Белла Верникова

Немодная сторона улицы. Эссе

Леди Брэкнелл: Немодная сторона. … Но это легко изменить.

Джек: Что именно – моду или сторону?

Леди Брэкнелл (строго): Если понадобится – и то, и другое.  

Оскар Уальд. Как важно быть серьёзным (пер. И.Кашкина)

 

– Он известный писатель.

– А что он написал?

– Что-то написал, но очень известный.

                                            Из разговора

 

 

Работу в литературном музее я получила благодаря своим переводам украинской поэзии. Один из одесских поэтов, стихи которого я переводила, Валентин Мороз, издавший на украинском несколько книг, был назначен заместителем директора будущего музея, и он представил меня директору и основателю литературного музея Никите Алексеевичу Брыгину. Узнав, что я перевожу стихи Бориса Нечерды, тогда популярного в Одессе, и что мой отец – демобилизованный офицер, Никита Алексеевич сказал: вы пойдёте в отдел современной литературы, который занимается и военными писателями. Надо поехать в Киев и Москву, где живут родственники журналистов, участвовавших в обороне Одессы, и собрать оставшиеся у них документы и материалы. Так была определена моя жизнь на ближайшие годы.

Дело было в 1978 году, Одесский литературный музей осваивал выбитое Н.А.Брыгиным у городских властей здание – бывший дворец князя Д.И.Гагарина, – которое ещё освобождалось от многочисленных прижившихся там организаций и имело запущенный вид, ожидая будущей реставрации и комплектуя состав сотрудников. Работая в музее, я познакомилась и подружилась с людьми, оказавшими на меня большое влияние в отношении к жизни, культуре и к собственной литературной работе. Позже меня перевели в отдел дореволюционной литературы, и я не только собирала материалы по представленным в литмузее писателям (один из найденных и привезенных мною мемориальных экспонатов – чернильница Николая Георгиевича Гарина-Михайловского), но и работала в архивах и библиотечных обменных фондах Москвы и Ленинграда.

Приведенная выше автоцитата из эссе «Торопись, покупай живопись» демонстрирует мой давний интерес к «писателю второго ряда», как характеризуют Гарина-Михайловского современные исследователи русской литературы.

К примеру, авторы выставленной в сети на одном из педагогических сайтов программы предлагаемого школьного курса «Семейная хроника в русской литературе XIX–XX веков» Татьяна Костылева и Светлана Немцева пишут в пояснительной записке:

«Жанр семейной хроники в русской литературе оказался незаслуженно забытым, и произведения писателей, работавших в этом жанре, не занимают должного места в школьной программе по литературе. К таким писателям можно отнести С.Т.Аксакова, Н.Г.Гарина-Михайловского и других (даже термин возник: писатели второго ряда)».

     Об условности понятий первого и второго ряда свидетельствует литературный дебют Николая Гарина-Михайловского, как сообщается в его биографии в Википедии: «Группа московских литераторов намеревалась купить … захиревший журнал “Русское богатство”, но не располагала наличными; Станюкович предложил Михайловскому принять участие в этом проекте и внести пай деньгами. Николай Георгиевич сумел достать денег, перезаложив своё имение, и с 1 января 1892 г. “Русское богатство” перешло в руки новой редакции, причём официальной издательницей его числилась теперь Надежда Валериевна Михайловская (жена Гарина-Михайловского – Б.В.). В первых трёх номерах обновлённого журнала напечатана была повесть “Детство Тёмы”, подписанная псевдонимом “Н. Гарин”. Повесть была очень благожелательно встречена и читателями, и критикой. Не меньший успех имела книга очерков “Несколько лет в деревне”, печатавшаяся с марта 1892 г. из номера в номер в журнале “Русская мысль”. Автор сразу выдвинулся в первый ряд писателей своего времени».

Журнальные публикации повести «Детство Тёмы» и очерков Гарина-Михайловского производили на читателей сильное впечатление, о чём вспоминал в мемуарах 1925 г. его молодой коллега писатель Степан Гаврилович Петров-Скиталец, красочно рисуя портрет и биографические подробности насыщенной событиями жизни известного литератора, инженера и предпринимателя:  

«Однажды, зайдя в редакцию “Самарской газеты”, в Самаре, в конце девятидесятых годов, я встретил там незнакомого мне седого человека барской наружности, разговаривавшего с редактором и при моем появлении вскинувшего на меня красивые и совершенно молодые, горячие глаза.

