Клавиши в снегу

* * *
В этом городе нет ничего. Не найдётся угла
Тем, кто хочет укрыться от самой безжалостной стужи.
А в крови тишина. И никто никому здесь не нужен.
В этом городе ты никогда никого не ждала.

Я с ума не схожу, оттого что не вижу огня,
И слова расставляю упрямо в обратном порядке,
Нет игры непонятней и злее, чем с памятью в прятки.
В этом городе нет ничего для тебя и меня.

В этом городе нет ничего. Я всё выдумал сам,
До последних глубин одинокую нежность терзая,
Там бежишь ты по льду, постепенно вдали исчезая,
Оставаясь при этом так близко, что больно глазам.

Ты, конечно, не знаешь, что время отстало на час
От моих самолётов, которым взлететь не придётся.
Ты спешишь по зиме, и зима за тобою крадётся,
В этом городе нет ничего. Ничего, кроме нас.

То, чему не бывать, не вернётся — зови не зови,
Всё давно решено. Этот лёд никогда не растает,
Всё, что легче земли, непременно от нас улетает,
В этом городе нет ничего, кроме нашей любви.


* * *
Боль утихает, как будто и не было боли,
Новые буквы толпятся на спусках крутых.
Тёмные тучи скрывают большие мозоли
От самолётов и птиц да от взглядов пустых.

Вот тебе мир, о котором писали поэты
И прославляли горнисты, побудку трубя.
Примешь его? Иль, как Чацкий, попросишь карету?
Выпьешь его перед тем, как он выпьет тебя?

Боль утихает, как мышь, забивается глубже,
Кто её тронет, мгновенно почувствует сам,
Как я ходил босиком по космическим лужам
И своё сердце на сотни кусков искромсал.

Звёзды посолены густо. От всей этой пыли
То и останется, что начиналось вразлёт.
Чацкий уехал, и гости о нём позабыли,
След от кареты теперь уж никто не найдёт.

Вальсы звучат. Бесполезные длинные вальсы,
Ноги и руки летают, боятся соврать,
Знаешь, любимая, я ничего не боялся,
Кроме любви, чьи цветы невозможно сорвать.

Снова дорога, и снова мне стискивать зубы,
Видеть холодные сны, просыпаться в поту.
Боль утихает, и мира засохшие губы
Ищут воды, как последнюю ищут мечту.


* * *
С ветки срывается яблоко спелое,
Быстро на землю летит.
Жизнь исчезает, как облако белое…
Кто нам её возвратит?
Только сегодня подумал, а надо ли
Помнить, как начался путь,
Как бесконечные яблоки падали
Мокрой Отчизне на грудь?
Тьма расползается, липкая, мутная,
Тело по мерке кроя,
Старая песня, судьба бесприютная,
Хочешь в родные края?
Хочешь туда, где туманы молочные
Бережно кутают птиц?
Хочешь туда, где надежды бессрочные
Наших не чувствуют лиц?
Родина там, где фуражку ты набок мне
Сдвинула, просто резвясь,
Родина там, где упавшее яблоко,
Осени поздняя вязь,
Родина там, где дороги проезжие
Путник привычно клянёт.
Родина там, где от грусти до нежности
Лестницы долгий пролёт.
Время прошло. Заурядною пешкою
Ферзь облупившийся стал.
Белое облако тает, не мешкает.
Белое облако! Тай!
С тем я уже ничего не поделаю,
Что, уходя, не сбылось.
С ветки срывается яблоко белое,
Падает в землю насквозь.


* * *
Ты далеко, в моих руках лишь пыль
И прах любви. На ветер всё швырну я…
Пусть тот волшебник, что тебя слепил,
Шепнёт стихам, чтоб запах твой вернули.
Когда-нибудь всё станет молоком:
И горы, и леса, и соль морская,—
И в этот миг ты вспомнишь ли о том,
Что жизнь была обещана другая?
Но обещанья выдержать нет сил,
И смерть уходит под руки с другими.
Пусть тот волшебник, что тебя слепил,
Из глаз твоих моё достанет имя.
Пройдя сквозь твой огонь, я стал ничей,
И пустоту опять сжимают руки.
А нежность вытекает, как ручей,
Чтоб стать рекой и высохнуть от скуки.


* * *
Паровоз потерял все составы свои, не доехав,
И не может найти все суставы свои человек.
Не расслышать слова, но уже отзывается эхо
На молчанье любви, что потратила даром свой век.

Шутовские усы подрисованы пробкою жжёной,
А безусых юнцов не война ожидает — тоска.
Допивай свой абсент, избавляйся вконец от пижонства
И ступай по мостам, не заметив, как плачет река.

Первородство моё превратилось с годами в сиротство,
И чем чаще дожди, тем сильнее придётся дрожать.
Поезда — это символ того, что не стоит бороться,
Всё равно все уедут куда-нибудь — не удержать!

Все равно все уедут куда-то. Прощаний заёмных
С каждым днём истончается кем-то отмеренный срок.
Потеряешь себя, ничего не найдёшь, кроме тёмных,
Уходящих на север, забрызганных грязью дорог.

И деревья вдоль этих дорог будут гнуться и гнуться,
И во рту пересохшем растает небесная боль.
Как болит оттого, что назад невозможно вернутся,
Но бесплотная тень никогда не почувствует боль.


* * *
Твоё лицо в неразберихе снов
Из памяти выходит постепенно
И падает с небесных потолков,
Как с тела Афродиты клочья пены.

И каждой ночью средь живых теней,
В чьих старых шкурах только боль тупая,
Я рыскаю и чувствую сильней,
Как новый день горчит, не наступая.

Перед рассветом богатырский свист
Завертит мир в бессмысленное presto,
На раз-два-три играет пианист,
И для четвёртой доли нету места,

Как нету места для дрожащих век
И губ, что прикасались осторожно.
Смотри в окно и удивляйся — снег!—
Как знак того, что счастье невозможно.

Всё кончится, как пена, как тоска,
Как Афродита, как любовь солдата,
Блестят рояля чёрные бока,
И тень не доживает до заката.

Рояль замёрз. И клавиши в снегу,
Мне вальс не танцевать. Я не умею.
Но пианист — у памяти в долгу,
Он музыку прервать уже не смеет.

Ни прошлого, ни будущего… С тем,
Что в настоящем, суждено проститься.
Твоё лицо пусть мой украсит шлем,
Когда к моим ногам падут столицы.

Никто узнать не сможет, кто же ты,
И варваров желанье не встревожит.
Твоё лицо рассыплю на черты
И спрячу в каждом дне, что будет прожит.


* * *
Земля перевернулась,
Не разобрав спросонья,
Что ты не обернулась
На луч прощальный солнца.
Но я к тебе успею,
Я с солнцем не растаю,
От Пасхи до Успенья.
Твою судьбу впитаю.

Бросаю я монету
И жду орла иль решку,
А ты идёшь по небу,
Идёшь легко, безгрешно,
Спят облака, как будто
Они большие цапли,
И выжмёт ночь под утро
Любви последней капли.

Не утолить мне жажды,
Не проглотить свободы,
Я погружаюсь дважды
В одно и ту же воду.
Любовь ко мне вернётся,
Усмешкой рот отметит,
Земля перевернётся
И солнца не заметит.


* * *
Плетутся усталые лошади,
Брусчатке от них тяжело.
А ты пробегаешь по площади
И ловишь в трамваях тепло.

Печаль вулканической лавою
Лежит на перилах моста.
А лебеди? Лебеди плавают.
Простая забава — чиста.

Река не запомнила холода,
На острове крутят кино.
Всё было так зелено, молодо
И даже немного смешно.

Финалом вселенской мистерии
Ленивая брезжит заря,
И я из столицы империи
Пишу эти строки зазря.

Петух раскричится воинственный,
В одежду вонзится репей.
И ты будешь чьей-то единственной,
Всегда оставаясь моей.

По полочкам мысли разложены,
Старинная стонет печать.
А лошади? Старые лошади
Умеют, как люди, кричать.

И площадь следами, как танцами,
Наполнит прощальный азарт.
Трамвай отбывает от станции…
Никто не приедет назад…


* * *
С утра сбежали краски с полотна,
И голуби не вынесли разлуки.
Когда-нибудь ты скажешь, что весна
Была всего лишь поводом для скуки.
Как хорошо, что наших пальцев власть
Рассыпалась, не завершив касанья.
Как, говоришь, та улица звалась?
И есть ли у любви ещё названье?
Упрямый разбегается курсив,
Когда уже не вымолвить ни слова.
На острых шпилях небо голосит
От боли и от призраков былого.
И даже не придумаешь письма,
Пустой конверт зажат в ладони тёплой.
Когда-нибудь ты скажешь, что зима
Оставит нам дыхание на стёклах.
В плену твоих невысказанных фраз
Я понимаю пристально и верно:
Пусть осень продолжается без нас
И пьёт глинтвейн в прокуренных тавернах.
На полотне — лишь очертанья тел,
И голуби плывут в одеждах сизых.
И с улицы твой запах улетел…
А может, я постичь его не в силах…


* * *
Когда бы мог, я б автостопом в Тулу
Подался бы и дальше бы на юг,
Увидел бы лезгинские аулы
И понял бы, что время — это круг.
Потом, хребет кавказский переехав,
Сквозь Грузию я б высоко пронёс
Её несостоявшееся эхо,
Её бокал, в котором больше слёз.
Как коршун, я бы пищу рвал когтями,
Постель себе стелил бы у костров
И Турцию, что вровень с облаками,
Прошёл бы, не вкусив её даров.
Невидимый, молчание хранящий,
Я плыл бы морем в сторону Балкан,
Качался бы со мною рядом ящик
С оружьем, опоздавшим для славян.
Направил бы стопы свои я к Риму,
Чтоб пыль его великую впитать
И разглядеть, как дерзко и незримо
Из Рима ускользнула благодать,
Уже почти добравшись до Парижа,
Обжёгся бы о пламя Сен-Дени,
Париж в огне, опять в огне, чем ближе
Огонь, тем память девственней в тени.
Пьянящий виноград Андалусии
Отведать бы уже не привелось,
Когда б на свете не было России,
Я был бы вечный странник, вечный гость.
А так смотрю, и вспоминаю Тулу,
На кухне закипает самовар,
Немножечко завидую Катуллу
И Шиллеру… Но поспевает взвар
Из солнца, из любви, из песен ранних,
Из воздуха невероятных хвой.
Прекрасен мир, прекрасен тульский пряник,
И самовар прекрасен тем, что мой.


* * *
Скажи, что ничего не было,
Что нам простили злую гульбу,
Что мир не от меня требовал
Расплату за вторую судьбу.
Скажи, что это солнце не выступит
На скулах краснотою стыда,
Скажи, что из объятий не выпустят
Нас время и любовь никогда.
Но ты молчишь, а поезд качается,
Никто ему не в силах помочь.
И нежность никогда не кончается,
Но кончится когда-нибудь ночь.
А злоба растекается желчная
По тем, кто не решился уснуть.
Дорога постоянней, чем женщина,
И больше, что отмеренный путь.
Мелькают полустанки печальные,
Шумит лесов зелёная плоть.
Пусть свечи загорятся венчальные,
Чтоб милостив остался Господь!
Земля давно по кругу отбегала,
Хранит свою особую стать.
А я ищу разбитое зеркало,
Чтоб чьё-то отраженье достать.


* * *
Неприхотливая улочка,
Сумрак знакомых кафе.
В небе — вчерашняя булочка,
Бармен всегда подшофе.

Стёкла неровные в трещинах,
Память выходит из рук,
Надо бы с жизнью порезче мне,
Надо бы, да недосуг.

В воздухе утлая лодочка,
Бога на ней не гневи!
Кофе, наверно, холодный уж?
Не холоднее любви.

Не холоднее, чем проблески
Разума у дураков,
Не холоднее, чем облики
Девушек прошлых веков.

Улочка пахнет конфетами,
Ландышем пахнет, халвой,
Улочка между проспектами,
Между тобою и мной.

Дни начинались здесь праздные
И утекли, как вода.
Жаль, что ходили мы в разное
Время туда и сюда.

Жаль, что ты выбрала лучшее,
Не расспросив про меня,
Жаль, что надежды тягучие,
Я на слова променял.

Нечего больше рассказывать,
Выбилась память из сил.
Кофе придётся заказывать…
Этот давно уж остыл.


* * *
Разлетается мир на куски,
В поездах отыщи мою нежность
И добавь в неё каплю тоски. —
Размешай эту каплю прилежно,
Пригуби, и пребудешь пьяна,
По твоим разгуляюсь я венам,
И судьба пошатнётся, полна
Этой красной горячей вселенной.
На губах не улыбка горит,
Это кровь обновилась до боли,
Слышишь, как начинается ритм
Двух сердец, что мечтают о воле?
И куда бы ни шли поезда,
Самолёты куда б ни летели,
Я в тебе остаюсь навсегда,
Навсегда остаюсь, в самом деле,
Даже если забудешь меня,
Если имя запрячешь поглубже,
Я сожмусь до такого огня,
Что никто тебе будет не нужен.
Разлетается мир на куски,
И любовь не пройти стороною.
Наши тени взлетают, легки,
И становятся тенью одною.


* * *
Будет случайная жизнь,
Прах непрочитанных книг.
Стол непокрытый и джинн,
Что из бутылки возник.
Будет пейзаж за окном,
Свалка и шелест листвы.
Будет расхаживать гном
Возле моей головы.
Будет русалка парить
И опускаться в кровать.
Вещи начнут говорить,
Я их начну понимать.
Чай будет слишком горяч,
Трескаться будет стакан,
Будет в прихожей палач
Прятать случайный наган.
Люди забудут стихи,
Сядут на старые пни,
По-монастырски тихи
Будут случайные дни.
Будут простые дела,
Будет любовь дотемна,
Будет планета мала
Для продолжения сна.
Будут чернила и лист,
Будут клеймо и печать,
Будут Бетховен и Лист
Одновременно звучать.
Будет бельё на стене,
Грязная белая суть,
Мы проживаем во сне
Или готовясь уснуть?
Буду купаться во лжи,
Страшную правду тая.
Будет случайная жизнь.
Жаль, что она не моя.


* * *
Без тебя не уснуть, Ты взрастила бессонниц
Череду, чтобы глубже они проникали,
И теперь они корчатся в масках бесовских
И следы горячо оставляют на ткани.

Без тебя не уснуть, что ни вспомнишь — всё осень,
Что вернулась на плац и терзает мальчишек,
Без тебя не уснуть — нет ответа в вопросе,
Пифагор всё выводит какие-то числа,

Будто в числах действительно нечто такое,
Что вернее, чем танец крутящейся пыли.
Без пяти на часах — это время покоя,
Без пяти минут жизнь — жаль, вот стрелки застыли.

Без тебя не уснуть, с этим трудно бороться,
Мы в хрустальной стране, где живут напрямик,
И красавец легко превратится в уродца,
И заплачет оставленный в зале двойник.

Начищай сапоги, гуталин растворяя
В пифагоровом сне, что добрался до нас.
Эта правда одна, эта правда такая,
Без тебя не сомкнуть переполненных глаз.

Без тебя не уснуть, не дарована милость,
До небес поднимается красная ртуть.
Понимаешь, земля никогда не крутилась,
Только глобус — и тот, если сильно толкнуть.


* * *
В Милане дождь со снегом… на Дуомо
Народу мало, только магазины
Заманивают в сладкую истому.
Туристы покупают мокасины
В мечтах о тёплом летнем побережье.
В Соборе служба. Правильный католик
Молиться может истовей, чем прежде.
Вхожу в кафе и выбираю столик —
Что ж! Чисто и совсем неприхотливо,
А бармен, молчалив, что гладиатор,
Здесь можно ощутить себя счастливым,
Отпив глоток эспрессо макиато.
Ни писем не случится, ни оказий.
Купить билет и улететь отсюда.
Не заслужил ни ссылки я, ни казни,
Осталось лгать себе, что верил в чудо,
Что верил не в любовь, так в провиденье
И ремешок затягивал потуже.
В Милане дождь со снегом… настроенье
Обычное — не лучше и не хуже.
Век двадцать первый в будничных тревогах,
Всё меньше птиц, всё больше византийства,
Когда-нибудь и памятники смогут
Безгрешно совершить самоубийство.
На мостовых тугой оттенок стали,
На улицах — синьоры, синьорины,
У них не спросишь, отчего мне стали,
Так часто стали сниться мандарины.
На сцене умирает лучший тенор,
И публика его встречает стоя.
Когда б я мог дырявить взглядом стены,
То понял бы, что вдаль смотреть не стоит.


* * *
Весна чуть холодней, чем сердца льды,
Чуть легче, чем упавшая ресница.
Иду по краю, шаг мне до беды,
Шаг до любви, и жизнь, чтоб возвратиться.
Как получилось так, что ты летишь,
А мне с тобой нельзя к воротам рая,
Как получилось так, что ты молчишь
И тишина твоя во мне сгорает?
Как получилось так, что вместо снов
Я вижу степь и слышу конский топот?
Весна моих не растопила льдов,
И дьявольский не перепутать шёпот
Ни с чем. Он возвращаться не велит
И жизнь мою сжимает до мгновенья.
Как получилось так, что не болит
Душа и не бормочет о спасенье?
Весна преодолеет силу льда,
У нежности здесь имя быстротечность.
Иду по краю. Вот моя беда,
А вот любовь… И между ними вечность.


* * *
К твоим ногам я бросил целый город,
И город испугался и притих.
Давай, любовь, хватай же нас за ворот
И отправляй на небо нас двоих.
Без памяти, без юности, без правил
От смеха загибается луна.
На этих крышах я следы оставил,
И ты по ним бежишь совсем одна.
И ветер извивается и треплет
Тебя, чтоб унести на край земли,
Туда, где мы от счастья не ослепли,
А зрение иное обрели.
К твоим ногам я бросил целый город,
В тебе он растворился без труда.
Небесный плащ был надвое распорот,
Когда сплетались руки навсегда…
Ночь без тебя, нелепая, пустая,
Блестят обломки прежнего венца.
Я по губам твоим теперь читаю
Мою судьбу, которой нет конца.