Владимир Ступинский

Бегство из ноября. Стихотворения

Мой  бедный  сад

 

Мой сад разграблен ноябрем

До рваной паутинной нитки,

До мокрых листьев, до улитки,

Законопатившей свой дом

В надежде на тепло... потом.

 

Пока что – около нуля.

Здесь пальцы-ветви Паганини

Каприc разучивают зимний –

От верхней и до нижней ля,

Ворон своим вибрато зля.

 

Прозрачен сад, тускнеет медь –

Финал, шановные панове...

Уже в заснеженном каноэ

Сюда плывет красотка-Смерть.

Ну а пока – смотреть, смотреть!

 

Смотреть насквозь, до белых слез,

Вдыхая холодок ангинный,

В зрачки впечатывать сангину

Ветвей, осиротелых гнезд

И в новолунье – Млечный мост.

 

И, завершив реестр утрат,

В морозном утре раствориться,

Ложась на белые страницы

Венком рифмованных тетрад.

...Разграблен ноябрем мой сад.

 

Имперская  фантазия

 

...Столица и должна быть холодна

К провинциальным пасынкам стыдливым,

Не знающим ни берега, ни дна,

Ни графиков приливов и отливов

У моря местного, в котором жисть бурлит –

Меж инфузорий, прочих лабутенов

То проплывет с одышкой тучный кит,

То клацнут сталью челюсти мурены.

Но пасынки, сошедши на перрон,

Еще не в курсе фауны имперской –

Здесь твари парны. Сыщется Перон

Для каждой Эвы. На подземных фресках

Увековечен будет сей союз

Раденьем живописцев неустанных.

 

...Столичному пространству вреден блюз,

Зато шансон звучит у стоек барных.

 

Графика.  Декабрь

 

                        А. Бакирову

 

И наши черные дела,

И наши белые следы...

И ты закусишь удила,

Поднявшись в небо, словно дым,

 

Как будто сзади два крыла–

Ты невесом и тонконог.

Но наши черные дела...

А сверху смотрит строгий бог

 

На полубег-полуполет

Над тусклым серебром воды.

Фольгою тонкой гнется лед,

Где наши белые следы.

 

***

                        «Бог бачыць вас»

                               Надпись на заборе

 

Бог видит нас. А мы Его не видим.

А если видим – то скорей сдаваться

Во всяческие спецучережденья,

Что лечат души промываньем мозга

И пищепоглотительного тракта.

...А Он все смотрит. Но, скорей, как зритель,

Перед спектаклем пробежавший вкратце

Либретто пьесы. Все переплетенья

Сюжета и характеров так плоски;

Актеры плохи. Только чувство такта

 

И некоей причастности к процессу

Созданья этой нудной мелодрамы

Мешают Господу сей час покинуть ложу,

Сердито стукнув напоследок креслом...

Напротив, Он с улыбкою упрямой

В конце спектакля хлопает в ладоши

 

И, не спеша, на улицу выходит –

Наш добрый зритель, наш жестокий критик

В пальто не по погоде, не по моде...

Бог видит нас. А мы его не видим

 

За исключеньем старцев и старушек,

Берущих в хлебном полкило ватрушек,

 

Чтоб в воскресенье внуков угостить.

 

***

            ...Сначала Батюшков сошел с ума.

                Потом арестовали Мандельштама.

                                                    В. Певзнер

 

Бездомность брошенной души

И ветхость клетчатого пледа...

Забиты пули и пыжи,

И ждет надежная карета

 

У постоялого двора.

В сундук упрятаны бумаги...

В снежки играет детвора

И строит крепости в овраге.

 

Присыпан белой пылью век –

Безмолвно ожидает смены...

В заледенелых венах рек

Еще неспешны вальсы Вены.

 

Но ждет карета у крыльца

И строчек будущих дыханье

Едва касается лица:

Любовь, безумье, расставанье,

 

Отчизна, и опять – Она,

Она и сразу же – Отчизна...

И в ранних сумерках – Луна,

В прощальном взгляде – укоризна.

 

Карета ждет. Отброшен плед.

Жизнь измеряется на версты.

И ветер заметает след

С таким болезненным упорством.

К списку номеров журнала «БЕЛЫЙ ВОРОН» | К содержанию номера