Будка Люмьера

* * *

Тело подходит к воде – словно отец с поученьем,

но отражения нет – впрочем, нет и мученья.

 

Что там за телом горит? Что говорит, как сухара,

с той и другой стороны этой воды, что есть жало

 

или холодный ответ для заходящего в воды

тела, которое снег, память, охапки дыханья,

 

хвороста тронутый шум, дыма гляделки и прятки,

гумос для ангельских труб, что вырастают вкруг лесом,

 

гимнами, прялкой пустой, паром февральским, паромом

что стрекозою густой его провожает до дома.

 

Освобождаясь, когда кончено всяко ученье,

тело подходит к воде, себя ощущая, как жженье.

 

БЕГСТВО

 

Бегство твоё было похоже на яблоко, что скатилось

по ступеням росы, что рассыпали ромалы в сене –

 

оставалось идти там, где дыхание билось белой мошкой

над дугой человека парящею как молоко над крынкой –

 

запотело молчанье твоё – всё достижимо,

всё приходит, встаёт как колокол медный над головою,

 

качает шарик окна, как младенца птица,

кушает отсутствие наше напополам с половою.

 

там, где ты рай нащупываешь - как русло

наметив себе, голавль сбывается льдом с рекою,

 

отражение подсекает тебя, как рыбак отраженье

своё, и лицо его ловит воды последний глоток.

 

Дальше – жажда, глухое жженье, ожог кислорода,

что ест его изнутри, как яблоко воды воду,

 

человек каждое своё движение, рыбак рыбу,

пойманную собою.

 

* * *

Представь, что остров -  это воды,

побег от выдоха её,

стоящий в маятнике леса,

где стоишь только одного

воспоминания и звона,

сгущаемого в голубей,

летящих, как водовороты

сквозь лес, горящих в них людей.

Никто из нас – непредставимый –

стоит, как ключик от часов,

что крутят голос, словно остров

как небо или остриё.

 

Будка Люмьера

песня кита

 

-1-

И ты в числе безымянном

живёшь, как в люмьеровской будке,

где слова орех, в камень вросший,

размотан на стены и сутки

 

припавшего, будто ребёнок,

совсем безымянного света,

в чьей мгле сотворенья лежишь ты,

а речью ещё не одета.

 

Не прах и не прочерк – светильник

в механике глаза беспечной –

ты видишь, как слово и имя

тебя начинают с предплечий,

 

и свет поднимается выше

природы своей непонятной,

над угольной крошкой и глыбой,

где спят слепота и котята.

 

Но ты ли разлом мой, Иона,

что тело моё из деталей

как мир, соберёт и не дрогнет,

как будка в сеанса начале?

 

-2-

В ките из кожи, снега и любви –

лежит прозрачный камень-лабиринт

чтоб говорить то свистом, то по Брайлю,

немую речь используя, как бинт.

 

Кит – это лунка, испытанье эха

от камня, что проглочен будто тьма –

так расширяется до голоса монетка,

когда достигнет своей жизни дна

 

так свет продет был сквозь его дыханье,

как человек чрез голоса свои,

и выдохнул вокруг себя пространство,

чтобы внутри его теперь поплыть.

 

Он нам отсюда камень вдруг напомнит,

и осветит круги, как лабиринт

внутри его иссиня-белой кожи,

что, как вода, намотана на винт. 

 

-3-

Изображения размытое пятно,

что созревает там, где колос пасти

становится то облаком, а то

разрывом на воде и неба счастьем.

 

Кто плавает над облаком? кто там

стучит – как в жабры – в чаек барабаны?

Чей ты, челнок, вспугнувший воды, как

тот человек, что стал своим экраном.

 

Чьё жало раскрывается тобой

и вырастает в жалости к утробе

окаменевшей рыбы, где прибой

тьме говорит: пожалуйста, не трогай

 

кинопроектор, зверя, пустоту

в которую размотаны, как сети,

все эти смыслы, что держал во рту,

как смерть свою, которой не заметил.

 

КРУГИ

 

Когда колодцем станешь ты

и будешь так легко

внутри себя на всё смотреть –

на то, что далеко

 

по-птичьи с небом говорит

или горит внутри –

покажется, что это ты

в дыханья чудо вшит,

 

как ампулка в густой реке

и лодка на волне

земли, свернувшейся в руке,

как миновавший гнев –

 

гемоглобин твоей любви,

что развернулся в кровь

и – словно голубь – в ней летит

по кругу – вновь и вновь,

 

и плещется его вода –

жива пока мертва,

и строит города свои

из всплеска и песка.

 

Возьмёшь себя в свою ладонь,

как жажду, где спит дождь,

и – будто от весла круги –

ты по себе пойдёшь.

 

 

* * *

Пред ним здесь каждый одинок –

сиротский воротник

подняв. По воздуху плывёт,

как сон, его плавник,

 

его дыхание, его

дрожащий поплавок,

и чайка что поднимет ввысь

то небо, что легко

 

в своих разрывах, и в пальто

похожем на меня –

стоящего, как соловей

на животе огня,

 

в котором, скоро замолчав,

откину шкуру я –

теперь совсем не одинок,

как капелька дождя.

 

* * *

Синий порох снега, торопясь,

плавится в ладони – словно в выстрел –

пузырится жёлтоглазый язь

воздуха февральского и в быстрый

 

отблеск человека на лице –

будто след на порохе синицы

остаётся речью вдалеке,

если человек уже весь вышел

 

в выдох свой, и в синем, там, лежит,

спит и видит: порох, разгораясь,

указует птицу на реке,

там, где псиной речи не осталось.

 

* * * 

Дирижёрский камешек подводный ,

отплывающий от берега и сна,

где и он, когда-то невесомый,

двери ищет выдоха и дна,

 

набирает полной грудью стаи –

за водой плывущих – облаков,

он теперь, как музыка, латает

приближенье полых берегов,

 

распознав дыхание, как жженье,

камешек – как будто тот ожог –

достигает – видишь? – удлиняясь,

сна, в котором спит его полёт.

 

Он теперь совсем не погремушка,

не игрушка у воды и так

дирижирует, плывя – как будто щепка

у щенка из музыки в руках.

 

* * *

Так снег здесь переходит небо,

ступеньками там становясь,

где перевёрнутые воды

растут сквозь грязь

мою, густую и родную,

что стала кожей, речью и

лицом, что левою рукою

я отмываю до крови,

до этих вод, до плеска рыбы,

что поймана на смерти страх,

до слов, которым я поверю,

смолкая в прах.

Так нас ведут поодиночке

за снегом бубенцы из мглы

и протыкают света точки

зрачки зимы,

и кровь течёт по целлофану

когда-то бывшего лица,

и снег идёт навстречу снегу,

в лицо дыша.

 

СЛЕДЫ

 

Возлюби Господа, как будто он – человек:

утром встаёт с тобою – тебя из под век

рассматривает так, как будто воскрес он, и в первый раз

ощупывает мир, как одного из нас,

будто Господь твой – это юла. А ещё точней –

остаток её спирали, пружинка в часах, кукушонок в окне,

звук этот всегалдящий, молчание, темнота,

остающаяся после тебя, как окно, пустота,

место молитвы, стоящее на словах, циркуль из взгляда,

очеркивающего тебя, повторяющее тебя почти наизусть,

из тебя вырастающее в свой рай, как из почвы куст,

из куста – огонь, из огня – вода, из воды –

жажда второго, то есть воды следы.

 

Ознакомиться с пдф-версией номера вы можете по ссылке:

http://promegalit.ru/modules/magazines/download.php?file=1501441081.pdf