Главная | Журналы | Персоналии | Книги | Медиа | ПОМОЧЬ МЕГАЛИТУ |
Центр |
Сергей ДегтярёвОб авторе: Дегтярёв Сергей Александрович родился в 1960 г. в пос. Березовка Кемеровской... >>> |
Игорь ГончаровОб авторе: родился в 1971 г. в Калининграде. С 1975 г. жил в Магнитогорске. В 1993 г... >>> |
Инна Борисовна ДомрачеваОб авторе: родилась в 1977 г. Окончила... >>> |
РегионыЦентрРоссияАбаканАнадырьАрхангельскАстраханьБарнаулБелгородБлаговещенскВладивостокВладикавказВладимирВолгоградВологдаВоронежЕкатеринбургИжевскИркутскКазаньКалининградКалугаКемеровоКраснодарКрасноярскКурганКурскЛенинградская областьЛипецкМоскваМосковская областьНарьян-МарНижний НовгородНовосибирскОмскОрелОренбургПензаПермьПетрозаводскПетропавловск-КамчатскийПсковРостов-на-ДонуРязаньСамараСанкт-ПетербургСаратовТверьТулаУлан-УдэУфаХабаровскЧебоксарыЧелябинскЯкутскЯрославльЗападная ЕвропаАвстрияАлбанияБельгияБолгарияБосния и ГерцеговинаГерманияИзраильИрландияИспанияНорвегияПольшаРумынияСловенияФинляндияКавказАзербайджанАрменияГрузияАзиатско-Тихоокеанский регионАзиатско-Тихоокеанский регионАфрикаАфрикаВосточная ЕвропаБеларусьМолдоваУкраинаЦентральная АзияКазахстанКиргизстанТаджикистанУзбекистанСеверная АмерикаКанадаСШАСтраны БалтииЛатвияЛитваЭстония |
Никита БрагинПоэзия в творчестве Ивана ЕфремоваМного раз было сказано о том, что стихи, выйдя из-под пера, родившись, начинают жить самостоятельной жизнью, словно зёрна, рассеянные по земле и прорастающие новыми колосьями. Часто такое прорастание происходит на страницах книг – и это, вероятно, одна из лучших судеб настоящих стихов, ведь это свидетельство их прочтения. Не только в прошлом и настоящем, но и в будущем. Литературное творчество Ивана Антоновича Ефремова (1907-1972), выдающегося учёного, палеонтолога и геолога, и замечательного писателя, сосредоточено в области научной фантастики и исторической прозы. Стихи Иван Антонович, скорее всего, не сочинял, во всяком случае, стихотворных публикаций у него не было. Но можно с уверенностью сказать, что Ефремов был человеком не только любящим, но и хорошо знающим русскую и мировую поэзию. В пользу этого говорит множество цитат и упоминаний, содержащихся в рассказах и романах. Об этом же говорят следующие слова, вложенные писателем в уста героини его романа «Час Быка» Фай Родис:
«из тех времён я больше всего ценю русскую поэзию! Она мне кажется наиболее глубокой, мужественной и человечной среди поэтического наследия всего тогдашнего мира»
Если обратиться к биографии Ефремова, моряка и первопроходца, учёного и писателя, реалиста и, одновременно, романтика, то любовь его к стихам представляется совершенно естественной и даже неизбежной, более того, внутренне присущей этому человеку. Он с детства увлекался книгами, с ранней юности – наукой, в молодости ему пришлось сделать выбор между профессиями моряка и учёного (Ефремов в течение нескольких навигаций был штурманом, но интерес к геологии и палеонтологии оказался сильнее любви к морю). В начале 30-х годов Иван Ефремов работал несколько сезонов на будущей трассе БАМа (его уже тогда проектировали, а перед строительством нужны были геологические работы). Стране тогда не хватало специалистов, но Ефремов, практически самоучка в этой сложной области, обладал редкой энергией и жаждой знания, да и организаторские способности были у него незаурядные. Сначала он побывал на востоке, в районе озера Эворон, а потом в центральной части будущей трассы, на Становом хребте, у Тынды, на реке Токко. Впечатления тех лет остались в его рассказе «Голец Подлунный». Там Ефремов делает фантастическое допущение, и герои рассказа находят в одной из пещер среди льдистых скал закованного зимой горного кряжа наскальные рисунки, изображающие африканских животных, слонов и носорогов, и охотников за ними, добравшихся до Восточной Сибири во время межледниковой эпохи.
