров – бесполезная скала, - начала она. - И знаете, так оно и есть. Здесь не проплывают торговцы: невыгодно торговать на краю мира. Только заблудшие, и то редко. Ближайший населенный пункт находится в милях трехстах по ледяному, бурлящему океану. Всего пятьдесят лет назад здесь было море. Потом из моря стал подниматься черный дым. Море стало кипеть, бурлить, выбрасывать камни. Так, за сорок два дня из земли выросла гряда скал миль шесть в длину. Ни деревьев, ни кустов, только трава, принесенная птицами. Как-то здесь искали золото, руду, но ничего не нашли и покинули остров, установив на нем маяк Нафнлаус, «Безымянный». Море здесь

 

 

никому не принадлежит. А Нафнлаус – все равно, что море. Если ты тут, то ты не принадлежишь никому.

— Ахсель, разве тебе не интересно? – спросил Синдри брата, который сидел, опустив взгляд. Ахсель промолчал.

— Главное, чтобы тебе было интересно, Сверкающий, - Сиф улыбнулась Синдри. Она указала пальцем на окно, за которым Стефан в отдалении возился с арфой.

         - Это я его сюда привезла.

         - Ты? – спросил Синдри.

         - Да, я. Это было тринадцать лет назад. Работать тут трудно, да что там – совсем невыносимо. Ну, сами знаете байки о смотрителях маяков здесь, на севере. Проще сойти с ума, чем согласиться отработать здесь хотя бы сезон. В контору морского управления на Фарерских островах пришел белый, как снег, молодой мужчина, возрастом приблизительно с твоего брата, весь в ожогах от палящего летнего солнца. Тогда лето было очень жаркое. Он не мог говорить и поэтому писал писульки на торговом языке. Оказался грамотным: знал греческий, считал, управлялся с техникой. Просил, чтобы его сделали смотрителем маяка. «Хм…», - подумала я. Странная ситуация! Тогда моя работа предполагала поиск добровольцев и транспортировку их на отдаленные острова на свой страх и риск. На море я была свободна, но, возвращаясь на острова, я становилась подневольной. Дело в том, что за несколько дней до этого со склада управления пропала тонна топлива для кораблей. Я знала, что это сделал глава управления, проигравшийся пьяница, но я также знала, что вину повесят на меня, как только кто-то с континента заметит пропажу. О пропаже я умолчала. Я знала, что времени у меня лишь до конца лета. Искать справедливости в этой системе нет смысла, а скрыться на Фарерских мне негде. И тут-то я отважилась. Я согласилась отвезти Стефана на остров в обмен на то, что он даст мне укрытие. Политика управления такова, что если команда не возвращается с дальних островов, значит, команда погибла в шторме или при столкновении с айсбергом, поэтому им редко ищут замену. Думаю, они просто решили, что я умерла. И теперь, - Сиф улыбнулась, восхищаясь своей хитростью, - они думают, что меня нет.

         - И ты согласилась жить здесь? – спросил Синдри.

         - Нет, что ты, я не планировала здесь жить! Мне нужно было пристанище. Я знала, что здесь меня никогда не будут искать, знала, что со мной будет друг, которому, как и мне, некуда идти. Мы со Стефаном нуждаемся друг в друге. Мы одни на всем свете. На этой базе.

         - Ты называешь остров базой?

 

 

— Я торгую полезными вещами. Настолько полезными и редкими, что их либо не найти, либо их запрещают.

         - Пиратство? Оно еще существует?

         - Я бы назвала это полулегальной торговлей. Я же торгую на море. Ты даже не представляешь, что можно найти на таких вот брошенных и всеми забытых островах. Здесь самая настоящая магия.

         - За магией мы и приехали.

         - Я знаю, - Сиф налила на дно стакана пурпурную жидкость. – Не хочешь ли ты пить после тяжелого восхождения, Синдри?

         - Не отказался бы, - восторженно произнес Синдри. – А что это?

         - Сок рябины, - Ахсель встал из-за стола и вышел из помещения.

