Главная | Журналы | Персоналии | Книги | Медиа | ПОМОЧЬ МЕГАЛИТУ |
Центр |
Виталий ЕгоровОб авторе: ... >>> |
Ксения СпыньОб авторе: ... >>> |
Алёна РомановаОб авторе: ... >>> |
РегионыЦентрРоссияАбаканАнадырьАрхангельскАстраханьБарнаулБелгородБлаговещенскВладивостокВладикавказВладимирВолгоградВологдаВоронежЕкатеринбургИжевскИркутскКазаньКалининградКалугаКемеровоКраснодарКрасноярскКурганКурскЛенинградская областьЛипецкМоскваМосковская областьНарьян-МарНижний НовгородНовосибирскОмскОрелОренбургПензаПермьПетрозаводскПетропавловск-КамчатскийПсковРостов-на-ДонуРязаньСамараСанкт-ПетербургСаратовТверьТулаУлан-УдэУфаХабаровскЧебоксарыЧелябинскЯкутскЯрославльЗападная ЕвропаАвстрияАлбанияБельгияБолгарияБосния и ГерцеговинаГерманияИзраильИрландияИспанияНорвегияПольшаРумынияСловенияФинляндияКавказАзербайджанАрменияГрузияАзиатско-Тихоокеанский регионАзиатско-Тихоокеанский регионАфрикаАфрикаВосточная ЕвропаБеларусьМолдоваУкраинаЦентральная АзияКазахстанКиргизстанТаджикистанУзбекистанСеверная АмерикаКанадаСШАСтраны БалтииЛатвияЛитваЭстония |
Петра КалугинаС изнанки. СтихотворенияБойщик Бычков
Первым, кто разглядел во мне женщину, был бойщик Бычков. Я ходила к нему посмотреть на смерть вблизи, без очков (я их тогда еще не носила).
Смерть была некрасива, а я – красива. В свои двенадцать казалась десятилетней, чьей-то, наверно, внучкой – приезжей, летней.
Бойщик Бычков убивал гуманно, отточенными и ловкими. А потом, в уголке диванном, угощал меня ирисками и коровками.
Эх, ну зачем же я вру, отхожу от правды?.. Не было у него уголка диванного. У него была койка – и только.
Койка, два стула, стол, вешалка и под ней кроссовки. – Внутренний мир подсобки.
Бойщик Бычков, бойщик Бычков… Да ведь не было, не было ничего! Ни в койке, ни в уголке диванном.
Я совсем не была нимфеткой, вовсе не был он педофилом, но зачем-то хотел казаться. Но я начала кусаться. Я его укусила!
Всё произошло так быстро, что было почти взаимно. Он хотел объясниться, сказал: «Послушай!» Но с нелепейшим криком «Мама!!!» я бросилась прочь, наружу – прямо в объятья ливня. Нет, вот опять я вру, привлекаю к себе внимание! Никакой не ливень, а мелкий дождик покропил по моим щекам, приводя в сознание.
Я моросила, дождик трусил за мной. Нет: дождь моросил, а меня трусило.
Кровью прибитой пылью парной требухой травой вымытым из-под шланга ковриком из резины в пальцы въевшимся табаком поцелуя первого языком горстью конфет из местного магазина – Смерть не пахла. Это я позже вообразила.
С изнанки
Тёплый хтонический ветер, лакомый запах Москвы. Помню, как ехал и бредил, гнил с головы.
Видел названия станций, воющей тьмы провода. Заповедь «Не прислоняться» к ней никогда.
Надо – к чему-то – стремиться. Ехал и чуял нутром, как распускается в лицах Роза метро, –
Словно растет прореха. С севера на восток Ехал себе и ехал, Летел себе, лепесток. . Грезил, нахально грезил, Как бы в глаза дерзя Жызни. Был груб и весел. А что, нельзя?!
Нет в ней тебя – и ладно! Может быть, ты – вон та. Чувствовал: нет, прохладно. Парок у рта.
Видел судьбу с изнанки, стыки ее и швы, пшики ее и знаки, – шипы Москвы.
*** Я из города Нэ. Здесь качнёшь ты печально башкой, Отрицая, что где-то в стране существует такой. Что дымят его трубы, торжественно, словно трубят. Я не спорю с тобой. Я всё так же встречаю тебя
В наваждениях улиц, в бездонных кошмарах дворов, Где хрустальное время осыпалось розой ветров, Где сакральные глянцы глядят, не старея, со стен. О нигдешний мой Нэ, побратим вездесущего Эн!
Я скрываю любовь, как опасный и редкий недуг, От себя, от тебя, а другие и так не найдут. Тёмным утром в глухом ноябре открывая глаза – Я из города Нэ. Я была в нем секунду назад.
За окном всё идет, не спешит, не кончается снег. И трамвай по мосту дребезжит в запотевшем пенсне. В отражении сна, в зазеркальной его глубине Он сейчас повернет… и тогда мы окажемся в Нэ.
*** Первым норильчанам посвящается
Кости вечной мерзлоты – Человечьи да оленьи. В никуда ведут следы, Умыкнули поколенье.
Извели – да не одно! – Поглумились, было дело. Светит солнышко в окно, От заката до расстрела.
С хриплым кашлем из груди В стынь барака рвется: Боже!.. «Кто проснулся – выходи! Окочуренные – тоже».
Тем – кайло и триста грамм Хлеба вязкого, сырого. Ну а этим… ну а вам – Ни того и ни другого.
От мучений и надежд Вы свободны, человеки! Вера – звательный падеж, Рудимент в зверином веке.
К списку номеров журнала «БЕЛЫЙ ВОРОН» | К содержанию номера |
ГолосованиеВыберите название/тему следующего раздела проекта "Вещество"ЖурналыСИБИРСКИЕ ОГНИВРЕМЕНАКыштым-ГраниСОТЫВЕЩЕСТВОАРТИКЛЬДАЛЬНИЙ ВОСТОККОВЧЕГМОСТЫМЕНЕСТРЕЛЬПриокские зориВИТРАЖИДОНДРУГОЕ ПОЛУШАРИЕБАЛТИКА-КалининградНОВЫЙ СВЕТНАЧАЛОСлово-WordКольцо АЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРАДЕНЬ ПОЭЗИИЖурнал ПОэтовСВОЙ ВАРИАНТГРАФИТИНЫЕ БЕРЕГА VIERAAT RANNATЮЖНОЕ СИЯНИЕЛитературный ИерусалимЖурналы, публикация которых на сайте прекращена:Пятью пятьКочегаркаРусское вымяЕВРОПЕЙСКАЯ СЛОВЕСНОСТЬЕВРЕЙСКАЯ СТАРИНАЗДЕСЬЛитСредаЗаметки по еврейской историиСемь искусствЛиФФтОСОБНЯКСЕВЕРЛИТЕРАЧЕЛОВЕК НА ЗЕМЛЕЮЖНЫЙ УРАЛИЛЬЯСеверо-Муйские огниАРГАМАК-ТатарстанСлова, слова, словаЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАДВОРКИКАЗАНСКИЙ АЛЬМАНАХПять стихийЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАПИСКИГВИДЕОНИНФОРМПРОСТРАНСТВОСорокопутДЕРИБАСОВСКАЯ - РИШЕЛЬЕВСКАЯСТЕРЖЕНЬТело ПоэзииБАШНЯБЕЛЫЙ ВОРОН22ВОЛОГОДСКАЯ ЛИТЕРАТУРАНАШЕ ПОКОЛЕНИЕУРАЛРУССКАЯ ЖИЗНЬДЕТИ РАФУТУРУМ АРТАРТ-ШУМЛИТЕРА_DNEPRТРАМВАЙЧЕРНОВИКЗАПАСНИКЗИНЗИВЕРЫшшо ОдынПРЕМИЯ ПБЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫЛИКБЕЗЗНАКИ11:33ВАСИЛИСКДЕНЬ И НОЧЬУРАЛ-ТРАНЗИТНОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬАЛЬТЕРНАЦИЯ |