Под знаком небесного узора. Роман. Продолжение

Начало в №№ 1 – 3

Глава 7

Империя разваливалась с нарастающей быстротой. Казалось, божественное землетрясение нарушает спокойный ход  дел в прочном государстве. Конечно, эти перемены не были заметны на первый взгляд. Разрушения словно наносились природными, эволюционными силами: то есть были столь же сильны, основательны и без видимых наружных повреждений. Космический порядок вещей таков, что – если звезды и планеты, по велению Верховного владыки, разлетаются в продолжение десяти миллиардов лет, - то происходит это неизбежно, однако не слишком заметно. Верховный владыка, радеющий о своих подданных, не желает устрашать истинной картиной маленьких жителей сверкающей обреченной планеты. Он понимает, что всё так или иначе свершится в назначенный час, и не торопится приоткрыть занавес над космической бездной. Так же точно происходило в великой Империи. Она натурально рушилась – но при этом как будто все стояло на своих местах. Хотя и ежеминутно содрогалось от взрывов, крушений, аварий, смертоубийства на почве личной, политической, национальной или вовсе немотивированной ненависти. Самым прочным в империи был каменный мавзолей, в котором ворочался нетерпеливый мертвец. Содержащийся под строгой охраной (и опекаемый маленькой Хрустальной феей), он не мог покинуть своего жилища. Однако нетерпение его было так велико, что некоторые звуки уже доносились до ушей жителей гибнущей империи. Эти звуки неслись словно из-под земли, и люди, будучи не в состоянии объяснить чудесное явление, делали вид, что не слышат этих подземных движений. Это было разумным выбором, потому что – если признать, что под землей действуют какие-то силы, - придется согласиться, что такие силы существуют и в надземном, то есть в небесном мире. Жители же Империи в основном отрицали присутствие таких сил, слишком усложняющих привычное ежедневное существование. Они решительно не замечали, что каждый вечер на них устремлены печальные глаза небесного владыки, и слабый зеленоватый свет, разливающийся над кромкой вечерних облаков, - не что иное, как взор небесного повелителя.

Ранняя весна застала ученого студента над книгой. Он рассеянно скользил взглядом по сверкающему экрану и в настоящую минуту с интересом читал о проделках волшебной обезьяны, которая умело прикидывалась мудрецом, равным небу. Свой старенький ноутбук студент установил на коленях, а сам сидел в единственном кресле, задвинутом в угол, и мог одновременно видеть лишенное занавесок темное окно, в котором горела весенняя луна, и яркий экран. Студенту хотелось отвернуться от книги и приняться за сочинение стихов; но книга была забавной и поучительной, мудрец-обезьяна совершал череду невообразимых нелепостей, но каждая выходка сходила ему с рук. По-видимому, древний автор вложил в действия и поступки героя определенную философию; студент с некоторой завистью сознавал, что перед ним не просто развлекательное чтиво, а ловко скроенная Вселенная, изваянная умелой и бестрепетной рукой. Итак, он намеревался отдохнуть от чтения (чтобы, возможно, растянуть удовольствие) и приняться за стихи. Но стихи не желали складываться, и мысли студента, отодвинувшего ноутбук, побежали в разные стороны, как проворные мыши. «Как они не видят, - думал он с улыбкой, - не видят, не замечают? Даже и на экране видно: в Парламенте полно лисиц, а они ведут свои заседания, как ни в чем не бывало!». Надо отметить, что лисицы вовсе не померещились студенту, хотя он уже осушил несколько чашек темного вина, и фонарь на темной улице вдруг поменял цвет: из желтого сделался зеленым, как драгоценный елочный шар. Лисы, действительно, оккупировали здание Парламента, расположенное на одной из центральных улиц столицы. Плутовок не смущали шум и огни реклам, звуки машин, несущихся навстречу неминуемой гибели. Лисицы умели ловко прикинуться кем угодно: хоть мужчиной, хоть женщиной, хоть урной для голосования либо даже плоской страничкой из книги законоуложений. Это давало им возможность ускользать от вмешательства властей, нетерпимых к присутствию посторонних в своих пределах. Но лисы не чувствовали себя посторонними, они разгуливали по Парламенту и устраивались со всеми удобствами, распушив драгоценные хвосты. Некоторые лисицы блистали отменной красотой, другие обзаводились такими харями, что и демон бы отшатнулся. Лисы были и шутниками: они путали вино и воду, стулья, обитые темно-красным бархатом, меняли на мраморные рундуки, и тогда парламентские зады начинали мерзнуть, а парламентарии ворочались и кряхтели, точно страдали запором. Некоторым парламентариям лисицы смеха ради принимались нашептывать на ухо: «Ты – сын Неба и царь!». Представляете, что начинало твориться с таким человеком? Он раздувался, его физиономия достигала размеров чайника и светилась нестерпимым блеском. Соседи в недоумении созерцали эти корчи, а виноваты были лукавые лисицы. Придумывали, чтобы не скучать, всевозможные проделки. В постели плутовки тоже отличались: залезали к почтенным парламентариям под одеяло и нашептывали в ухо всякую чепуху, так что те воображали себя сильными мужами, способными поразить постельными подвигами даже знаменитую кинозвезду, которая теперь уже давно умерла, утратив красоту и прелесть; но запутавшиеся, благодаря лисицам, мужчины, воображали, что именно эта кинозвезда делит с ними любовное ложе.