 

IV

 

         Сумерки поглощали море. Здесь непривычно быстро темнело, хотя Ахсель уже и не помнил времени. Он смотрел на Стефана: тот натягивал последнюю струну на своей арфе. Струн было, кажется, около сорока или даже больше. Подойдя поближе, Ахсель уловил сказочный звук, какого никогда не слышал. Он был похож на звук гитары на сильном ветру и на дребезжание металлического листа, но ни то, ни другое не могло бы послужить аналогом этого чарующего атласного звука. Арфа манила к себе, издавала то низкие вибрации, напоминающие духовые, то высокие, похожие на пение птиц. Все они звучали одновременно, проплывали по морскому воздуху, и море было идеальным аккомпанементом для этого солиста, поющего на северном ветру.

         Стефан снял с себя куртку, свернул ее, положил на землю и сел на нее. Он сидел неподвижно минут пять, когда Ахсель осмелился подойти ближе. Он сел рядом. Глаза великана были закрыты.

         «Что же приключилось с таким сильным человеком на суше, что он отправился жить в это Богом забытое место?» - думал Ахсель.

         - Аи а ое! – Стефан обратился к Ахселю.

         - Я не понимаю.

         Великан указал своей белоснежной рукой на море.

         - Аи! – глаза Стефана были наполнены детской радостью.

         Ахсель посмотрел на море. За считанные минуты серый оттенок севера стал исчезать. На его место стали надвигаться золотистые, потом рыжие, охровые, лиловые оттенки. По атласной морской глади побежали разноцветные разводы. Воздух становился гуще, насыщеннее. В свете заката Стефан напоминал каменное изваяние, выросшее из земли. Время окончательно потеряло значение.

 

«Каждый хочет оставить что-то после себя. Пусть жизнь пуста и однообразна, но непременно должно остаться что-то, что напомнит о тебе.  Этим может быть арфа на скале, бессмертный труд, дети, а еще этим может быть память других людей», - подумал Ахсель.

         В небе пролетала стая птиц. Они долетели до края моря и полетели обратно, сделав крюк.

         Позади раздался смех. Это были Сиф и Синдри.

         - Вода закипела. Гости идут мыться первыми. А потом мы поедим, - сказала Сиф. Ее гостеприимство действовало Ахселю на нервы. – Завтра утром мы отправимся в Брайивик.

         Ахсель неохотно встал с земли и пошел за Сиф.

 

V

 

         Ахсель и Синдри стояли под ночным небом. После бани они курили папиросы из кенийского табака, которые дала им Сиф.

         - Я не могу взять тебя с собой на Брайивик, - сказал Ахсель после долгого молчания.

         - Почему?

         - Не могу сказать.

         - Ты же обещал!

         - Я обещал, что возьму тебя с собой. Но я не обещал, что возьму с собой на Брайивик.

         Синдри со злобой пнул землю. Его щеки все еще были красными после бани.

         - Что ты отдашь Сиф за эту поездку?

         Ахсель молчал.

         - Что же? – настаивал Синдри.

         - Я поклялся своим братом, что убью ее.

         - Кого? Шаманку? Зачем?

         - Ты видел Стефана? Он хромает из-за нее. Сиф говорит, что шаманка исполняет лишь самые сокровенные желания. А она не хотела, чтобы он уходил от нее.

         - Ахсель, нет! Ты не можешь!

         - Я знаю! – Ахсель повысил голос. – И поэтому я не знаю, что мне делать.

         - Но даже если так. Как ты докажешь, что ты убил ее?

         - Сиф запросила принести ей волосы.

         Синдри помолчал.

         - Говоришь, на этом острове раньше жили люди?

 

— И что?

         - А то, что там, где живут люди, полно волос.

         - Нет, это глупости.

         - Ты всегда отвергаешь новые возможности!

         - Я поклялся тобой, что убью шаманку! Что не ясно? О каких волосах ты мне говоришь? Если я не принесу ей доказательства смерти… - Ахсель прервался.

