Игорь Гонохов

Тихое счастье. Стихотворения

ДАЧНЫЕ  СТРОФЫ

 

старый забор совсем завалился на бок,

дачник, уставший, мозоли себе натёр.

в этом году немного созрело яблок,

разве китайка, а так – облепиха, тёрн...

 

я приезжаю в гости, увы, не часто.

встретятся мать и отец по дороге в дом,

запах укропа, ветер прохладный, счастье...

знаешь, а тихое счастье возможно в том,

 

в том чтобы, взяв на улицу кружку чая,

видеть, как там, где берёзы густой стеной,

жёлтые косы ветер легко качает...

и ощущать родительский дом за спиной.

 

здесь у калитки хмель облетает дикий,

слышится голос (сосед наш, Семён Ильич)

– надо, мол, будет срочно купить мастики...

вспомнить, что в среду к пяти подвезут кирпич...

 

мы же с отцом опилки в траву сметаем...

снова пилою по брёвнышку – вжик да вжик...

а на поленьях белым пятном сметанным

крупный мохнатый котяра, уснув, лежит.

 

тихо кругом, я – радости мирный пленник,

что мне желать? загадывать я не мастак...

если б Господь в своих неземных селеньях

так же приветил, как в этих земных местах.

 

здесь ранним утром стынут на травах росы,

где-то у леса дачный стучит молоток.

и не пойму я, мать ли на кухне? осень?

красного перца бросила в яркий желток.

 

***

Болт необходим был до зарезу.

И куда его отец убрал?

Были гайки, были саморезы,

Да гвоздей – буквально самосвал.

Но, куда убрал, теперь не спросишь.

Нет отца на свете. Скоро год.

За отцом ушел, уже под осень,

В общем-то, не старый белый кот.

 

Вскорости, исчез куда-то с дачи

Маленький колодезный насос.

Тем меня серьёзно озадачил –

Сам ли испарился? Кто унёс?

 

Говорят, в могиле нет карманов.

Думается, это ерунда.

Ведь на самом деле, как ни странно,

Прожитую жизнь возьмёшь – туда.

 

***

Зелёный огурец и веточки петрушки

На уличном столе, у позабытой кружки.

В той кружке есть вода, налитая до края,

Прозрачная вода, ночная, дождевая.

И плавают в воде два семечка берёзы.

И всё кругом молчит задумчиво, серьёзно,

О том, что за спиной не меньше половины,

О том, что жизнь пройдёт, пройдёт непоправимо.

 

В ЮНОСТИ

 

Было всё: дрались, орали матом,

только было как-то по-другому.

Помню, по пути с гулянки к дому

завернул поссать за трансформатор.

 

Там, за будкой, до стены бетонной,

метра два, не больше, места мало.

Там ещё мочёю так воняло...

И везде окурки, грязь, гандоны.

 

А вдали, сквозь тёплый воздух лета,

в золотисто-палевой нирване

облако из пламени и света

обещало сердцу ликованье!

 

Этому не существует слова...

Чистое и любящее что-то...

Даже от предчувствия простого

растворились беды и заботы.

 

И с тех пор я стал предельно чуток,

взвешивал всегда любую малость.

Но пока счастливей той минуты

ничего со мною не случалось.

 

Нет, на жизнь я, в общем, не в обиде.

Да и грусть со мною пьёт не часто.

Вот найти б обещанное счастье...

Я же видел, видел, видел, видел!

 

СЕЛО

 

ни коровы теперь, ни машины,

только надпись: совхоз «Большевик».

всё опутал горошек мышиный,

захватил все поля борщевик.

 

а из тех, кто вколачивал гвозди,

строил ферму и сельский уют,

половина – уже на погосте,

остальные – пока ещё – пьют.

 

так похожа на символ разрухи

близ колодца худая байда.

не маши пролетающей мухе

красной лапкой своей – лебеда.

 

даже в храм за песчаной губою,

что красуется лет эдак – сто,

городские – на праздник – гурьбою,

а из местных обычно – никто.

 

и рассказывал прапорщик с дачи,

как, из храмовой выйдя стены,

у воды кто-то встанет и плачет

в сердцевине ночной тишины.

 

СИНЕЕ

 

много, немного осталось зим

но – доживу до старости.

этой зимой сочиняю гимн

усталости.

 

быстро проходит отмерянный век.

можно, (ещё не поздно)!

лечь на подтаявший тихий снег,

и посмотреть на звёзды.

 

с неба на землю спускается тьма

добрая, мягкая, зимняя.

мама усталости – это зима

синяя, синяя.

 

вспомню потом, у метро, на бегу

(ах, опоздание вечное)

как я лежал! как лежал на снегу!

вечером.

 

даже, даже, когда весна,

всё ж остаётся малость.

малостью, краешком синего сна

будет моя усталость.

 

эта усталость – расцветка для зим:

синяя, синяя, белая.

что сочинилось? не то, чтобы гимн –

но колыбельная.

 

***

Пятиэтажный дом кирпичный

С пожарной лестницей на крышу.

На первом этаже, я слышу –

Поставили концерт скрипичный.

 

Свет на четвёртом. Верно кухня.

Там под зелёным абажуром

Готовят пряный соус к курам

И тесто потихоньку пухнет.

 

А может кто-то гладит вербу –

Пух на засохшей старой ветке.

И думает зайти к соседке

Послушать музыку – на первый.

 

Перед подъездом кот понурый.

Он чувствует, что здесь некстати

И что гулять, пожалуй, хватит,

Что на четвёртом точно – куры.

 

НАПИШИТЕ,  МИЛЫЕ,  О  МОСКВЕ

 

На старинных, стёршихся петлях шкаф,

(Временной меняющийся портал),

Говорят, все ищут на Плетешках,

Чтоб попасть в Москву, о какой мечтал.

 

А Москва – давно уже не Москва...

Этот город, выцветший от жары,

У торговца где-то сидит в мозгах

Между вкусом фенхеля и зиры.

 

Африкански-жёлтый сухой газон,

Возле баков – брошенный самокат,

Небоскрёбы в мареве – там – Гудзон,

Завернёшь за фруктами – Самарканд.

 

Я Москву во времени растерял,

И куда бы мне ни пришлось идти:

Где была пельменная – ресторан,

А на месте булочной – стал «интим».

 

Но пока не съехала жизнь в кювет,

От забот пока не заглох мотор,

Напишите, милые, о Москве –

Те, кто помнит прежнюю до сих пор.

 

Слишком много дыма, смертей, сирен

И жара – с неделю не пьёт Костян,

А мне снится, будто цветёт сирень...

И над нею, в белых свечах – каштан...

К списку номеров журнала «БЕЛЫЙ ВОРОН» | К содержанию номера