Фонарь бросал зеленые и золотые искры в скромное жилище студента. Вино закончилось, но поучительная книга восполняла отсутствие вина и угощений. Студент рассеянно скользил взглядом по странице, сам же с симпатией думал о лисицах. По мнению студента, они были красивы и умны; сеяли тут и там многочисленные миражи, не давая погрузиться в убожество реальной жизни. Их пышные драгоценные хвосты, скользнув по простой каменной лестнице, превращали грубый камень – в мрамор; а коснувшись порога убого жилища, устраивали так, что тусклая комната становилась сверкающим огнями залом.

Пока студент предавался мечтательности, за его окном послышался странный звук. Точно маленькие ножки перебегали по мелкому гравию и вдруг замерли как раз перед низким окном. Быстро встал, приблизился к окну – и что ж? в мутных сумерках весенней ночи, вся дрожа, перед окном стояла юная дева в накидке цвета перьев зимородка. Волосы, заметил студент, высоко подняты и сколоты черепаховым гребнем. Дева молча стояла, приблизив сверкающее прекрасное лицо к стеклу. Студент торопливо поманил ее рукой и бросился отворять двери. Через минуту красавица уже стояла в комнате и робко оглядывала скромное жилище. Студент заметил, что она прекрасна, как бессмертная фея, при этом молода и смешлива. В черных глазах так и плясали огонечки яркого смеха. Помолчали, потом красавица спросила:

— Магистр, что это вы так глубоко задумчив стали?

Студент преодолел робость, поклонился и решительно взял руки таинственной девицы в свои руки.

— Благодарю вас за то, что снизошли к моему убожеству, – проговорил он, стараясь произвести на гостью благоприятное впечатление. Но она лишь звонко рассмеялась, так и рассыпая хрустальные колокольчики смеха по темной комнате.

— Позвольте мне угостить вас, – осмелев, промолвил студент. Но тут же со стыдом припомнил, что вино кончилось, а из всего угощения в доме имеется только твердый пряник.

Однако девица будто угадала мысли студента и велела ему не беспокоиться.

— У моего господина, – ласково молвила она, – будет столько угощений и вин, сколько ему потребуется.

На эти слова студент, как говорится, сделал большие глаза и вытер салфеткой мокрый лоб. Красавица же, недолго думая, неслышной походкой скользнула в кухню и принесла оттуда зеленоватую бутыль, полную вина, и корзину, доверху набитую разнообразной снедью. Студент только дух перевел и уныло свесил голову. Понял, что в его доме хозяйничает не обычная гостья, которую можно без разговоров утянуть на шаткое ложе.

«Такой красавице – которая, конечно же, не простая дева, а небесная фея – требуется ложе, покрытое тончайшим шелком и парчой, а не мой скудный лежак», – думал опечаленный студент.

Сели, однако, к столу и отдали должное изысканным яствам. Девица охотно пила вино, не отставая от студента, а потом удалилась в уборную. Вернувшись, спросила, где таз для умывания; студент молча указал на дверь в ванную комнату, и девица опять исчезла. Через короткое время неизвестная красавица откинула покрывало на постели студента и пригласила его последовать за собой на скрипучее ложе. Радостный, студент подступил к красавице, и оба немедленно слились в жарком любовном объятии. Утром девушка, накрывая на стол, сказала студенту:

— Уж не знаю, как ваша милость отнесется ко мне, но я лисица, хотя и живу неподалеку от вас, на соседней улице Плеханова.

