Шесть сцен из жизни Коломбины с комментариями

Сцена первая, где неизменный спутник Коломбины уверяет нас, что он вовсе не Арлекин, а неудачник Пьеро, и сам этому верит. Коломбина же всегда остается Коломбиной. Так начинается время Карнавала.

 

МОНОЛОГ ПЬЕРО

 

Не верьте мне, не верьте,

Не верьте никогда.

От юности до смерти

Летят мои года.

 

В одежде маскарадной

Я выхожу – один,

Уверенный, нарядный,

Но я – не Арлекин.

 

Я пасынок удачи,

Я лишь играю роль,

Но так или иначе,

Я увлечен игрой.

 

Как всё на этом свете

Устроено хитр?!

Не верьте мне, не верьте,

Ведь я, увы, Пьеро.

 

Влюбленным в Коломбину

Не знать иных забот,

Но это Арлекину

Скорее подойдет.

 

Любой его узнает –

Осанку и поклон,

И кто его играет,

Кого играет он.

 

А рядом – Коломбина,

Среди толпы – одна,

Надменна и невинна,

Горда и холодна.

 

И мы пойдем по кругу

Друг друга догонять,

А кто же мы друг другу –

Попробуй отгадать.

 

Как всё на этом свете

Устроено хитр?,

Не верьте же, не верьте

Нелепому Пьеро.

 

Сцена вторая, где Карнавал разыгрался не на шутку, но уже видно его окончание. Хотя Коломбина на этом Карнавале, конечно, как дома, но тем не менее спешит к себе домой выспаться. А Пьеро продолжает настаивать на своей роли.

 

*  *  *

Музыка, свет над водою,

Смех и ночные огни -

Над чернотой городскою

Снова зажгутся они.

 

Что же опять, Коломбина,

Мне ты привиделась тут,

Так холодна и невинна,

Все тебя любят и ждут.

 

Блеск, и вино, и гитара

Из бесшабашных времен...

Я тебе точно не пара.

Я в тебя тоже влюблен.

 

Под мишурой карнавала

Так не хватало тебя.

То-то ты здесь и играла,

Но никого не любя.

 

Дотанцевав до упаду,

Думала, падая в сон,

Что ничего и не надо,

Если позволено всё.

 

Вот и остались за гранью

Времени, там, за рекой

Наши с тобой несвиданья

И непрощанье с тобой.

 

Сцена третья, где Пьеро наконец признаётся, что он все-таки Арлекин, Коломбина же ведет себя так, будто никогда не была на Карнавале, а сам Карнавал отсутствует. Тут был бы уместен эпиграф из ненаписанного стихотворения:

Вот и отбили часы Карнавала,

Словно его никогда не бывало.

 

Но кто знает, кто знает – Карнавал может возобновиться в любую минуту, и героям не следовало бы забывать об этом. Ведь Карнавал застает нас врасплох где бы то ни было: на прогулке, на скамейке в парке, на свидании, а то и совсем в другой стране, где мы отродясь не бывали. Посмотрим.

 

*  *  *

Я еще пройду по променаду,

Я еще отбрасываю тень,

Оценю вечернюю прохладу,

Разговоры, шум и дребедень.

 

Это праздник без конца и краю…

То-то, доморощенный эстет,

Самого себя, поди, узнаю

В зеркале давно ушедших лет.

 

Вот он я – бездельник и зевака,

За душой, конечно, ни гроша,

Арлекин, кофейный задавака,

Прохожу по краю не спеша.

 

Чт? там говорят – какое поле…

Жизнь прожить – как школу прогулять!

А кому неможется на воле,

Им-то век свободы не видать.

 

Вот она – подруга-коломбина,

Вся-то неприступная на вид,

Под кустом цветущего жасмина

За кофейным столиком сидит.

 

С нею мы легко и без заботы

До утра прошляемся вдвоем.

Это – жизнь, а мелочные счеты,

Как всегда, оставим на потом.

 

Сцена четвертая, где нет не только Карнавала, но даже и Коломбины, а Арлекин, хоть и снова пытается отказаться от своей роли, но уже как-то неуверенно. Но может ли быть иначе, если начало этой сцены – в подвальном винном кабачке, пусть и не с Мефистофелем, как Фауст, но все же...

Хотя надо заметить, что Арлекин на самом деле уже пребывает в иной стране, однако не забывает о Карнавале. А главный герой здесь – Небо, до которого рукой подать.  