«Ещё с детских лет я безотчётно любил Африку. Детские впечатления от книг о путешествиях с приключениями сменились в юности более зрелой мечтой о малоисследованном Чёрном материке, полном загадок. Я мечтал о залитых солнцем саваннах с широкими кронами одиноких деревьев, о громадных озерах, о таинственных лесах Кении, о сухих плоскогорьях Южной Африки. Позднее, как географ и археолог, я видел в Африке колыбель человечества – ту страну, откуда первые люди проникли в северные страны вместе с потоком переселявшихся на север животных. Интерес учёного ещё более укрепил юношеские мечты о душе Африки – о могучей, всё побеждающей древней жизни, разлившейся по просторам высоких плоскогорий, водам мощных рек, по овеваемым ветрами побережьям, открытым двум океанам… Мне не пришлось осуществить свою мечту и стать исследователем Чёрного материка. Моя северная родина по необъятности не уступала Африке, а неизученных мест в ней было не меньше. И я сделался сибирским путешественником и попал под очарование беспредельных безлюдных просторов Севера. Только изредка, когда тело уставало от холода, а душа – от хмурой и суровой природы, меня охватывала тоска по Африке, такой интересной, манящей и недоступной…»
Нетрудно вспомнить, кто из русских поэтов создал образ Африки в нашей литературе, принёс её жаркое дыхание к холодным колоннадам Петербурга. Николай Гумилёв, романтик, путешественник и воин, вероятно, был любимым поэтом Ивана Ефремова. Во всяком случае, цитаты из Гумилева встречались мне особенно часто. Так, уже в начале романа «Час Быка» эпиграфом к главе 2 стоит цитата из поэмы «Открытие Америки»:
Двадцать дней, как плыли каравеллы, Встречных волн проламывая грудь. Двадцать дней, как компасные стрелы Вместо карт указывали путь.
Эта поэма звучит и потом, в десятой главе того же романа:
«Она постаралась поэтичнее передать тормансианам стихотворение древнего русского поэта. «Голодом и страстью всемогущей все больны – летящий и бегущий, плавающий в чёрной глубине…» И певучую концовку: «И отсталых подгоняет вновь плетью боли голод и любовь!» Вспомним это место подробнее:
И струится, и поёт по венам Радостно бушующая кровь. Нет конца обетам и изменам, Нет конца весёлым переменам, И отсталых подгоняют вновь Плетью боли Голод и Любовь.
Дикий зверь бежит из пущей в пущи, Краб ползёт на берег при луне, И блуждает ястреб в вышине,— Голодом и Страстью всемогущей Все больны — летящий и бегущий, Плавающий в чёрной глубине.
Ранее, в шестой главе «Часа Быка» Ефремов даёт жестокую цитату из Маяковского (поэма «150000000»):): «Пули погуще по оробелым, в гущу бегущим грянь, парабеллум!»
И противоположностью ей звучит последняя строфа прекрасного стихотворения Гумилёва: «Земля, оставь шутить со мною, / Одежды нищенские сбрось, / И стань, как ты и есть, – звездою, / Огнём пронизанной насквозь!»
«Оглушительный свист и вой, будто вспышка атомного пламени, взвились следом, и музыка оборвалась. – Что это было? Откуда? – задыхаясь, спросила Чеди. – «Прощание с планетой скорби и гнева», пятый период ЭРМ. Стихи более древние, и я подозреваю, что поэт некогда вложил в них иной, лирический, смысл. Желание полного уничтожения неудавшейся жизни на планете…»
Стихотворение Гумилёва стоит привести полностью, особенно из-за упомянутого Ефремовым «лирического смысла»:
Так вот и вся она, природа, Которой дух не признаёт, Вот луг, где сладкий запах мёда Смешался с запахом болот;
Да ветра дикая заплачка, Как отдалённый вой волков; Да под сосной кудрявой скачка Каких-то пегих облаков.
Я вижу тени и обличья, Я вижу, гневом обуян, Лишь скудное многоразличье Творцом просыпанных семян.
Земля, к чему шутить со мною: Одежды нищенские сбрось, И стань, как ты и есть, звездою, Огнём пронизанной насквозь!