         - Ты слишком честный, Ахсель, - Синдри усмехнулся. - Ты на севере, тут нет благочестивых. Здесь не действуют законы. Возьми меня с собой, прошу. Я знаю, что делать. Возьми меня, и тогда, увидишь, я найду выход. Не молчи! Твое молчание означает согласие, ведь так? Ну, подумай сам: совсем небезопасно отправляться на остров одному! Ведь так? Вспомни, из каких только передряг я не находил выход. Ведь ты знаешь это мое свойство, Ахсель! Ведь ты поэтому согласился меня с собой взять, я знаю! Твое молчание означает согласие. Хоть кивни.

         - Я не хочу принимать такое решение.

         - Тогда просто ничего не говори.

         Остаток времени они провели молча. Докурив, Ахсель направился к маяку. Синдри последовал за ним.

 

VI

 

         Раннее утро было чернее ночи.

Плотно позавтракав, братья собрали все самое необходимое и направлялись к судну Сиф.

         - Какое темное тут утро, - Ахсель водил взглядом по черной морской глади.

         - Самый черный час перед рассветом, - сказал Синдри. Он был в прекрасном расположении духа.

         - Неужели тебя совсем не страшит этот остров?

         - Смеешься?

Ахсель так и не понял, что имел ввиду его брат. К слову сказать, он вообще редко его понимал. Они с братом никогда не были похожи ни внешностью, ни нравом. Объединяло их лишь упорство, свойственное их народу, да и то было разным. Казалось, Ахсель никогда не совершал необдуманных поступков. Синдри же, наоборот, всегда действовал сиюминутно.

Сиф уже ждала их на судне. Одежды на ней стало еще больше, чем в день знакомства.

 

— Советую вам вздремнуть по пути! – Сиф указала на спуск в каюту. – Вам потребуется много сил!

— Как можно спать в такое время? – возразил Синдри.

— Поспи, - возразил Ахсель, - она права.

— Ты можешь остаться со мной! – Казалось, Сиф молодела на глазах. – Я научу тебя управлять судном! Ты хотел бы этого, Синдри?

Ахсель тяжело вздохнул - ответ брата был предсказуем. Он скинул с плеч рюкзак и спустился в трюм. Он оказался завален вещами не меньше, чем маяк: всюду стояли бочки, ящики, валялись ткани и мешки, набитые черт знает чем. В воздухе пахло благовониями и плесенью.

Старое судно скрипело, шум мотора был чуть менее громким, чем на палубе, однако, упав на кровать, Ахсель уснул почти мгновенно.

Ему снился сон о родном доме, о жене и дочери Астрид. Ему снилось, что Астрид выходит замуж. На ней надето длинное, будто светящееся изнутри, платье из шелка и льна летнего, персикового цвета. Она стоит посреди улицы со своим женихом, лицо которого не увидать, и все прохожие говорят ей комплименты, а невеста отвечает скромным «спасибо». Ему снилось, как ее мать плачет от счастья. Потом Астрид оборачивается: ее лицо похоже на кошачью маску, но прохожие продолжают говорить ей комплименты. Он видит, как жених целует ее. Ахселю кажется, что он видит будущее.

 

VII

 

Солнце опустилось низко. Путь занял почти весь день. Вдалеке виднелись берега – серо-зеленые равнины с редкими ерниками раскинулись на много миль. Берег из черного песка был испещрен глубоко вдающимися в сушу заливами, однако ни гор, ни холмов не было видно – лишь купол льда где-то почти за горизонтом и пара темно-зеленых пятен, напоминавших огрызки когда-то произраставшего леса – таким предстал перед путниками Брайивик. В золотых и пурпурных лучах уходящего солнца он казался сказочным.

— Прекрасный вид, не так ли? – Сиф закурила трубку. – Видел бы это Стефан.

— А почему ты его сюда не привезешь? – спросил Синдри.

— Скоро я непременно покажу ему этот вид.

Берег становился все ближе, и чем больше он приближался, тем спокойнее становилось Ахселю на душе.

— Этот остров успокаивает, - продолжила Сиф, - но ему нельзя верить. Его название переводится как «бухта поэзии», однако это лишь обман. Ты можешь

 

 

сделать всего пару шагов, но оказаться на другом берегу. Со мной однажды такое было. И это не шутки.

— Ты не пойдешь с нами? – спросил Сиф Синдри.

— Мне не по душе дух смерти. – Сиф помолчала. – Знаете, мне всегда хотелось узнать, как бы Стефан ругался, умей он говорить. Вы знаете, почему Стефан не может говорить? Он был семинаристом-солнечником. Слышали о таких?

Братья отрицательно покачали головой.

— С его болезнью трудно заниматься какой-то другой деятельностью, тем более если ты сирота. Скорее всего родители отказались от него из-за болезни, хотя сам Стефан ничего об этом не знает. Вы знаете, в то время была война. Солнечников обвиняли в пособничеству ольстерцам, что не удивительно, ведь большинство солнечников – ольстерцы. И Стефан попал под облаву. Ему отрезали язык и привязали к дереву под палящим солнцем. После этого оставаться на Фарерских островах он не мог. Он пытался участвовать в программе натурализации, однако ольстерцам с Фарерских в Ольстер пути не было, и об этом знали все – солнечники априори считались предателями.

— Отвратительно, - сквозь зубы произнес Ахсель.

— Такова жизнь, - лицо Сиф на мгновение изменилось. – Стоит ли жить в мире, в котором тебя могут убить за цвет твоей кожи или за то, что ты молишься солнцу, надеясь на исцеление? Этот мир можно только использовать, и использовать так, как удобно тебе самому и только тебе.

Тем временем судно причаливало к берегу. Перед глазами путешественников проносились обледеневшие болотистые поля и небольшие островки леса. Судно остановилось около чудом уцелевшей густой рощи неподалеку от берега. Лодка была спущена на воду.

— Здесь я видела ее в последний раз. Она вышла из леса. – С этими словами Сиф спустилась в трюм. Вернувшись, она держала в руках винтовку.

— Берегись песцов и волков, - она протянула оружие Ахселю. Ее губы снова растянулись в улыбке. -  Я вернусь вечером, через один день, на это же самое место, где вы оставили лодку.

Сиф проводила мужчин взглядом.

 

VIII

 

Лодка братьев причалила к берегу.

— Делай что хочешь, я отправляюсь в лес, - Ахсель повесил винтовку на спину.

— Возьми меня с собой, брат!

 

— Нет. И не смей мне возражать. Я отправлюсь один, а тебе советую не уходить далеко.

 

Ахсель ступил в лес. Синдри продолжал что-то кричать ему в спину, но тот его не слышал.

С берега роща казалась куда меньше. Она становилась все гуще и переходила в настоящий лес. Чем дальше Ахсель заходил в лес, тем меньше звуков он слышал и запахов ощущал.

Вечер наступил стремительно. Буквально за несколько минут в лесу не осталось ни одного лучика света. Ахсель бродил по, казалось, бесконечному безмолвному пространству цвета самой темой ночи. Лишь огоньки под ногами освещали путь – весь лес был усыпан крохотными кустиками растения, похожего на клевер, а лепестки его блестели, словно россыпь искр, отчего во тьме земля напоминала ночное небо.

Чувство времени покинуло Ахселя. Тот хотел было сделать привал и развести костер, как, стоило ему остановиться, за его спиной раздался шорох. Ахсель пытался присмотреться, но ничего не увидел в ночной тьме.

Ахсель набрал немного хвороста и сумел развести небольшой костер. Даже в юности, отправляясь с отцом в лес, он не видел такой всепоглощающей тьмы. Первобытный, неуправляемый страх будто бы крался по его стопам, будто бы сотни невидимых глаз устремились в спину путника. Казалось, лес дышал страхом, словно воздухом. Чтобы отвлечься от наваждения, Ахсель старался думать о доме и дочери.

«Больше месяца я был в пути. Интересно, что изменилось за это время в Кэркуолле? – думал он. - Наверное, ничего. Там никогда ничего не меняется. Только люди приходят и уходят. А, может, случилось чудо и Астрид здорова? И что это за болезнь? Болезнь ли? Ведь на Фарерских тоже были такие случаи. Говорят, «львов» где-то считают святыми. Но кто же захочет быть с ней, даже если она доживет до зрелости? Разве что циркач заберет ее к себе в труппу. Нет, это не может быть нормой. Никогда. Никогда».

