Ирина Власова
Стихотворения
Между волком и собакой
Я служу на границе
Между явным и скрытым,
Между словом и смыслом,
Между жизнью и бытом.
И хрусталик гранится
Между ближним и дальним,
Между взятым и сданным,
Между жертвой и данью.
Мне бы определиться
Между чувством и мерой,
Между раной и нервом,
Между правдой и верой.
Боевой единицей –
Между первым и встречным -
Я служу на границе
Между бренным и вечным.
***
Прокрался в комнату и плещется по стенам
Ночной июньский сад –
Бессовестный и влажный –
Он шепчет, дышит, рядится дождём
И сыплет листья в ящики комода
На белое. Мать ощупью бельё
Перебирает – в теневом театре
Из кучи листьев вынимает книгу
И разворачивает в кружевной подзор.
Филейный вал накатывает, кружит
И мальчика уносит в океан.
Дрейфует недочитанный Дюма
В ночной дозор к бессонным мушкетёрам.
Мать поправляет стаксель кораблю.
Сад отплывает.
Мальчик засыпает.
И вот он просыпается. Зима.
Из пустоты необжитого утра
Всплывает тумбочка, на тумбочке – очки.
В углу жена склонилась над комодом,
А с ней склонилась утренняя тень.
Из кухни приплывает запах кофе
И говор радио. Реальность оживает,
А с нею оживает боль в груди.
Жена к нему подходит:
— Погляди,
Всё белое и чистое, как в сказке.
Такой был утром снег!
А ты проспал.
***
Иногда выдёргиваешь – то ли из вечности, то ли из пустоты –
Обрывок мелодии, взгляд, прекрасный вид незнакомого горизонта
И думаешь: «Вырасту, и это непременно станет моим». Что ты
Давно торчишь заблудившимся экскурсантом на самой линии фронта –
Вспоминаешь не сразу. Как спросонья, не веришь глазам.
Ах, сколько фруктовых косточек было воткнуто в землю в детстве.
Пока ты сражаешься с неизбежным, где-то шумит твой сад,
И – то ли из вечности, то ли из пустоты – долетают благие вести,
Что всё прощено, дома помнят и ждут, и лето выдалось раннее.
«Нам снится – ты жив и здоров. Не молчи, пожалуйста, отзовись!»
Но адрес обратный – не разобрать, не припомнить – неясен и странен.
И ты, уже по привычке, а не по глупости и не по любви,
Охраняешь несбывшиеся мечты огородным пугалом на поле брани.
***
«Вот, посиди и подумай!» Сижу, думаю в темноте.
Льётся со шкафа казённый цветок традесканция,
Сумрачной плетью хлещет в окно тополиная тень,
Все про меня позабыли. И мне это даже нравится.
Вечер стекает сверху, как будто чернила капают в чай.
Пальцы в чернильных пятнах – я рисовала ручкой.
Бог, говорят, непослушных детей отправляет к чертям.
Я не боюсь, но сижу тихо – на всякий случай.
Химера скоблилась в окно да сорвалась с карниза.
Эти – всегда вылезают перед грозой.
Вот и рассыпалось по стеклу, мелкой дробью запузырилось,
Грохнуло, разохотилось и пошло стеной.
Бог поливает свой сад, находит пропавшее втуне,
И обнимает всё, нет у него сирот.
Бог непослушных детей отправляет думать
И улыбается радугой во весь рот.
***
Из коробки детских сокровищ пропало имя.
Не то чтобы оно представляло какую-то ценность,
Но порядок вещей без него нарушен. Отныне
И присно свищет в брешь нощно и денно.
Топчусь под дверью, стараясь вспомнить или забыть –
То ли проснуться, то ли осмыслить понятие «навсегда».
В небосводе набрякшем болит звезда,
Выматывая из себя путеводную нить.
***
Много лет хожу одной и той же дорогой.
Пейзаж вместе с пылью так въелся в мои глаза,
Что, засыпая, я вижу его проекцию на потолке,
И перспектива уводит в точку, куда-то за
Горизонт, на край света, откуда я обрываюсь в сон.
Мама, мама, я опоздала в школу!
Выбегаю на двор - в тополиный пух и в траву
Сурепку… Спросонья забыла, что лето!