Ещё одно стихотворение Гумилёва можно встретить, если вернуться к десятой главе «Часа Быка»: «Временами не справясь с тоскою и не в силах смотреть и дышать», Чеди отправлялась бродить, минуя маленькие скверы и убогие площади, стремясь выбраться в парк».
Цитата взята из самого начала стихотворения:
Девочка
Временами не справясь с тоскою, И не в силах смотреть и дышать Я, глаза закрывая рукою, О тебе начинаю мечтать.
Не о девушке тонкой и томной, Как тебя увидали бы все, А о девочке милой и скромной, Наклонённой над книжкой Мюссе.
День, когда ты узнала впервые, Что есть Индия, чудо чудес, Что есть тигры и пальмы святые — Для меня этот день не исчез. Иногда ты смотрела на море, А над морем вставала гроза, И совсем настоящее горе Застилало слезами глаза.
Почему по прибрежьям безмолвным Не взноситься дворцам золотым? Почему по светящимся волнам Не приходит к тебе серафим?
И я знаю, что в детской постели Не спалось вечерами тебе. Сердце билось, и взоры блестели, О большой ты мечтала судьбе.
Утонув с головой в одеяле, Ты хотела быть солнца светлей, Чтобы люди тебя называли Счастьем, лучшей надеждой своей.
Этот мир не слукавил с тобою, Ты внезапно прорезала тьму, Ты явилась слепящей звездою, Хоть не всем, только мне одному.
Но теперь ты не та, ты забыла Всё, чем в детстве ты думала стать. Где надежды? Весь мир — как могила. Счастье где? Я не в силах дышать.
И, таинственный твой собеседник, Вот, я душу мою отдаю За твой маленький детский передник, За разбитую куклу твою.
Совершенно иной Гумилёв, неожиданно опровергающий шаблонное восприятие поэта… Это стихотворение ещё раз возникает в сюжете романа, словно отражение, воплощаясь в любви землянина Вин Норина и тормансианки Сю-Те. Тонкие параллели можно увидеть в следующих цитатах:
«Вир Норин не шевелился, странный ком стоял у него в горле. Если сон, навеянный его мыслями, был для Сю-Те невозможной мечтой, то как ещё мало любви растворено в океане повседневной жизни Торманса, в котором проживёт свою коротенькую жизнь это чистое существо, будто перенесённое сюда с Земли! Мысль, давно мучившая его, сделалась невыносимой. Он медленно взял руку тормансианки и стал целовать коротко остриженные ноготки с белыми точками. Как и сплетения синих жилок на теле, и легко красневшие белки глаз, это были следы не замеченного в детстве нездоровья, плохого питания, трудной жизни матери. Сю-Те, не просыпаясь, улыбнулась, крепко смежив ресницы. Удивительно, как на бедной почве здесь вырастают такие цветы! Разрушена семья, создавшая человека из дикого зверя, воспитавшая в нём всё лучшее, неустанно оборонявшая его от суровости природы. И без семьи, без материнского воспитания возникают такие люди, как Сю-Те!»
«Печаль всё сильнее завладевала Вир Норином – ощущение тупика, из которого он, бывалый, высоко тренированный психически путешественник, не видел выхода. Его привязанность к маленькой Сю-Те превратилась неожиданно и могуче в любовь, обогащённую нежной жалостью такой силы, какую он и не подозревал в себе. Жалость для воспитанного в счастье отдачи землянина неизбежно вызывала стремление к безграничному самопожертвованию».
Близок к поэзии Гумилёва и вот этот эпизод:
«Молитва о пуле», – сказала Веда, и её низкий сильный голос наполнил большую комнату дворца. Обращение к какому-то богу с мольбой о ниспослании гибели в бою, потому что в жизни для человека уже более ничего не оставалось. – «Смертельную пулю пошли мне навстречу, ведь благодать безмерна твоя», – повторила Чеди. – Как могло общество довести человека, видимо, спокойного и храброго, до молитвы о пуле?»
Здесь Ефремов цитирует две строчки стихотворения неизвестного автора, судя по всему, русского офицера – из числа тех, что встретили трагический 1917 год. Это стихотворение, конечно, никогда не публиковалось в СССР.