Студент отупело слушал подругу и не нашел ничего лучше, как спросить:

— Разве на улице Плеханова водятся лисы?

— Они везде водятся, – объяснила девушка. – Мы, видишь ли, живем там, где нам нравится. Еще ваш город не был построен, а лисицы шныряли по будущим улицам и площадям с такой прытью, что никакой «мерседес» не мог бы угнаться за нами! (это лисица проговорила с особенной гордостью).

Вконец растерянный, студент слушал объяснения незнакомки.

— Я вижу, вас смущает мое признание, – молвила девушка. – Не пугайтесь, я не навязчивая лиса. Не из тех бесстыдниц, что лезут в постель к мужчине, не дожидаясь приглашения. Если ваш ученый ум пугает мое происхождение, я исчезну незаметно и больше никогда не потревожу ваш покой.

Студент был тронут вежливой речью и достоинством, с каким лисица принесла свои извинения. Да и щемило в груди от чувства, что вот сейчас красавица ускользнет и никогда вновь не посетит его скромного жилища, не разделит с ним любовные игры на ложе…

— Зачем вам уходить? – глухо выговорил студент. – Оставайтесь. Я, правда, не охоч для общения, больше сижу, уткнувшись в книгу, да предаюсь иным ученым занятиям. Не соскучиться бы вам.

— Пусть магистр не тревожится. Мы, лисы, не умеем скучать. Наши головы устроены таким образом, будто в каждой самой крохотной головке сидит ноутбук, подобный вашему – только, разумеется, поменьше; нам открыты все существующие картины мироздания (почти как в яндексе или в гугле); и даже молча сидя перед горящей печкой, мы можем наслаждаться видами далекой горной деревни, откуда была родом самая первая Лиса.

— Что за деревня? – рассеянно спросил студент, хотя думал о другом.

— Деревня за так называемым Зеленым Леском. В стародавние времена там распоряжались грабители, их называли люди Зеленого Леска. До того обнаглели, что творили разбой прямо среди белого дня, так что Лиса, проживающая в волшебной норе в самой глухой чаще Зеленого Леска, в конце концов рассердилась и пригрозила разбойникам, что, если они не уймутся, она наводнит лес лисьим племенем – да таким проворным и шустрым, что никаким разбойникам не сравниться. Сказала и сделала: скоро люди стали замечать, что тут и там по лесным тропинкам шныряют проворные лисы в золотых и серебряных шубах. Лиса наделила своих дочек и сыновей волшебным умением менять обличье; так что разбойникам пришлось несладко. То перед ними станет грозный тигр, то – великан с головой, уходящей в облака, а то и отряд стражников.

— Скажите-ка, – заметил студент, – какие благородные создания! А я-то думал, что лисы сами плутовки.

— Так оно и есть. Но плутовками нас сделало людское непонимание и глупая молва. При виде наших волшебных драгоценных хвостов, которыми мы наводим морок, недалекие люди прячутся в свои жилища и призывают на помощь полицию. В то время как от нас вреда куда меньше, чем от бенгальских огней.

— Да разве бенгальские огни приносят вред?

— Конечно, приносят, – фыркнула лиса. – В руках дурака бенгальский огонь может спалить Кремль заодно с Кремлевской стеной (красота которой, по моему мнению, соперничает с некоторыми участками Великой Китайской Стены).

Помолчали.

Студент, собравшись с духом, выговорил:

— Милая дева. Кто бы ты ни была, я готов делить с тобой кров. Я уже немало привязался к тебе…

— За одну-то ночь? – вставила лисица лукаво.

— … и нипочем не желаю расставаться, – докончил студент.

— Благодарю за любезное приглашение, – вежливо отвечала дева. – Но, в таком случае, нам следует узнать друг друга получше, чтобы, как говорится, не получить на завтрак сапог вместо персика.

Ученый студент молча наклонил голову, в знак согласия.

Глава 8

Придворные историки взяли след. Им хотелось во что бы то ни стало выполнить распоряжение Премьер-министра и сыскать таких именно предков, которые соответствовали бы рангу их господина. Они не намеревались выуживать ложные сведения и придумывать Премьеру несуществующих предков. Наоборот, искренно верили, что, если хорошенько поискать, можно безо всякого очковтирательства найти то, что нужно. Но, на свою беду, настолько углубились в темную историческую пучину, что уткнулись прямо в начало времен, где свет и тьма еще не разошлись по разные стороны мироздания, а бурлили в одной кипящей кастрюле.  В конце концов, показались первые плоды поисков. Придворные следопыты установили, что господин Премьер-министр происходит по прямой линии от стрелка Ы, который, как хорошо известно, с помощью красного лука и белой стрелы обуздал Солнце, и вдобавок обуздал свирепого зверя  яюй, видом подобного быку.

— Зачем? – спросил Премьер-министр, вскипая, – ему понадобилось обуздать солнце? В чем смысл?

Историки замешкались с ответом. О смысле они подумать не успели и стояли, горестно наклонив головы.

— Вы, – заметил Премьер, – стадо ослов. Только ослы могли после трехлетних изысканий выудить древний миф так, как это сделали вы, – наугад.

Помолчав, Премьер-министр добавил:

— Напрасно мой предок обуздал свирепого зверя яюй. Неплохо было бы вас скормить этому яюю.

Историки молча приняли упрек. Они понимали, что их господин кругом прав. Нечего было соваться в такую кромешную историческую даль… Надо было отыскать примеры более доступные; открыть гражданам, предположим, как господин Премьер-министр спас город от эпидемии гриппа, приняв все вирусы в свой организм. Это был бы общественно значимый поступок, к которому народ  не остался бы равнодушным.

Господин Премьер-министр был зол на своих помощников, слюна кипела меж его тонких губ. И чего, спрашивается, они накопали? Где драгоценная руда? Где золото, алмазы, самоцветы его чудесного прошлого? Где хотя бы заурядный нефтяной фонтан? Даже дракон оказался не отмечен этими мудаками! Окаменевший, грозный, растопыренный на все четыре стороны света дракон. Он-то куда подевался? А уж тут, сжимая тонкие губы, шипел Премьер, совершенно нет сомнений, сомнения отсутствуют… То есть всем решительно ясно, ЧЕЙ предок каменный нетопырь. Его, господина Премьер-министра. И доказывать-то ничего особенного не нужно. Просто сделай достойное фото, выложи на соответствующий сайт – и пойдет гулять дракон по темным извилистым дорожкам интернета! Его родственник, его кровь, его неистребимый дух! Так нет же, нате: выудили какого-то идиотского стрелка Ы, который палит в солнце! Для, спрашивается? Чтобы все они перемерли в темном хаосе?!

— Никто не умрет, – разъяснил Первый помощник. – Кромешную тьму осветят электрические фонари и огни реклам.

— Каких еще реклам? Позабыл, что в глубокой древности не было реклам?

— Зато были светляки – маленькие животные, охотно служившие человеку во времена сумерек.

— Да ты не пьян ли?

— Пьян. Пьян ли. Так меня теперь величают по матушке. Пьян Ли.

Господин Премьер-министр бросил ленивый взгляд на своего ползающего в ногах помощника и тут отметил небольшую перемену в верном соратнике: тот перестал натирать его лапы мазью, и более не вылизывал их. Однако и язык не убирал внутрь, держал вываленным наружу – наподобие красной тряпицы в праздничный день. Но и это еще не все. Первый помощник чуть не всякую минуту заливался беспечным смехом, сопровождая взрывы веселости лепетом на неизвестном Премьеру языке.

Оценив ситуацию, Премьер-министр ткнул ногой в физиономию безумца, а потом буркнул:

— Гнида. Нашел тоже время…

Охрана уже утаскивала хохочущего помощника, а Премьер молча смотрел в занавешенное окно бледными глазами, бывший президент Аравии вернулся на родину, убийцу и торговца наркотиками перевели из одиночной камеры тюрьмы на общий режим, школьник пострадал в момент драки на Кровавой площади столицы, «Зенит» арендовал Коршавина на полгода, великому террористу предложили бежать в Империю и обещали покровительство Премьер-министра, как будто своих мало, – вонючих, тупых, в клочьях мяса, хотя и авторитет их нельзя отметать, влияние на электорат, на увлеченную молодежь, в конце концов… Проделки червивого чародея (если верить многочисленным жалобам) сделались чрезмерны. Дважды за последнюю неделю его видели соответственно на Кровавой площади, где блестящий червивый чародей принимал парад. Он выглядел точно так, как если бы был обернут в скрипучий целлофан; черные призрачные отряды, выскочившие из головы червивого чародея, проходили по площади мимо мавзолея, а червивый чародей потирал блестящие маленькие руки и поминутно выкрикивал что-то каркающим голосом. Вероятно, приветствовал своих мертвецов. Недовольство людей носило эпизодический характер. Кто-то просто шел мимо и неохотно сплевывал на камни мостовой, а другие писали неодобрительные письма в газеты. Интернет-сообщество реагировало на удивление равнодушно; нашлись, впрочем, и сочувствующие, но больше какие-то совершенные придурки, один – вообще под никомsmerdej. Червивый чародей представлялся этим дуракам чем-то вроде анимационного персонажа; Шрек-не Шрек, но нечто подобное. Зеленоватый нелепый ублюдок. Хрустальная фея уже не первый раз прозевала питомца. Бедняжка заснула, прикрыв лицо шелковой тряпицей, предназначенной совсем для других дел. Длительная бессонница сморила крошечную фею, и кто-то из бессмертных духов наслал на малышку сон о том, как к некоему приказчику Джану явилась незнакомая женщина и молча стала в дверях.

— Чего вы хотите, госпожа? – вежливо спросил приказчик.

— Разве можно коротко изложить все, что случилось? – отвечала та.

— Почему же вы, госпожа, в таком виде? – снова спросил Чжан.

А женщина была небрежно одета и с растрепанными волосами.

— Не следовало вам, господин, чеканить фальшивые монеты, – со скорбью сказала женщина. – Когда все выявилось, моего мужа связали и отправили в отдел расследований. Мне до сих пор неизвестно, где он.

Таков был тревожный сон Хрустальной феи. В этом сне, как и вообще в сновидениях, было невозможно связать концы с концами. Откуда взялась растрепанная женщина? Почему пострадал ее муж, если монеты чеканил торговец Джан? И куда подевались монеты? Сплошные вопросы. Однако, пока фея спала, червивый чародей, наоборот, проснулся. Он воспользовался тем, что его тело еще не до конца оказалось пропитано чудодейственными маслами, и он мог, преодолевая скованность суставов, двигаться – хотя и с горем пополам. По всему мавзолею разнесся скрип, это скрипели кости чародея, когда он вылазил из своего нарядного гроба. Чародей рвался на Кровавую площадь, чтобы немедленно приступить к делу. Ему хотелось произвести смотр сил, и он тут же потребовал, что отряды бойцов промаршировали перед его пустыми глазницами, снабженными, вместо глаз, металлическими пластинами с вычеканенными зрачками.

— Товарищи бойцы! – крикнул он черным людям, скользящим над сумеречной площадью. –  Задача текущего момента состоит в том, чтобы сорвать фиговый листок с господ Аполлона, Диониса и еже с ними!

— Ооооо! – откликнулись смутным рокотом бойцы. – Ежи с ними! Ежи с ними!

И тут же по площади прошелестели семейства бурых ежей, сосредоточенно перебирающих лапками по неприветливому камню мостовой.

— Ежи с ними! Ежи с нами! – вопили разгулявшиеся бойцы. Их ряды сбились в какую-то темную массу, и шаркали дырявыми сапогами по камням. В сапогах гудело, точно в ущельях, и странное шествие двинулось во мрак. Червивый чародей был страшно доволен. Он потирал свои лакированные ладошки и не уставал повторять, что главное – затеять маленькую бойню, пусть даже перебить ежиков.

— Цена их иголкам – говно-с! Максимум легальности! Неслыханно широкие массы!