 

*  *  *

Смолоду по городу шататься,

Улицы и строки рифмовать,

А потом – куда еще податься –

Вечную проблему разрешать.

 

Вот чего душе недоставало –

Праздника нечаянного, тут,

В полутьме старинного подвала,

Где в разлив сухое продают.

 

Духом воспарить над черепичным

Городом, поближе к небесам, –

Как-то это сделалось привычным,

Но и не к добру, я знаю сам.

 

Пусть я не похож на арлекина,

Это ж не театр, а подвал,

Никогда мой город не покину –

Так я думал, но не угадал.

 

А теперь за кружкою глинтвейна,

Чтоб ни померещилось опять,

Не видать ни Даугавы, ни Рейна,

И Невы, конечно, не видать.

 

Марево, а не архитектура,

Миражи почище ар-нуво.

Вот сюда б французского Артюра,

Эти-то пейзажи – для него!

 

Допиваю. Выхожу. И все же

Вечерами дышится легко.

Видно, я с годами все моложе,

Вот и до небес недалеко.

 

 

Сцена пятая, совершенно невероятная, где Арлекин почему-то оказывается в другом веке и даже в стране, в которой Коломбине быть не положено, а именно – в Испании. Впрочем, героиня здесь и не названа Коломбиной, а герой – Арлекином.  Что же делать, если на всех – маски, и никто никого не узнаёт.

А ведь наших героев предупреждали – пока они выясняют отношения или  предаются воспоминаниям, то как знать, неожиданно могут оказаться где угодно и в каком угодно времени, и им придется еще сыграть неизвестно какие роли.

И то сказать – любое время неизбежно застаёт нас врасплох, а особенно – это.

Ну, конечно, – это же возобновился Карнавал!

 

ПОСЛАНИЕ

 

Красотка очень молода,

Но не из нашего столетья...

Ахматова

 

Я ничего не помню, сеньора,

Кроме наших недолгих встреч.

Это посланье придет не скоро,

Вы постарайтесь его сберечь.

 

Знаю, Вы жили в другом столетье

И на другом языке тогда

Вы говорили о нашем лете,

Вы говорили – пройдут года...

 

Вы говорили еще... но это

Я и не вспомню уже сейчас.

Лишь переменчивый слог поэта

Напоминает порой о Вас.

 

В городе южном, где романсеро

Шествует каменных вдоль оград,

Взгляд восхищенного кавалера

Сопровождает Ваш променад.

 

То-то я вижу – глядит испанец

В полупоклоне на облик Ваш.

Четкий рисунок. Блестящий глянец.

Солнце. Цветное стекло. Витраж.

 

 

Сцена шестая, где Карнавал опять сверкает во всей красе, Коломбина снова блистательно играет свою роль, но мы узнаём о ней, от постаревшего Арлекина, нечто такое, о чем не догадывались раньше. Да, Коломбине на Карнавале позволено всё, о чем она, конечно, знает, но откуда же мы внезапно замечаем печаль в ее глазах? Не должно этого быть, но всё же есть, а причину мы узнаем в конце – стихотворения, а не Карнавала.

Впрочем, и Коломбина молода и прекрасна, и Арлекин, как ему и положено, в нее влюблен, и Карнавал всё так же ярок. Вот только не забыть бы нам, что Карнавал еще и коварен, и приберегает для нас последний свой сюрприз. Что же делать, если игра непредсказуема, как сама жизнь.

Эпиграф – из прежнего Карнавала.

 

*  *  *

Что же опять, Коломбина,

Мне ты привиделась тут...

 

Как хорошо Коломбиною слыть –

Танец без музыки, смех без причины.

Вьется, блестит путеводная нить,

Нить Ариадны? Да нет, Коломбины.

 

Всё несерьезно и всё наугад,

До несвиданья когда-нибудь где-то,

Не прерывается этот парад –

Дерзкие речи безумного лета.

 

Если забудешь слова, не беда,

Новые выдумать запросто можно,

Нет, не любовь, а полет в никуда,

А в никуда и представить несложно.

 

Праздничный город, огни на воде,
Свет, и кафе, и ночная эстрада.
Где это было? Везде и нигде.

Кроме любви, ничего и не надо.

 

В изнеможенье крутись, колесо

Праздника, не поспевая за светом...

Да, Коломбине позволено всё,

Кроме любви. Не забудем об этом.