Молитва офицера
Христос всеблагий, всесвятый, бесконечный, Услыши молитву мою. Услыши меня, мой заступник предвечный, Пошли мне погибель в бою...
Смертельную пулю пошли мне навстречу, – Ведь благость безмерна Твоя. Скорее пошли мне кровавую сечу, Чтоб в ней успокоился я…
В этом горестном стихотворении, написанным не поэтом, но воином, написанном в страшные дни 1917 года, когда рушилась страна, и когда бунтующая русская армия направила оружие на своих офицеров, отразилась и судьба России, и судьба Николая Гумилёва, которому было суждено погибнуть через несколько лет – от смертельной пули, летящей навстречу… Через всё своё творчество Ефремов пронёс образы поэзии Гумилева – спокойное мужество перед надвигающейся бурей, жажда познания и открытия, любовь к бескрайней красоте мира, трепетная нежность к Женщине… Звучат у Ефремова голоса и других поэтов Серебряного века. В одном из эпизодов первых глав «Часа Быка» разговор о полёте по грани между Миром-Шакти и Антимиром-Тамасом (здесь Ефремов использует термины индуистской философии – Шакти – природа, а Тамас – невежество) достигает кульминации с цитатой из стихотворения Валерия Брюсова (Ефремов приводит две последние строфы):
Февраль
Свежей и светлой прохладой Веет в лицо мне февраль. Новых желаний – не надо, Прошлого счастья – не жаль.
Нежно-жемчужные дали Чуть орумянил закат. Как в саркофаге, печали В сладком бесстрастии спят.
Нет, не укор, не предвестье Эти святые часы! Тихо пришли в равновесье Зыбкого сердца весы.
Миг между светом и тенью, День меж зимой и весной, Весь подчиняюсь движенью Песни, плывущей со мной!
В этом романе, конечно, есть и цитаты из Максимилиана Волошина. Их просто не могло быть. Ефремов пишет в 9 главе: «Сбывались слова древнего поэта, желавшего человеку быть «простым, как ветер, неистощимым, как море, и насыщенным памятью, как Земля». Надо помнить, что Иван Ефремов был учёным-палеонтологом, и для него «память Земли» живая, плотью ощущаемая метафора, понимаемая как былая жизнь, запечатлённая в камне, как след минувшего на страницах природы. Надо сказать, что эта тема – древности, памяти, чувства земли, генетического родства с предками – одна из важнейших в творчестве Волошина. Вот как она звучит в знаменитом стихотворении «Дом поэта»:
Доселе грезят берега мои Смолёные ахейские ладьи, И мёртвых кличет голос Одиссея, И киммерийская глухая мгла На всех путях и долах залегла, Провалами беспамятства чернея. Наносы рек на сажень глубины Насыщены камнями, черепками, Могильниками, пеплом, костяками. В одно русло дождями сметены И грубые обжиги неолита, И скорлупа милетских тонких ваз, И позвонки каких-то пришлых рас, Чей облик стёрт, а имя позабыто.
и далее –
Мой кров — убог. И времена — суровы. Но полки книг возносятся стеной. Тут по ночам беседуют со мной Историки, поэты, богословы. И здесь — их голос, властный, как орган, Глухую речь и самый тихий шёпот Не заглушит ни зимний ураган, Ни грохот волн, ни Понта мрачный ропот. Мои ж уста давно замкнуты... Пусть! Почётней быть твердимым наизусть И списываться тайно и украдкой, При жизни быть не книгой, а тетрадкой.
и, наконец, в финале –
Ветшают дни, проходит человек. Но небо и земля — извечно те же. Поэтому живи текущим днём. Благослови свой синий окоём. Будь прост, как ветр, неистощим, как море, И памятью насыщен, как земля. Люби далёкий парус корабля И песню волн, шумящих на просторе. Весь трепет жизни всех веков и рас Живёт в тебе. Всегда. Теперь. Сейчас.
