Владимир Алейников

Дальнозоркие сны. Стихотворения

* * *


 

Лишь глоток – лишь воздуха глоток,

Да от ласки влажный локоток,

Да пора – царица полумира

Под звездой в надменной высоте

Тянет руки в бедной наготе

К двойнику античного кумира.

 

На лице – смирения печать,

Чтоб судьбу смелей обозначать, –

Подобрать бы камни к фероньеркам! –

С виноградом вместе зреет гром,

Чтобы дождь, поставленный ребром,

Удивил павлиньим фейерверком.

 

На ресницах – мраморная пыль,

Колосится высохший ковыль,

Да венком сплетается полынным

Эта степь, истекшая не зря

Горьковатым соком сентября,

С шепотком акаций по долинам.

 

Не найти заветного кольца,

Не поймать залётного птенца –

Улетит с другими он далёко, –

В розоватой раковине дня

Слышен гул подземного огня,

Ропот слеп, как гипсовое око.

 

Станут нити в иглы продевать,

Чтоб лоскутья времени сшивать,

Изумлять виденьем карнавала,

Где от масок тесно и пестро

И пристрастья лезвие остро,

А участья как и не бывало.

 

Полно вам печалиться о ней,

Круговой невнятице теней, –

Не объять причины увяданья –

И в тиши, растущей за стеной,

Дорогою куплено ценой

Отрешенье – символ оправданья.

 

 

* * *

 

Бледнеют в доме зеркала

И открываются провалы,

Куда луна бы завела, –

Ты скажешь: «Чаша миновала!»

 

Как фосфор в пепельном окне,

Струится свет привадой сладкой, –

Ты скажешь: «В дальней стороне

Охапку писем жгут украдкой».

 

Заворожённые часы

Бегут над бездною рысцою –

И слух ложится на весы

Цветочной сахарной пыльцою.

 

Сквозь сон мерещится родник,

Стволов поящий изобилье, –

И мрачен мраморный ночник –

Сова, расправившая крылья.

 

И тополь не вполне здоров,

Хоть это кажется причудой,

И двор заставлен до краёв

Луны фарфоровой посудой.

 

Горшечник встал из-под земли –

И, притяжением разбужен,

Осознаёт, что там, вдали,

Он тоже вымышлен и нужен.

 

Вращайся всласть, гончарный круг,

Рождай тела созданий полых,

Пока добраться недосуг

Туда, где вербы дремлют в сёлах,

 

Туда, где слишком нелегко

Сдержать стенания сомнамбул

О мире, ждущем высоко, –

О том, где ты едва ли сам был.

 

* * *

 

Если можешь, хоть это не тронь –

Не тревога ли в душу запала? –

И зажёгся в окошке огонь,

И вихры тишина растрепала.

 

Сколько хочешь, об этом молчи,

Не твоё ли молчание – злато?

В сердцевине горящей свечи

Всё увидишь, что издавна свято.

 

Всё найдёшь в этом сгустке тепла,

В этой капле томленья и жара –

Напряженье живого крыла

И предчувствие Божьего дара.

 

Всё присутствует в этом огне,

Что напутствует в хаосе смуты –

Потому-то и радостно мне,

Хоть и горестно мне почему-то.

 

Всё, что истинно, в нём проросло,

Всё, что подлинно, в нём укрепилось,

Опираясь на речь и число,

Полагаясь на Божию милость.

 

Потому он в себе и несёт

Всё, что в песнях продлится чудесных,

Всё, что сызнова душу спасёт

Во пределах земных и небесных.

 

* * *

 

Где в хмельном отрешении пристальны

Дальнозоркие сны,

Что служить возвышению призваны

Близорукой весны,

В обнищанье дождя бесприютного,

В искушенье пустом

Обещаньями времени смутного,

В темноте за мостом,

В предвкушении мига заветного,

В коем – радость и весть,

И петушьего крика победного –

Только странность и есть.

 

С фистулою пичужьею, с присвистом,

С хрипотцой у иных,

С остроклювым взъерошенным диспутом

Из гнездовий сплошных,

С перекличкою чуткою, цепкою,

Где никто не молчит,

С круговою порукою крепкою,

Что растёт и звучит,

С отворённою кем-нибудь рамою,

С невозвратностью лет

Начинается главное самое –

Пробуждается свет.

 

Утешенья мне нынче дождаться бы

От кого-нибудь вдруг,

С кем-то сызнова мне повидаться бы,

Оглядеться вокруг,

Приподняться бы, что ли, да ринуться

В невозвратность и высь,

Встрепенуться и с места бы вскинуться

Сквозь авось да кабысь,

Настоять на своём, насобачиться

Обходиться без слёз,

Но душа моя что-то артачится –

Не к земле ль я прирос?

 

Поросло моё прошлое, братие,

Забытьём да быльём,

И на битву не выведу рати я

Со зверьём да жульём,

Но укроюсь и всё-таки выстою

В глухомани степной,

Словно предки с их верою чистою,

Вместе с речью родной,

Сберегу я родство своё кровное

С тем, что здесь и везде,

С правотою любви безусловною –

При свече и звезде.

 

* * *

 

Откуда бы музыке взяться опять?

Оттуда, откуда всегда

Внезапно умеет она возникать –

Не часто, а так, иногда.

 

Откуда бы ей нисходить, объясни?

Не надо, я знаю и так

На рейде разбухшие эти огни

И якоря двойственный знак.

 

И кто мне подскажет, откуда плывёт,

Неся паруса на весу,

В сиянье и мраке оркестр или флот,

Прощальную славя красу?

 

Не надо подсказок, – я слишком знаком

С таким, что другим не дано, –

И снова с её колдовским языком

И речь, и судьба заодно.

 

Мы спаяны с нею – и вот на плаву,

Меж почвой и сферой небес,

Я воздух вдыхаю, которым живу,

В котором пока не исчез.

 

Я ветер глотаю, пропахший тоской,

И взор устремляю к луне, –

И все корабли из пучины морской

Поднимутся разом ко мне.

 

И все, кто воскресли в солёной тиши

И вышли наверх из кают,

Стоят и во имя бессмертной души

Безмолвную песню поют.

 

И песня растёт и врывается в грудь,

Значенья и смысла полна, –

И вот раскрывается давняя суть

Звучанья на все времена.

 

* * *

 

Размышляя о слове своём,

Поднимаем усталые взоры мы –

И глядим за оконный проём,

В наслоенья за шторами

Пестроты, а потом – желтизны,

А потом – оголённости,

Что кругом, как нарочно, видны

При любой отдалённости.

 

Там холмов и хребтов на ветру

Виноватая складчина,

Там беспечность вступает в игру,

Да и всякая всячина,

С неизбежностью воли морской

И степной безымянностью,

Чтобы вдруг завершилось тоской

То, что кажется странностью.

 

Сторониться ли нынче хандры

Или сызнова броситься

В эту мглу, что слепа до поры? –

Только с каждого спросится,

Если выбор щедрот неширок

И сильны убеждения

В том, что нет у незримых дорог

Полосы отчуждения.

К списку номеров журнала «МЕНЕСТРЕЛЬ» | К содержанию номера