Кровавую площадь заволокло странным туманом. Казалось, внезапно наступило какое-то новое время года – время темных и гнусных сумерек. Во мгле и тумане шныряют всевозможные нетопыри и чавкают широкой вонючей пастью. Вот какая картина сама собой нарисовалась в неверном свете угасающего дня. Конечно, это был морок, иллюзия или мираж. В жизни нетопыри не шатаются по городским улицам. Это не свалка или милое кладбище. Там, среди ласково склоненных ив, еще можно отметить какое-нибудь обнадеживающее движение; а город совсем другое дело. Между тем, Верховный владыка обернул свое озабоченное лицо вниз, к темным земным переулкам. Несколько дурных предзнаменований, одно за другим, вспыхнули в Империи и закачались над великой страной, как пузыри над болотными водами. Громко замяукала белая змея, отворив свою пасть настолько, что из нее, вместе с мяуканьем, выскочила крупная безродная жаба. Старуха, собирательница стеклянной тары, заметив жабу, неодобрительно покачала головой, уронив на дорогу сразу два железных бигуди, схваченных ржавчиной. Небо потемнело, потом загремел гром, и молнии, одна за другой, взвились в черных тучах, как огненные языки ночных демонов. «Совсем одурели, – заметила собирательница стеклянной тары. – Раньше в городе жабы не показывались. Бородавки с кулак». Этой собирательнице было не менее ста лет, и она всякое повидала на своем веку. Засовывая нос в урны и мусорные баки, набралась жизненного опыта, как ученый секретарь; могла, бросив один только взгляд, отличить винт от мясорубки 1953 года выпуска. Видела насквозь и не боялась крыс, которые были ее соперницами в походах по помойкам. Собирательница стеклянной тары верила, что в назначенный час гора мусора на Главной городской свалке оживет и двинется прямехонько на город. Это движение сродни леднику – не быстрое, но и не такое уж медленное: по сантиметру в месяц или даже год. Неуклонно продвигаясь со своего насиженного места, Главная свалка в конце концов вступит в городские пределы и сомнет столицу, как авоську с макаронами. Под волшебным мусором окажутся жилища домов, включая и те, что оснащены мемориальными досками. Мусор ни для кого не делает исключения, это великая сила, к тому же, одухотворенная разумом. Второе темное предзнаменование было связано с городской свалкой. На столицу выпал дождь из мусора и объедков. Они медленно кружились в городском воздухе, как легкокрылые бабочки, прилетевшие из Страны фей. Некоторые верят, что в Стране фей проживают одни только бабочки, которые порхают между белыми, как снег, лилиями, не зная забот. Некоторые мусорные фрагменты, поддавшись слабому движению ветра, именно раскрывались в воздухе, как молодые лилии. Человек со слабым зрением мог принять это происшествие за щедрость небесных властителей, проливших на город струение ароматов. Покружившись некоторое время над Кровавой площадью, мусор медленно осел на камни мостовой, будто ветхое одеяло. Смертельная вонь понеслась над столицей, и один банковский служащий, вышедший из офиса, чтобы купить пончик с медом, умер прямо на пороге, перегородив своим телом вход посетителям. Дворники первые оценили нанесенный городу ущерб и устрашились объема будущих работ. Сев за столы в своих дворницких конторах, они немедленно написали прошение об отставке, бросив город один на один с всепобеждающей вонью. Крепко запершись в собственных жилищах, жители города решили лучше умереть от голода и жажды, чем высунуть нос на вонючие улицы. Так они и поступили, и некоторые, действительно, умерли от голода и жажды, как в первый год эры Торжества Справедливости. Но уже через два дня мусор бесследно исчез с площадей, улиц и переулков, точно был красивым видением. В бюро погодных исследований сделали вывод, что мусор именно и был миражом, коллективной галлюцинацией жителей, временно потерявших способности к самосовершенствованию и внезапно вновь обретших утраченное. Мусор был, по мнению ученых, символом, прямо указывающим на духовное возрождение и укрепление вялого чувства национальной гордости. Исчезнувший мусор перешел в разряд вдохновляющего мифа, а вонь осталась, как была, и еще некоторое время свирепствовала на территории Империи. «Если так дело пойдет, - сказала собирательница стеклянной тары, - придется избирать Говняного императора». Она имела в виду, что – так или иначе – необходим смотритель за движением нечистот (точно так же, как нужен смотритель за ходом небесных тел и созвездий). Подруга ученого студента, волоокая лисица, сплела из клубка зеленого шелка такие занавески на окна, сквозь которые не мог проникнуть ни один вонючий дух.

— Господин, – сказала она студенту. – Даже если кто-то вздумает испражняться под нашими окнами, до вас будут долетать только ароматы нежных ростков молодого бамбука.

Студент в удивлении поднял брови.

— Все дело в моем волшебном клубочке, – пояснила лиса. – Этот клубок подарила мне бабушка И, в честь моего восьмого дня рождения. Возможности зеленого шелка из чудесного клубка неисчислимы. Как видишь, я сплела из него занавески, предохраняющие наш дом от вони . А могла бы сплести (если бы господину понадобилось) тропинку, ведущую прямо к Луне.

— О! – уважительно вскричал студент. – Твоя бабушка И была самой разумной из всех лисиц на свете.

— О нет, – скромно возразила лиса. – Это не совсем так. Бабушка И была пьяница, и волшебный клубок зеленого шелка был последним предметом, который старуха не оставила в харчевне. Хорошо, что она уснула до того, как просадила мое наследство. Если тебе интересно, – добавила лиса, – она спит до сих пор на лавке в харчевне под горой Стройного бамбука.

Выслушав свою подругу, студент почесал лоб.

— Что ж, – заметил он здраво. – Кто такие мы с тобой, чтобы судить чужие поступки? Удовлетворимся тем, что занавески из зеленого шелка прочны, а Луна доступна нам с тобой.

— Не советую, господин, ходить туда без надобности, – заботливо вставила лиса. – Серебряная поверхность Луны холодна, как лед в пещере. Вы отморозите пятки.

Студент засмеялся, отодвинул ноутбук и косвенным взглядом пригласил лису заняться любовными упражнениями на ложе. Та ответила, послав студенту косую волну очей. На этом мы пока оставим влюбленных, чтобы посмотреть, что делается в других концах Великой Империи.

Двадцать восемь созвездий сияли над зданием Центральной имперской службы безопасности (ЦИ), (иероглиф ЦИ означал Центр Империи). Начальником почтенного управления служил человек с лицом цвета переспелой сливы, ни на минуту не смыкающий глаз. На его плоском лице сидело выражение отвращения, потому что за время многолетней бессонницы он совершенно выбился из сил и насмотрелся всякого. Утратив веру в доброе начало, которое, как родник, питает человеческую душу, он сидел в просторном кабинете ЦИ, молча перелистывая бесчисленные донесения и анализируя ход дел в Империи. Дела шли из рук вон плохо. Скоро взамен синего неба мы увидим желтое небо цвета мочи, а на смену желтому небу придет коричневое небо цвета испражнений избалованной лакомствами паршивой обезьяны. Вот каковы были дела в Империи.

Глава ведомства ЦИ придумывал хитроумный план, как удержать на троне нынешнего господина Премьер-министра. Помощники Премьера не внушали ему доверия, поскольку были безумны (первый помощник) и к тому же объелись карамели (преемник). А у министров и парламентариев, в связи с ранней весной, раздулись животы. В них свирепствовали газы, туманящие мозг этих вялых государственников. Все, что они могли, – это сидеть, развалившись в своих креслах, да, приподняв толстый зад, оглушать государственное помещение резкими неприличными звуками. Куда может прийти Империя, в которой нет ни одного дееспособного государственного мужа? И военачальники ничуть не лучше. Они крепко спят под обвисшими знаменами своих полков. А сами знамена давно проедены мышами. Доблесть улетучилась в эти дыры, каждая из которых размером с изрядную лохань.

Глава управления ЦИ (его настоящее имя было никому не известно, из соображений секретности; а для ближайших подданных он был просто Тля –сознательно выбранное имя мельчайшего и прыткого создания, способного проникнуть в любую щель и при этом сохранить инкогнито) сидел, насупившись, в кабинете, окна которого выходили на набережную. Внизу скользила река. Тля думал, что настанет время, когда по реке поплывут трупы разбойников в белых повязках. Учение о Великом спокойствии прямо говорит, что недопустимо менять по собственному усмотрению даже цвет подштанников. Иначе вольномыслие разъест, как ржавчина, могучее государство, и небеса падут на столицу, как траурное покрывало.

Задумавшись, начальник управления ЦИ сложил такое стихотворение.

Соленой слезой

Окропил я зеленый халат.

Камушек мелкий

Под небом Империи – прах.

Где бы сыскать

Мятежному сердцу приют?

Гонят взашей,

Лепешки не подают.

По поводу последних строк следует потолковать. Почему гонят взашей? Тут все дело в секретной службе, презираемой простым немытым людом. Во все времена люди с грязными шеями относились неуважительно к приставленным надзирателям. Называли их вонючками и трупоедами. Эти названия до такой степени пристали к сотрудникам службы ЦИ, что сделались наполовину именами собственными. Так, начальник Тля именовался дополнительно Вонючкой Тля или Труповозом. Изобретательность немытого люда в этом смысле удивительна: простолюдины не знают государственных забот и, как говорится, чаще ковыряются в носу, чем преклоняют колени (выражение «преклонить колени» означает использовать личное время с пользой для государства). Да и что с них взять? Бездельники, которые сплетничают с первым встречным муравьем и проделках в Верхних палатах! О таких можно сказать одно: ни стыда, ни совести.

Начальник Тля сидел, задумчиво свесив голову. Он размышлял, как поправить дела в тонущей Империи и при этом не лишиться головы. Мысли входили в голову Тли и покидали ее. Тля знал, что Премьер-министр озабочен тем, чтобы как-нибудь овладеть зельем Дракона и сделать собственную власть абсолютной. Тле было известно все о проделках Премьера в Историческом музее. Он сам был причастен к тому, что кровь Дракона оказала магическое действие на руки господина Премьер-министра. В секретной лаборатории с незапамятных (исторических, и даже доисторических) времен хранились препараты, позволяющие контролировать зарвавшихся владык. Драконовая кровь, сказать по правде, была не совсем драконовой кровью. Это была жидкость со сложным и хитроумным составом (в основу которого, в числе прочего, входил обыкновенный антибиотик, используемый обычно при боли в горле). Ныне такие препараты почти совершенно сняты с производства, ну а раньше ими успешно пользовались заболевшие простолюдины. Почему же, спросите вы, их руки не превращались в вараньи лапы? Возможно, натура простолюдина проще и примитивнее, чем организм высокопоставленного чиновника. Или Премьер-министр имел нечто в собственной природе, приближающее его в развитии именно к отряду земноводных? Так или иначе, антибиотик подействовал, как настоящее магическое средство. Тля был доволен и лично подписал награду разработчику – орден за Заслуги перед Отечеством последней степени. Последняя степень объяснялась все той же секретностью; но получатель все равно остался доволен, рассматривая награду. Орден горел на лацкане пиджака, как сверхновая звезда – последним блеском.

Наблюдая за действиями Премьер-министра, начальник Управления ЦИ заметил, что вараньи лапы ничего не поменяли. «Я должен был это предвидеть! – сокрушался Тля. – Вараньи лапы, конечно же, ничего не поменяли. Что могут сделать лапы, если в груди укрыто сердце мертвого крокодила?!». Одновременно душу Тли терзала  другая забота. Он пристально следил за действиями беспокойного червивого чародея. Ему было отлично известно, что тот покидал мавзолей дважды по четным и трижды по нечетным числам. Тля был осведомлен о параде на Кровавой площади, о иных проделках. Хрустальная фея ненадежна, как все феи. Одно дело – служить в Нефритовом дворце, где каждая ступенька сияет, как серебряный небесный месяц; другое дело – земные условия службы. Даже самый воздух столицы отравлен миазмами и ядовитыми вкраплениями. К этому следует прибавить и грубые нравы, утвердившиеся в столице Империи последние сто лет. Остается удивляться, как Хрустальная фея еще не закончила свои дни под чьим-то крепким каблуком.

Червивый чародей рвался к куполу мироздания. В этом не было никакого секрета, таковы все червивые чародеи. Вначале они утоляют свой голод, выгрызая дыры во всем, до чего могут дотянуться. Историческое здание начинает балансировать, точно на серебряном шарике; трепещет, как тонкое дерево ивы на холодном ветре. Расшатав Империю, царство или суверенный город, червивые чародеи оглядываются вокруг, почесывая темные подмышки. А потом, недолго думая, впиваются зубами в первое, что осталось нетронутым – к примеру, в небесный купол. Нефритовый владыка, по совести говоря, более всего на свете страшился именно дыр в куполе мироздания. Сквозь эти дыры всякий ничтожный путник сможет разглядеть, кто таков на деле Небесный владыка, хозяин Красного терема. Его низменное происхождение перестанет быть тайной, и все поймут, что в прошлом Нефритовый повелитель не более, чем рядовой червивый чародей, некогда ползавший по грязным земным тропинкам! Такое открытие неизбежно подорвет основы небесной власти, так сказать, раскачает плавный небесный челн, управляемый Нефритовым государем. Тля хорошо знал о действиях червивого чародея из мавзолея, но не торопился положить им конец. Он решил, что не лишнее иметь в собственных руках ниточки, с помощью которых можно управлять самим небесным владыкой! Этими ниточками был беспокойный червивый чародей, которого, на беду Нефритового владыки, не успела окончательно пропитать ароматными маслами Хрустальная фея. Иначе бы поганый чародей нипочем не поднялся со своего продавленного ложа! Хрустальная фея замешкалась (возможно, не без помощи начальника Тли! Кто его знает, что подмешали в питье маленькой феи? И почему ее сон был так крепок, так сладок?) –а в результате червивый чародей активизировался. Отталкивая охранников и раздраженно ворча, стал все чаще покидать склеп.