Позже, в главе 10 того же романа появляется ещё одна цитата: «О, эти сны о небе золотистом, о пристани крылатых кораблей!» – вспомнила Родис стихи древнего поэта России: больше всего любила она русскую поэзию того времени за чистоту и верность человеку». Вот полный текст стихотворения Волошина:
Священных стран Вечерние экстазы. Сверканье лат Поверженного Дня! В волнах шафран, Колышутся топазы, Разлит закат Озёрами огня. Как волоса, Волокна тонких дымов, Припав к земле, Синеют, лиловеют, И паруса, Что крылья серафимов, В закатной мгле Над морем пламенеют. Излом волны Сияет аметистом, Струистыми Смарагдами огней… О, эти сны О небе золотистом! О, пристани Крылатых кораблей!..
Ещё одна цитата из Волошина есть в романе «Туманность Андромеды», в главе 5. Судя по тексту, действие происходит в Крыму, недалеко от подножия Карадага, где на горе Кучук-Енишар находится могила поэта: «– Я задержался наверху, – Рен Боз показал на каменистый склон. – Там древняя могила. – В ней похоронен знаменитый поэт очень древних времён, – заметила Веда. – Там высечена надпись, вот она, – физик раскрыл листок металла, провёл по нему короткой линейкой, и на матовой поверхности выступили четыре ряда синих значков. – О, это европейские буквы – письменные знаки, употреблявшиеся до введения всемирного линейного алфавита! Они нелепой формы, унаследованной от пиктограмм ещё большей древности. Но этот язык мне знаком. – Так читайте, Веда! – Несколько минут тишины! – потребовала она, и все послушно уселись на камнях. Веда Конг стала читать: Гаснут во времени, тонут в пространстве Мысли, событья, мечты, корабли… Я ж уношу в своё странствие странствий Лучшее из наваждений Земли!.. – Это великолепно! – Эвда Наль поднялась на колени. – Современный поэт не сказал бы ярче про мощь времени. Хотелось бы знать, какое из наваждений Земли он считал лучшим и унёс с собой в предсмертных мыслях?» Полностью это стихотворение звучит так:
Выйди на кровлю. Склонись на четыре Стороны света, простёрши ладонь… Солнце… Вода… Облака… Огонь… — Всё, что есть прекрасного в мире…
Факел косматый в шафранном тумане… Влажной парчою расплёсканный луч… К небу из пены простёртые длани… Облачных грамот закатный сургуч…
Гаснут во времени, тонут в пространстве Мысли, событья, мечты, корабли… Я ж уношу в своё странствие странствий Лучшее из наваждений земли…
Нужно добавить – это стихотворение написано Волошиным в последние годы жизни, и в нём – прощание с красотой мира… Именно это и выражено в словах «какое из наваждений Земли он считал лучшим и унёс с собой». Наше путешествие вслед за Поэзией будет неполным, если мы не придём к одной из важнейших тем Ивана Ефремова – теме Женщины. И здесь показательны цитаты, звучащие в романе «Лезвие бритвы»:
Если узнаешь, что ты другом упрямым отринут, Если узнаешь, что лук Эроса не был тугим…
Это стихи Софии Парнок (1885-1933), в которых выражено чувство уже уходящей в прошлое утраченной любви:
Если узнаешь, что ты другом упрямым отринут, Если узнаешь, что лук Эроса не был тугим, Что нецелованный рот не твоим лобзаньем раздвинут, И, несговорчив с тобой, алый уступчив с другим, Если в пустыню сады преобразила утрата, — Пальцем рассеянным всё ж лирные струны задень: В горести вспомни, поэт, ты слова латинского брата: «Всё же промчится скорей песней обманутый день».
Другие цитаты взяты из стихов Марии Шкапской (1891-1952):
«– Женская интуиция и есть инстинктивная оценка мудростью опыта прошлых поколений, потому что у женщины её больше, чем у мужчины. Это тоже понятно почему – она отвечает за двоих. Но вернёмся к Шкапской. Я бы сказал, она отличается научно верным изображением связи поколений, отражения прошлого в настоящем. Как это у нее:
Долгая, трудная, тяжкая лестница, Многое множество, тьмущая тьма! Вся я из вас, не уйдёшь, не открестишься, — Крепкая сложена плотью тюрьма…
– Одно из лучших, – обрадовалась Сима. – Но мне больше нравится гордое, помните:
Но каждое дитя, что в нас под сердцем дышит, Стать может голосом и судною трубой!»
Привожу полностью текст обоих стихотворений:
*** Деды дедов моих, прадеды прадедов, Сколько же было вас прежде меня? Сколько на плоть мою вами затрачено С древних времён и до этого дня?