    Седой человек с какой-то особенной непринуждённостью отрекомендовался, пожимая мою руку своей маленькой холёной рукой.

    – Гарин! – сказал он кратко.

    Это был известный писатель Гарин-Михайловский, произведения которого тогда часто появлялись в “Русском богатстве” и других толстых журналах. Его “Деревенские очерки” с большим вниманием и похвалой разбирала серьёзная критика, а блестящая повесть “Детство Тёмы” признана была первоклассной.

    Встреча в провинциальном городе с настоящим писателем, приехавшим из столицы, для меня была неожиданной. 

    Гарин был замечательно красив: среднего роста, хорошо сложенный, с густыми, слегка  вьющимися седыми волосами, с такой же седой, курчавой бородкой, с пожилым, уже тронутым временем, но выразительным и энергичным лицом, с красивым, породистым профилем, он производил впечатление незабываемое…

Он путешествовал вокруг света, гостил в Корее и Японии. В России занимался главным образом инженерством: был опытным инженером-строителем … ненадолго делался помещиком и дивил опытных людей фантастичностью своих сельскохозяйственных предприятий…

Занимался лесным делом, арендовал имения, брал казённые  подряды. Иногда становился богатым человеком, но тотчас же  затевал что-либо безнадёжно фантастическое и вновь оказывался без копейки. В дни богатства всех сбивал с толку бесцельной щедростью… 

Писал большею частью в дороге, в вагоне, в каюте парохода или номере гостиницы: редакции часто получали его рукописи, написанные /отправленные/ с какой-нибудь случайной станции с пути его следования.

Писал не для славы и не для денег, а так, как птица поёт, так и Гарин писал – из внутренней потребности». 

Из приведенного фрагмента воспоминаний вырисовывается характер, истоки которого находим в герое биографической повести писателя «Детство Тёмы» – взрывной темперамент, импульсивные фантазии, отвага и безрассудство восьмилетнего ребёнка с постоянным страхом недовольства строгого папы-генерала и жаждой одобрения любящей мамы, с региональной одесской спецификой окружения Тёмы Карташева в «наёмном дворе». Там он мог «носиться с ребятишками» из бедных семей.

«Наёмный двор – громадное пустопорожнее место, принадлежавшее отцу Тёмы, – примыкало к дому, где жила вся семья, отделяясь от него сплошной стеной. Место было грязное, покрытое навозом, сорными кучами, и только там и сям ютились отдельные землянки и низкие, крытые черепицей флигельки. 

Отец Тёмы, Николай Семенович Карташев, сдавал его в аренду еврею Лейбе.

Лейба, в свою очередь, сдавал по частям: двор – под заезд, лавку – еврею Абрумке, в кабаке сидел сам, а квартиры в землянках и флигелях отдавал внаём всякой городской голытьбе. У этой голи было мало денег, но зато много детей. Дети – оборванные, грязные, но здоровые и весёлые – целый день бегали по двору».  

В своих эссе я не раз затрагивала проблему перехода от сложившейся в 19-м веке модели литературной иерархии (писатели первого или второго ряда) к социокультурной модели литературного пространства: «Культурологическая модель литературного пространства наиболее приемлема в условиях безграничного расширения русского литературного зарубежья и развития интернета» (см. в книге «Из первых уст. Одесский текст: историко-литературные аспекты и современность. Эссе, статьи, интервью» /М.: Водолей, 2015. Стр. 100/).

В русском литературном интернете на портале Lib.Ru/ Классика выставлено Собрание сочинений Н.Г.Гарина-Михайловского, его биографическая справка, библиография и отклики на его творчество, в том числе упомянутый очерк Петрова-Скитальца. В представленной на этом портале биографии Н.Г.Гарина-Михайловского из дореволюционного Русского биографического словаря сообщается:  

«Гарин – псевдоним беллетриста Николая Георгиевича Михайловского (1852 – 1906). Он учился в одесской Ришельевской гимназии и в институте инженеров путей сообщения. Прослужив около четырёх лет в Болгарии и при постройке Батумского порта, он решил “сесть на землю” и провел три года в деревне, в Самарской губернии, но хозяйничанье не на обычных началах не пошло на лад, и он отдался железнодорожному строительству в Сибири.

На литературное поприще выступил в 1892 г. имевшей успех повестью “Детство Тёмы” (“Русское богатство”) и рассказом “Несколько лет в деревне” (“Русская мысль”)…

У автора есть живое чувство природы, есть память сердца, с помощью которой он воспроизводит детскую психологию не со стороны, как взрослый, наблюдающий ребенка, а со всею свежестью и полнотою детских впечатлений».  

Прочтение хорошо написанных, но забытых произведений писателя «не первого ряда» в мировом историко-литературном контексте может вернуть достойную литературу в круг современного чтения, сделать немодную сторону улицы модной.

В случае с литературным наследием Николая Георгиевича Гарина-Михайловского успешно работает контекст романа воспитания (семейная хроника) и региональный одесский контекст.

В биографической повести «Детство Тёмы» воспитанием детей в семье Карташевых занимается мама Аглаида Васильевна, добрым любящим сердцем учитывая тонкую психику ребенка и последствия его отношений с окружающими.

После того, как отец высек Тёму за бесконечные шалости, «горьким чувством звучат её слова, когда она говорит мужу:

– И это воспитание?! Это знание натуры мальчика?! Превратить в жалкого идиота ребёнка, вырвать его человеческое достоинство – это воспитание?!

Желчь охватывает её. Вся кровь приливает к её сердцу. Острой тонкой сталью впивается её голос в мужа.

– О, жалкий воспитатель! Щенков вам дрессировать, а не людей воспитывать!

– Вон! – ревёт отец.

– Да, я уйду, – говорит мать, останавливаясь в дверях, – но объявляю вам, что через мой труп вы перешагнёте, прежде чем я позволю вам ещё раз высечь мальчика.

Отец не может прийти в себя от неожиданности и негодования… и возмущённо шепчет:

– Ну, извольте вы тут с бабами воспитывать мальчика!»

Поведение матери в повести Гарина-Михайловского соответствует распространённым тогда идеям воспитания детей. Задаваясь вопросом: «Как менялось отношение к материнству в различные исторические эпохи?» – социолог Ольга Исупова отмечает, что к концу 19-го века, до Фрейда, господствующей была идея воспитания Руссо: «...среди многих образованных женщин, в основном дворянок, возникла мода на эту идею и в Европе, и в России… Мать должна была, во-первых, рожать детей, во-вторых, должна была заниматься их воспитанием, кормить (сама или нет – были варианты), и она должна была распознать талант этого ребенка и решить, что с ним делать, каким будет его будущее, как бы угадать это. Это и был интенсивный эффект. То есть мать должна была уделять ребенку очень много времени, много усилий и в меру всех своих возможностей, напрягая все свои ресурсы: образование, способности и так далее».

Задушевные беседы с мамой в повести «Детство Тёмы» посвящены социализации ребёнка – усвоению им социальных норм, культурных ценностей и образцов поведения в обществе – в том числе воспитанию доброго отношения к людям более низкого социального происхождения, что представляется существенным для мамы Тёмы в ходе разбирательств его поведения, когда сословный гонор генеральского сына способствует совершению неблаговидных поступков. Это и случай на скотном дворе, где Тёма очутился с ватагой ребят: «...рассвирепевший бык, оторвавшись от привязи, бросился на присутствовавших, а в том числе и на Тёму. Тёму едва спасли. Мясник, выручивший его, на прощанье надрал ему уши. Тёма был рад, что его спасли, но обиделся, что его выдрали за уши. ... Когда выдравший его за ухо мясник поравнялся с ним, Тёма размахнулся и пустил в него камнем, который и попал мяснику в лицо». И история с лавочником Абрумкой, у которого Тёма брал орехи для игры в «дзигу» с дворовыми мальчишками, обещая заплатить за орехи, выдумав, что мама и горничная Таня подарят ему деньги в день рождения. Как всегда, мама пришла на помощь, но вернув деньги, мальчик «хотел сказать Абрумке, что он не смеет трепать его по плечу, потому что он – Абрумка, а он Тёма – генеральский сын, но что-то удержало его». 

Живший в Одессе в 1850-е – 1860-е гг., до окончания Ришельевской гимназии и поступления в Петербургский институт инженеров путей сообщения, Николай Михайловский общался с многочисленным еврейским населением города, что нашло отражение в его творчестве. Как сказано в предисловии моей книги «Из первых уст»: «...невозможно обойти специфику межнационального общения в одесском тексте русской литературы, определившую его содержание». В 1903 г. в 4-м номере петербургского журнала «Образование» опубликованы три рассказа Н.Г.Гарина-Михайловского, напечатанные ранее «в разных провинциальных газетах» (примечание автора), – «Художник», «Гений», «Вероника». Эта публикация представлена в числе произведений писателя на интернет-портале Lib.Ru/Классика: «Тени земли 1903 Проза».

В рассказе «Гений» изложена Гариным-Михайловским и закреплена в общественной памяти уникальная одесская история – старый еврей, ведущий нищенское существование и плохо понимающий русский язык, свел знакомство с отставным учителем математики, две эти странные личности сошлись на поклонении математике, и бывший гимназический учитель обнаружил в записях старого еврея математическое открытие, давно известное в науке, к которому тот пришел собственным путем. Старого еврея пригласили в университет и объяснили, что именно он открыл:

«В зале заседали математики всего университета, всего города, заседал и старый еврей, такой же безучастный, со взглядом вверх, и через переводчика давал свои ответы. – Сомнения нет, – сказал еврею председатель, – вы действительно сделали величайшее из всех в мире открытий: вы открыли дифференциальное исчисление... Но, к несчастью для вас, Ньютон уже открыл его двести лет назад. Тем не менее ваш метод совершенно самостоятельный, отличный и от Ньютона, и от Лейбница. Когда ему перевели, старый еврей спросил хриплым голосом: – Его сочинения написаны на еврейском языке? – Нет, только на латинском, – ответили ему». 

Как указано в авторских примечаниях, «в основание рассказа взят истинный факт, сообщенный автору М.Ю.Гольдштейном. Фамилия еврея – Пастернак. Автор сам помнит этого человека. Подлинная рукопись еврея у кого-то в Одессе».

Что касается фамилии прототипа героя рассказа «Гений», он мог быть в родстве с Борисом Пастернаком – как и арендаторы наёмного двора из повести «Детство Тёмы», дед поэта держал в Одессе, в районе Нового базара, заезжий двор с номерами, из окон которого Леонид Пастернак восьмилетним ребёнком видел одесский погром 1871 г., о чем рассказывается в его воспоминаниях, полученных мною от внучки художника Анн Пастернак-Слейтер для публикации в №12 (2011 г.) одесского альманаха «Мория».

О том, что проза Гарина-Михайловского не оставляет современных читателей равнодушными, говорит и тот факт, что на одном из математических сайтов было высказано сомнение в правдивости рассказа «Гений»:

«Уж если Пастернак не знал о работах Ньютона и Лейбница, то о работах их предшественников он и подавно знать не мог. Значит, чтобы сделать последний самостоятельный решающий шаг, он должен был сделать и все предшествующие шаги, то есть заново переоткрыть всё, что на протяжении двух тысяч лет открыли величайшие математические умы. Но совершенно очевидно: такое не под силу ни одному, даже сверходарённому человеку». / http://tehno-science.ru/gipotezy-1410.html

Гарин-Михайловский в самом рассказе отвечает автору данной интернет-записи: «...старый еврей спросил хриплым голосом: – Его сочинения написаны на еврейском языке?» Религиозным евреям известны были еврейские трактаты по математике доньютоновского периода, использовавшиеся в Талмуде для расчёта календаря и пр. Например: «К 14 в. относится также трактат на мишнаитско-талмудическом иврите Авнера из Бургоса... Попытка автора доказать пятый постулат Евклида, исходя из соображений кинематики, свидетельствует, что его внимание уже привлекали те области математики, развитие которых привело в 17 в. к созданию дифференциального и интегрального исчисления, а в 19 в. – к неевклидовой геометрии» (см. статью «Математика» в Краткой еврейской энциклопедии (Т.5) / http://www.eleven.co.il/article/12661).

Ещё о региональном контексте – восприятие моря в биографической повести Гарина-Михайловского «Детство Тёмы» составляет одну из лучших страниц в морской романтике одесской литературы:

«Он стоял на берегу моря; нежный, мягкий ветер гладил его лицо, играл волосами и вселял в него неопределённое желание чего-то, еще не изведанного.

Он следил за исчезавшим на горизонте пароходом с каким-то особенно щемящим, замирающим чувством, полный зависти к счастливым людям, уносившимся в туманную даль!»

«Детство Тёмы» – замечательная книга для семейного чтения с детьми. Подробно описанные в ней разговоры Тёмы с мамой, когда она выслушивает объяснения, находя истинные  причины  поступков сына и исподволь его воспитывая, представляют ценность и для сегодняшних родителей, что укрепляет мотивацию возврата литературного наследия Николая Георгиевича Гарина-Михайловского в круг чтения современного читателя.

 

                                                                                            август 2016

 

К списку номеров журнала «Литературный Иерусалим» | К содержанию номера