Ахсель подбросил еще хвороста в свой костер.

«Синдри слишком сдружился с этой Сиф. Глупая женщина! Она говорит с ним так, будто хочет взять его на воспитание. Но кому же он нужен? С его повадками ему прямая дорога в мошенники и контрабандисты. Когда отец умер, я стал воспитывать его, учить всему, что знаю, но что ему в итоге пригодилось? Он ничем, ничем не похож на меня! Даже внешность у него черт знает от кого. Он не знает ни одной науки, ни одного ремесла так и не освоил. Одни лишь приключения у него на уме, он в них как рыба в воде. Приключение всей жизни – вот что он говорил тогда, у Бримирсона. Он еще просто не знает

 

ни страха, ни ответственности! А что, если он уйдет? Что, если он, узнав о море и землях, решит навсегда расстаться с родными краями? Это же неправильно! Так нельзя! И поездка эта была ошибкой, ведь это, может, и не болезнь, и стоит

ли это жизни человека, даже такого одичавшего и неприкаянного, как эта шаманка? И стоит ли это моей жизни, если вдруг что-то пойдет не так? Все уже идет не так, с самого начала, и «как надо» быть не могло изначально».

С каждой минутой становилось все холоднее. Ахсель не заметил, как сознание покинуло его и он провалился в холодный, влажный сон.

 

IX

 

Ахсель проснулся на земле. От холода стучали зубы. Костер, который он разжигал, уже давно погас, а ноги вмерзли в болотистую землю. Он не понимал, сколько он спал и какое сейчас время суток.

Ахсель хотел пошевелиться, как почувствовал что-то теплое, что касалось его уха. Ахселя сковал ужас: кажется, это был старый, голодный волк, который, вероятно, преследовал его все это время, и сейчас он дышал мужчине в ухо. Ахсель не смел двинуться с места. Волк, видимо, счел Ахселя легкой добычей, изголодавшей и ослабшей жертвой, он из последних сил кусал шею мужчины, пытаясь прогрызть толстый слой одежды.

Ахсель резким движением попытался оттолкнуть волка, но тот лишь сильнее впивался в шею. Голодный, замерзший, уставший мужчина, который, как ему казалось, вечность бродит по Богом забытому лесу, не мог сделать ничего, кроме как попытаться встать на ноги и взяться за винтовку. Резким движением Ахсель повалил волка в истлевшие, но сохранившие жар угли. Тот заскулил, но лишь на немного ослабил хватку, однако этого было достаточно. Ахсель вырвался из цепких клыков, схватил винтовку и попытался выстрелить в хищника. Раньше ему не приходилось стрелять, и пока тот возился с устройством орудия и прицеливался, волк сумел скрыться в непроглядном лесу. Ахселю ничего не оставалось, кроме как стрелять наугад, дабы хотя бы напугать зверя.

Внезапно за чередой выстрелов последовала еще одна череда выстрелов, не принадлежавшая мужчине. Ахсель прижался к земле, в ужасе пытаясь понять, кто бы мог в него стрелять, но понимал, что не находит этому объяснения. Гул выстрелов быстро растворился в тишине.

Проведя бесплодный день и бессонную ночь, Ахсель продолжал бродить по лесу, который, казалось, не кончался. В какой-то момент он пытался оставлять следы в виде поломанных веток и зарубок на деревьях, но это оказалось столь же бесполезно, как просить дневного света у луны, да и той не

 

было видно за толстым слоем черных облаков. Ахсель пытался  сориентироваться по солнцу, но сколько бы он не ждал восхода, тот не приходил. Ахсель чувствовал, что волк все еще преследует его по запаху крови.

Потеряв надежду, Ахсель сел на упавшее дерево.

«Господь, молю тебя, заклинаю, прости мою глупость и невежество, по вине которых я на все это согласился, - молил Ахсель. - Астрид, любимая Мэл, Синдри, простите мне мою глупость и мое поражение. Не знаю, болезнь это или нет, чудо или наказание, но ведь не это делает любимых нелюбимыми! Ведь главное, чтобы человек был счастлив, и ведь счастье возможно всегда, в любой ситуации счастье возможно, даже если, по мнению других, счастье невозможно. Бедный Синдри, уплыл ли ты вместе с Сиф обратно на остров? Надеюсь, что да. Господи, заклинаю, дай им всем счастья, счастья такого, какого они себе пожелают. Я всегда верил в себя, но сейчас я потерял веру. Господи, пощади! Прошу, выведи меня отсюда!»

Произнеся про себя последнюю фразу, Ахсель уловил еле ощутимый запах гнилого дерева. Он появился столь внезапно, что показался чудом. Ахсель встал, пытался осмотреться, и, проделав пару шагов, увидел еле сияющий солнечный диск. Внезапно деревья стали расступаться. Сделав еще пару десятков шагов, Ахсель оказался на черном песке. Всего в нескольких десятках метров от него плескалось море. Около лодки, как ни в чем не бывало, сидел Синдри  и уплетал копченую лососину. Его рыжие волосы переливались в свете садящегося солнца. Увидав брата, Ахсель не поверил своим глазам.

— Ахсель! – вскрикнул Синдри, направляясь навстречу брату. – Что с тобой стряслось?

— Не иди сюда! – кричал ему Ахсель.

— Ахсель! – Синдри подбежал к брату. – Что с тобой было? Ты ее видел?

— Нет! Почему ты не уплыл с Сиф? Идиот! Ты должен был! Идиот!

— О чем ты? Прошло всего два дня! Ахсель, я видел ее! Видел шаманку!

— Что ты пожелал?

— Ничего.

— Не ври мне!

— Я пожелал просто ее увидеть, и она пришла. Я ел лососину, и она пришла. Я не знаю, чего еще я желал.

— Не может быть…

— Я шел по окраине леса, выискивая старое поселение. Ахсель, я видел развалившиеся избы и церковь! Так вот, уже темнело, и я сел на привал, как вдруг в лесу я увидел столб белого света, плывущий в воздухе. Он то появлялся, то исчезал. Я присмотрелся и увидел рядом с ним крохотный

 

 

черный силуэт человека, который издали был похож на мотылька. Потом черный человек-мотылек стал приближаться. Перед ним шел столб света. Я понял, что мотылек вовсе не мотылек и не бабочка. Это была маленькая женщина, не то ребенок, не то старушка, чуть выше нашей старухи Хедвиг. Она  была покрыта шерстью, а по ее лицу будто ползали змеи. И лишь потом я понял, что это вовсе не змеи, а узоры, похожие на много-много цепочек из колец. Они плыли по ее лицу и рукам. Она остановилась на границе между опушкой и поляной. Она говорила со мной, Ахсель! А за ее спиной стоял длинный, метра четыре в высоту, белый силуэт, которого она называла Наставником. Она говорила мне об острове и о том, что она была последней, кто здесь родился, что ее родители заключили последний на острове брак, и что живет она здесь уже очень давно, и что люди никогда не будут здесь жить снова, и что знает она все это от земли и узнает здесь и сейчас. Она говорила мне о мире и числах, а еще она показала на море и сказала, что там я найду свою судьбу. Она сказала, что она не вечна, а еще, что она не одна.

Ахсель смотрел на Синдри неотрывным взглядом. Казалось, смысл слов Синдри растворялся в воздухе, не доходя до ушей.

— Ты меня слышишь, Ахсель?

— Я не понимаю… Почему ты?

— Я могу лишь предполагать. Давай об этом позже. Сейчас тебе надо восстановить силы и обработать рану.

Братья сели на берег. Увидев еду, Ахсель понял, что за все это время он не съел ни крошки. С огромным аппетитом он уплетал все, что было взято с собой. Копченая лососина еще никогда не казалась ему такой вкусной, а вода - сладкой.

 Вскоре начала надвигаться ночь.

«А вдруг она не приплывет?» – спрашивал себя Ахсель.

Изредка по морю проплывали ледяные острова. Видимо, они приплывали откуда-то издалека. По черному песку пробегали птицы, клевавшие мелких морских созданий, выброшенных на берег.

Из-за горизонта появилось судно. Оно приблизилось к берегу, остановилось, и громкий женский голос прокричал:

— Скорее на борт! Тут полно льда!

Мужчины сели на лодку и направились к судну.

Поднявшись на борт, Сиф протянула мужчинам чашки с отваром:

— Это снимает усталость.

Мужчины отпили кислое снадобье.

— Ахсель, ты видел ее?

Ахсель молчал.

 

— Ты видел ее, Ахсель? – Сиф повторила вопрос.

— Нет.

— Лицо Сиф потеряло былое дружелюбие.

— Ты врешь мне.

— Клянусь братом, я не видел ее! Лишь бесконечный лес, по которому бродил черт знает сколько дней или недель. А Синдри… Синдри ждал меня около берега.

Сиф перевела взгляд на Синдри:

— Где ты был все это время, Синдри?

Синдри глянул на брата.

— Я был недалеко от побережья. В лес я не заходил.

— Ты, правда, все это время не заходил в лес?

— Клянусь, это правда.

— Сиф, прости, но она так и не появилась передо мной, - Ахсель пытался выразить сожаление. Сиф поджала губы. Ее лицо стало значительно старше.

— Я вам верю. Эта настойка не дает соврать. По крайней мере, так говорят. Ну, что же, вы наверняка хотите отдохнуть. Синдри, помоги брату, отнеси его рюкзак вниз.

Не успел Ахсель что-то сказать, как Синдри схватил рюкзаки и побежал в трюм. Ахсель ступил за братом, но Сиф положила руку на его плече и прошептала на ухо:

— Знай, Ахсель, ты его потеряешь, – ее голос напоминал шипение змеи. По спине Ахселя пробежал мороз. – Отдыхай, дорога будет опасной, - Сиф направилась к штурвалу. Резким движением она закрыла за собой дверь.

 

X

 

— Путешествие всей жизни, не так ли? – глаза Синдри горели от восторга. – Уже утром мы будем на маяке. Правда, здорово?

— Не знаю, - Ахсель перебирал вещи и отвечал, не поднимая глаз.

— А потом мы отправимся на Фарерские! Нам про них уже столько рассказывали! Наверняка Бримирсон расскажет еще больше. Разве тебе не интересно, Ахсель?

Ахсель молчал.

— Ахсель? – переспросил Синдри.

— Не доверяй ей, - голос Ахселя приобрел командный тон.

— Ты о чем?

— Опасайся этой старухи.

— Но почему?

 

— Ты еще глупый, ты не знаешь ее.

— А ты ее знаешь?

— Я знаю жизнь.

— Ты не знаешь такой жизни.

Ахсель не стал спорить с братом. Он знал, что Синдри все равно его не услышит. На тело Ахселя вновь накатила усталость. Он лег на настил и повернулся к стене. Легкая боль пульсировала в шее, но это совсем не беспокоило мужчину.

«Каждому свое», - подумал он и провалился в сон.

 

XI

 

Летние лучи солнца падали на персиковую ткань. Казалось, платье Астрид светилось изнутри. Прохожие, шедшие по главной улице, останавливались, чтобы поглядеть на первую девушку-льва, выходящую замуж. Далеко не всем это было по духу, но каждый желал сказать невесте доброе слово: полагали, что это дает удачу.

Ее жених был старым другом Синдри, приплывшим в Керкуолл на рыболовецком судне «Брайивик» шесть лет назад. Самого же Синдри в Керкуолле видели редко с тех пор, как он отправился с братом в путь, а вернулся лишь через три года, уплыв ранним утром с пираткой, пока брат спал. Ту пиратку никто не видел, однако все знали, что она дала Синдри единственное ремесло из ему доступных – ремесло выживания в тех условиях, в которых другие выжить неспособны.

«Как это возможно? - думали местные зеваки, смотря на невесту. – Не может быть, чтобы она дожила до восемнадцати, да еще и нашла жениха! Не может быть, чтобы «львы» стали равны людям!».

Жених поцеловал невесту.

Ахсель проснулся. Его толкала женская рука.

— Ахсель, просыпайся. Сегодня у нашей дочери событие всей жизни!

Ахсель подумал, что все еще спит.


К списку номеров журнала «ГРАФИТ» | К содержанию номера