Девочка у подъезда – как же её зовут –
Кажется, Света –
Ждёт меня преданно третий десяток лет.
Лучший на свете друг, каких больше никогда
Не было. Как я могла забыть?
Надо проснуться и сразу же наверстать…
Надо проснуться и сразу же позвонить…
Много лет хожу одной и той же дорогой.
***
Вдоль по Репина – вниз от тюрьмы до сумы у Ивановской церкви –
Отмеряется путь по цене в полминуты за метр в гололёд.
А надежда на этом ветру то сверкнет, то моргнет, то померкнет,
И ослепшая вера – прозреет, воскреснет, замрёт.
Богородице, Дево, шепни нам заветное слово,
Посмотри – все скорбящие рады, и скорби их смысла полны.
У соборной ограды в горсти – воробьи и бродяги – истово
Утоляют печали и горести долгой зимы.
Плохо скрытая эта тоска… Неизбежное это прощанье…
Расскажи нам про Гентский алтарь и про чудо спасения и бытия…
Здесь – Свердловский алтарь – не про ангельский хор, не про счастье,
А про дым над рабочей окраиной в тусклые дни декабря.
«Город славных фабричных традиций» до праздников впал в безвременье,
Обескровленный холодом до безучастия и нелюбви.
Богородице, Дево, жестоких сердец умиленье,
Укажи нам дорогу домой и в пути сохрани.
Первый курс
Архитектурный институт.
После занятий очередь в гардеробе.
У зеркала феи да нимфы
Подводят глаза фиолетовым.
«Самый писк», -
шепчет подружка,
Щурясь сквозь ученические очки.
У тебя варежки, полные трамвайных билетов,
И скользкие демисезонные сапоги.
Но вот ты идёшь с планшетом по городу,
А вслед говорят:
«Архитектурный институт».
Биографии нет.
В личном деле – неподнятая целина,
Написано только: «Окончила школу».
Институтские принцы томятся в столовой
В очереди за комплексным обедом,
Смотрят, как будто поверх голов, но
Взгляды закидывают, как невод
Крупноячеистый - на благородный улов.
А ты – рыбная мелочь, и у тебя на лице
Написано: «Только окончила школу»,
И всё. Биографии нет.
Соседка по общежитию
Мечтает о вечной любви.
Гадает на бубновую даму, нежно
И задумчиво улыбается, кипятит
Бигуди в кастрюльке промозглой ранью.
Каждое утро – предчувствия и надежды,
Каждый вечер – разочарования.
А ты живёшь в гармонии с обстоятельствами,
И тебе всегда отвечают взаимностью –
Пофиг на пофиг – как минус на минус.
Даже завидует соседка по общежитию.
Первая сессия на носу,
А ещё не сдан курсовой проект.
Ты читаешь в ночь по учебнику, в голове
Пракситель спорит с Лагранжем заплетающимся языком.
Соседка каждые полчаса ходит блевать в туалет.
В двухместке напротив поставили натюрморт
И всемером гасят хвосты по живописи за семестр,
Спят по очереди на полу. После сессии – Новый год.
Соседка уехала на каникулы в город Ижевск,
Вернулась бледная и записалась на аэробику.
Всё ещё рано темнеет. Скорей бы весна.
***
У Святого Антония плющ ниспадает с плеч,
Каменный младенец не сходит с рук,
Не спадает жар и нисходит дух
По вонзённой в небо игле.
У зимы не допросишься утром и божьей зги,
Падок снег на остатки живого тепла.
Если ты не завёл своего угла,
Так и будешь мотать круги.
В новогоднем воздухе зябкая стынет гарь,
Ощетинился зыбью пустынный док.
У тебя в загашнике – давний долг,
А в ближайших планах – январь.
У Антония вечером мессу поют эфиопы.
В Вавилоне давно смешались все языки.
Отошли свинцовые воды реки,
И явился «Зевс» за Европой.
«Оглашенные, прочь! Изыдите, аллохтоны!»
Остаются все - у потерянных верных нет.
Здесь любому с детских известно лет:
Возвращает потери святой Антоний.
В сердце Падуи – луг, а у нас – гранит.
Ветер северный гонит собак со двора.
Ненадолго б вернуть потерянный рай,
Навсегда бы себя сохранить.