Длинная, трудная, тяжкая лестница, Многое множество, тьмущая тьма, – Вся я из вас – не уйдёшь, не открестишься, Крепкая сложена плотью тюрьма.
Ношей тяжёлой ложитесь мне на плечи, – Строю ли, рушу ль, боюсь иль люблю, –
Каплями пота, кровавыми каплями, Вы прорастаете в волю мою…
*** Мы были, мы прошли, нас было очень много, колосья, сникшие под режущим серпом, каменья серые по полевым дорогам, мы были, мы прошли, земля наш тёмный дом... Молчали мы, и нас никто не слышал, и неуслышим будет голос твой, но каждое дитя, что в нас под сердцем дышит – стать может Голосом и Судною Трубой...
Здесь более всего поражает ощущение генетической памяти народа – даже больше, человечества, память, восходящая к Женщине-прародительнице и пронесённая женщинами-матерями. Эта память, живущая в нас со времён палеолита, вобравшая в себе всё прекрасное, созданное людьми, дремлет в каждом из нас, но иногда может пробудиться и выразиться в творчестве и судьбе человека. Таких людей называют гениями – им равно подвластны все три времени – прошлое, настоящее и будущее. Но ведь и само искусство таково. В его лучших образцах воплощено чудо единения времён, эпох, культур. Остаётся напомнить, что Иван Ефремов был учёным, изучавшим древнейшую жизнь, мир, существовавший сотни миллионов лет назад. И он же был писателем, описывавшим Ойкумену на заре античного мира, и представлявшим себе Вселенную людей, какой она станет через многие тысячи лет. И важнейшей связующей нитью между этими абсолютно разными, но одинаково живыми мирами, была для него поэзия.
Февраль, 2016 г. К списку номеров журнала «Северо-Муйские огни» | К содержанию номера |
ГолосованиеВыберите название/тему следующего раздела проекта "Вещество"ЖурналыСИБИРСКИЕ ОГНИВРЕМЕНАКыштым-ГраниСОТЫВЕЩЕСТВОАРТИКЛЬДАЛЬНИЙ ВОСТОККОВЧЕГМОСТЫМЕНЕСТРЕЛЬПриокские зориВИТРАЖИДОНДРУГОЕ ПОЛУШАРИЕБАЛТИКА-КалининградНОВЫЙ СВЕТНАЧАЛОСлово-WordКольцо АЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРАДЕНЬ ПОЭЗИИЖурнал ПОэтовСВОЙ ВАРИАНТГРАФИТИНЫЕ БЕРЕГА VIERAAT RANNATЮЖНОЕ СИЯНИЕЛитературный ИерусалимЖурналы, публикация которых на сайте прекращена:Пятью пятьКочегаркаРусское вымяЕВРОПЕЙСКАЯ СЛОВЕСНОСТЬЕВРЕЙСКАЯ СТАРИНАЗДЕСЬЛитСредаЗаметки по еврейской историиСемь искусствЛиФФтОСОБНЯКСЕВЕРЛИТЕРАЧЕЛОВЕК НА ЗЕМЛЕЮЖНЫЙ УРАЛИЛЬЯСеверо-Муйские огниАРГАМАК-ТатарстанСлова, слова, словаЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАДВОРКИКАЗАНСКИЙ АЛЬМАНАХПять стихийЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАПИСКИГВИДЕОНИНФОРМПРОСТРАНСТВОСорокопутДЕРИБАСОВСКАЯ - РИШЕЛЬЕВСКАЯСТЕРЖЕНЬТело ПоэзииБАШНЯБЕЛЫЙ ВОРОН22ВОЛОГОДСКАЯ ЛИТЕРАТУРАНАШЕ ПОКОЛЕНИЕУРАЛРУССКАЯ ЖИЗНЬДЕТИ РАФУТУРУМ АРТАРТ-ШУМЛИТЕРА_DNEPRТРАМВАЙЧЕРНОВИКЗАПАСНИКЗИНЗИВЕРЫшшо ОдынПРЕМИЯ ПБЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫЛИКБЕЗЗНАКИ11:33ВАСИЛИСКДЕНЬ И НОЧЬУРАЛ-ТРАНЗИТНОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬАЛЬТЕРНАЦИЯ |