Яков Басин

Причащение к духу

 

 

Когда 13 апреля 1989 года я входил в битком набитый зал, в котором редколлегия журнала «Наш современник» проводила встречу с творческой интеллигенцией Академии наук Беларуси, я и не предполагал, что даже спустя ряд лет буду не только вспоминать об этом вечере, но и цитировать записи, сделанные тогда. Один из эпизодов особенно врезался в память. После заявления о том, что у редколлегии с евреями нет общения на духовной основе и что покойный Шукшин ей дороже всех мировых запасов мацы, в зал был брошен вопрос: «Вы хотите, чтобы Шагал стал великим белорусским художником?» – на что элита белорусской науки дружно взревела: «Не-е-е-т!»

Попал я на этот вечер отнюдь не случайно. События, которые произошли тогда в течение последнего года, серьезно и в самом позитивном контексте затрагивали интересы евреев республики. Находившийся до этого несколько десятилетий в глубоком подполье «еврейский вопрос» вдруг обрел государственное звучание. Весной 1988 г. в актовом зале Союза писателей Белоруссии было торжественно отмечено 90-летие погибшего в октябре 1937 года от рук сталинских палачей великого идишистского поэта Изи Харика – событие, о котором еще несколько лет назад и мечтать не приходилось. И почти вслед за этим 9 мая, на День Победы, – традиционный митинг на Яме в центре города, месте последнего упокоения нескольких сотен узников минского гетто, в том числе детей детского дома. Хоть его и глушили бравурными маршами милицейские громкоговорители, но он был отмечен тем, что на него явилась целая команда еврейской молодежи с нашитыми на пиджаки желтыми звездами. И уже полгода как в Минске существовало объединение еврейской культуры, получившее чуть позднее право носить имя Изи Харика. И, наконец, я сам уже как два месяца был приобщен к деятельности этого объединения чтением лекций по еврейской истории.

Уже с первых дней я столкнулся с тем, что большинство вопросов, идущих из зала, касалось проблемы существования в СССР негласной политики государственного антисемитизма. Зал просил объяснить – с точки зрения «советского интернационализма» и советского же уголовного законодательства – наличие практически во всех книжных магазинах издаваемой в самой же Белоруссии антисемитской литературы. Чтобы отвечать на поток этих вопросов, мне пришлось волей-неволей заняться изучением того, что позднее социологи назовут идеологическим антисемитизмом. Журнал «Наш современник» тогда был основным генератором антисемитских настроений в обществе, поэтому миновать приезд в Минск основных идеологов этого издания я не мог.  Не имел права.

1

К тому моменту, когда московское антисемитское издание высадило свой «десант» в центре Минска, уже два года миновало с тех пор, как во всем мире было отмечено столетие великого белорусского живописца еврейского происхождения Марка Шагала. Отмечен этот юбилей действительно был во всем мире. Везде, кроме… Белоруссии. В той стране, которая дала миру этот огромный талант, никто на юбилейную дату даже внимания не обратил. Ни коммунистическое правительство, бывшее тогда у власти, ни художественные круги, ни демократически настроенная интеллигенция – никто! Поэтому понятно, почему появление в Минске столичных литераторов с явно провокационными антишагаловскими спичами оказалось в одном русле событий. Понятна поэтому и реакция научной общественности: «Не-е-е-т!» И все же, к счастью, были люди, которые считали своим долгом исправить существующую историческую несправедливость.

К моменту появления в Минске «современников» уже год как не затихал скандал вокруг незавершенного фильма кинодокументалиста Аркадия Рудермана «Театр времен перестройки и гласности», взорвавшего, наконец, стену молчания, возведенную вокруг имени Марка Шагала. Стена была настолько высокая и крепкая, что один из крупнейших живописцев ХХ века был изгнан не только из Белорусской энциклопедии, но даже из энциклопедического словаря «Витебск». Фильм, правда, касался судьбы редактора Белорусской Советской энциклопедии Ирины Шеленковой, вступившейся за честное имя М.Шагала, оклеветанное в статье о нем, и уволенной за это с работы, но эта история приподняла завесу надо всей попыткой дискредитации имени и творчества его в Белоруссии. Фильм запечатлел эпизоды судебного процесса по восстановлению на работу уволенного сотрудника энциклопедии на работе, но лицемерие и низость руководства этой элитной государственной организации были настолько очевидны, что фильм был запрещен и, как говорят в таких случаях, «отправлен на полку». Ничего нового в позиции властей по отношению к неугодному сотруднику не было, но имя Шагала взрывало всю ситуацию.

Фильм не был завершен, но Аркадию удалось как-то протащить его контрабандой на Первый Всесоюзный фестиваль докумен-тальных фильмов в Свердловске (1988). Он был показан вне программы и получил специальный приз оргкомитета. В Москве власти оценили ситуацию и показали «Театр», а точнее, его фрагменты, то есть отснятый материал, 26 ноября того же года по 2-й программе Центрального телевидения в передаче «На перекрестке мнений». Однако на белорусские власти это не произвело ни малейшего впечатления, и шовинисты продолжали принимать все меры, чтобы вычеркнуть из памяти, из культуры, из истории имя Шагала, человека, без которого вряд ли кто-либо в мире вообще знал бы, что есть на земле такой город – Витебск.

А в журналистских кругах того времени историю создания и спасения от уничтожения фильма «Театр времен перестройки и гласности» рассказывали почти как детектив. О том, как А.Рудерману «зарубили» заявку на фильм о Шагале к его столетнему юбилею («если мы будем о каждом эмигранте картины снимать...»), а он все равно его снял. О принятой к публикации в энциклопедии совершенно безграмотной статьи о Шагале, к которой был причастен «великий антисионист той эпохи» Владимир Бегун. О том, как пленку с фильмом на студии после первого же просмотра по приказу начальства извлекли прямо из проекционного аппарата и унесли. О том, как Рудерман отправился в кабинет директора студии: «Если через десять минут коробки с пленкой не будут лежать у меня в монтажной, вызываю милицию с собаками». Спустя десять минут коробки были на месте. Сам Аркадий мне потом рассказывал, что все исходные материалы у него позднее изъяли, и ему уже пришлось самому просто выкрасть их со склада киностудии и ближайшим поездом вывезти в Москву. Пока Аркадия несколько дней не было в Минске его жена Галя (Галуша) всем объясняла, что муж занимается тем, что ищет работу в Ленинграде. Ему тогда действительно удалось спасти ленту от изъятия и уничтожения.

О чем фильм «Театр времен перестройки и гласности»? Об увольнении из редакции Белорусской Советской энциклопедии одного из редакторов, позволившей себе иметь собственное мнение? Да, но не только. О необходимости увековечивания имени великого Шагала на его родине, о фальсификации истории? Да, и об этом тоже, но и не только об этом. Тогда о чем же? Об антисемитизме. О том общепринятом еще совсем недавно обычае о евреях говорить либо плохо, либо ничего. А раз обо всех евреях, значит, и о великом Шагале тоже. Аркадий Рудерман одним из первых приоткрыл занавес молчания над еврейской тематикой в советском киноискусстве и одним из первых обнажил так называемую «классовую сущность антисионизма».

Во главе телевидения находились тогда совсем не глупые люди. Квинтэссенцию фильма они выяснили очень быстро и при показе фильма по телевидению один из главных эпизодов вырезали. Это сейчас мы все смелые, а в те, первые перестроечные годы «Театр...» был величайшей крамолой. Особенно эпизод, где сотрудник Института США и Канады говорит о том, как Бегун и другие идеологи современного антисемитизма совершают простейшую подмену и вместо слова «еврей» говорят и пишут «сионист». Я помню, как мы с друзьями списывали эти слова с фильма, чтобы потом использовать их в своих посланиях на имя Горбачева, где требовали прекратить разгул идеологического антисемитизма. Мы требовали справедливости для всего еврейского народа, а в это время одному конкретно взятому еврею – Аркадию Рудерману – было плохо...

Эта лента не снята с «полки» до сих пор. А ведь история с ее созданием закончилась для ее авторов триумфом. В 1987 году Секретариатом кинематографистов СССР была учреждена премия «Ника». Ныне это – главная кинопремия в России, странах СНГ и Балтии. Первая церемония вручения «Ники» состоялась в декабре 1988 года, когда незавершенный фильм Аркадия Рудермана еще находился под запретом. И вопреки всем проискам недоброжелателей, первым же лауреатом «Ники» в номинации «Лучший документальный фильм» стала именно эта лента – «Театр времен перестройки и гласности».

2

   Я не помню Аркадия в те дни. Мы иногда встречались, у нас были

общие друзья, и я знал о нем достаточно, чтобы следить за перипетиями его драматически складывающейся творческой жизни, но судьбе ни разу не было угодно пересечь наши пути в каком-нибудь общем деле. Мы двигались параллельными курсами. Фильмография Аркадия Рудермана, составленная его женой Галиной Красоткиной, включает 26 фильмов. Почти все они были отмечены призами различных кинофестивалей. Многие из них носят совершенно новаторский характер (по ним бы учить студентов Института кинематографии!). Большинство из этих фильмов поднимают такие темы, за которые ни один здравомыслящий человек не только сейчас, но даже в те, настоенные на идеологической догматике времена, не взялся бы. А вот Аркадий брался – и получал призы и лауреатские дипломы. Самое же поразительное, что был он при этом режиссером-внештатником, режиссером «на договоре», режиссером-любителем, высокий профессионализм которого его начальство отказывалось замечать.  

«Свободный художник» в советском от начала до конца заангажированном кинематографе! Поразительный факт! И в этом факте заключается одна из самых сложных и драматических коллизий в жизни Аркадия. А что было у Аркадия «до кино»? Минская школа №50 с математическим уклоном (золотая медаль), энергофак БПИ, три года работы инженером «Промэнергопроекта», увольнение в день окончания того, что тогда мы называли «трехлетним узаконенным рабством по распределению». На руках вместе с трудовой книжкой – «Свидетельство №17 Факультета общественных профессий» об окончании отделения руководителей общественных киностудий, с выпускными фильмами «Память» (о студентах БПИ, погибших в годы Второй мировой войны) и «Альма-матер-72». Шел 1975 год. Год его первого фильма, первой фестивальной награды.

Но была в биографии Аркадия Рудермана одна страница, которую нельзя обойти. Она не очень велика, но, вполне вероятно, без нее не сложился бы у него тот интерес к кино и телевидению, а главное, тот бойцовский характер, который позволил ему позднее преодолевать одно жизненное препятствие за другим. Я имею ввиду телевизионный Клуб веселых и находчивых и команду Белорусского политехнического института – победителя всесоюзного конкурса 1971 года. Капитаном команды был Аркадий Рудерман.

Так случилось, что я стал свидетелем первого выступления Аркадия в КВН. Оно не было телевизионным. Это произошло в августе 1965 года, когда я оказался в роли врача пионерского лагеря «Волма» Смолевичского района Минской области. К этому времени у меня уже был опыт проведения встреч команд КВН, авторство первых передач КВН Белорусского телевидения и почетное звание  «Папы белорусского КВН». В пионерском лагере меня поселили в домике с мрачноватой вывеской «Изолятор», и вскоре вокруг этого домика начали вертеться ребята старшего отряда, явно тяготившиеся рамками детского коллектива и искавшие применения своим молодым силам. Скучновато было и мне в условиях вынужденного безделья, так что знакомство оказалось взаимовыгодным.

Среди ребят выделялся квартет друзей, уже не первый раз вместе приезжавших в этот пионерский лагерь. У меня сохранились их имена, и поскольку это теперь имеет некое историческое значение, назову этих ребят: Леня Каплан, Слава Розенман, Боря Гоберман и Аркаша Рудерман. Неформальным лидером группы был Аркаша – немногословный, чуть медлительный, с острым цепким взглядом подросток, чье слово становилось решающим в любом мальчишеском споре. Ребята оказались любознательными и весьма чуткими слушателями, круг их интересов был велик. Им было интересно со мной, мне было интересно с ними. Очень скоро на меня стали ревниво поглядывать директриса, воспитатели, но в конце смены, когда я организовал КВН между «Волмой» и соседним пионерлагерем, все недоразумения рассеялись. Команда «Волмы», ведомая Аркашей, не оставила своим соперникам никаких шансов.

Пройдет несколько лет, и симпатии телезрителей всей страны завоюет команда Минского политехнического института во главе с капитаном Аркадием Рудерманом. С первых же минут появления на экране Аркадий – красивый молодой человек с затаившейся в уголках рта чуть ироничной улыбкой, невозмутимый, но прини-мающий при этом мгновенные и нетривиальные решения – привлекал внимание телезрителей. Это был безусловный лидер – яркий, заметный. И тем большим раздражителем была для многих тогда его фамилия, в том числе, для руководства института, который он прославил на всесоюзном телеэкране. И пришел однажды день, когда Аркадию было прямо сказано: вы прекрасны, мы вас очень любим, мы вам очень признательны, но поймите: вы сегодня представляете не только БПИ, но и всю Белоруссию, а, как вы понимаете, представлять ее должен обязательно человек коренной национальности.

Оставим в стороне дальнейшие перипетии борьбы за место капитана команды: не в том суть. Правда, не исключено, что этот эпизод стал одним из тех многих эпизодов в жизни Аркадия, как и всей еврейской молодежи брежневскй эпохи, которые привели к бунту против антисемитизма и социальной несправедливости в целом, что, в конечном итоге, и послужило тому, что этот режим рухнул. Но спустя полтора десятилетия в творчестве кинорежиссера А.Рудермана уже отчетливо проявится тяга к изучению «еврейского вопроса», которого у нас, как известно, «никогда не было». А не заложили ли этот интерес, это обостренное ощущение тревоги за свою судьбу и судьбу собственного народа те, кто, пренебрегая элементарными нормами нравственности, унижали человеческое, национальное и творческое достоинство молодого человека?!

Вообще надо сказать, что аналогичных фамилий и лиц с отнюдь не славянской внешностью было в те дни на телеэкране немало, результатом чего и явилось закрытие КВН. Слова председателя Гостелерадио Лапина по этому поводу передавались в те дни из уст в уста. «Хватит, – сказал он, – демонстрировать миру интеллектуальные преимущества еврейской молодежи». Но это было потом, а пока квартет из «Волмы» стал бывать у меня дома: нашлись общие темы для разговоров – от истории до филателии. Поэтому, когда ко мне обратился Изя Цирюльник – редактор с телевидения – с просьбой помочь в одной из программ для молодежи, я без колебаний вручил ему эту группу и даже разучил с ними пантомиму «В стереокино». Так Аркадий Рудерман сделал первый шаг на телеэкран, шаг, о котором, скорее всего, уже забыли даже сами участники этих событий.

3

Свой первый фильм Аркадий снял в 1975 году. Он назывался «Дойти до флага». Фильм был о трудовом подвиге студентов и преподавателей Института физкультуры при прокладке трассы газопровода Торжок – Минск – Ивацевичи. Стоит ли говорить, с каким скепсисом смотрел зритель тогда фильмы о «буднях великих строек». Стереотип документального кино на тему «массового энтузиазма советских людей» заставлял кинематографистов делать свою работу под аккомпанемент очередного «Марша энтузиастов», и к тем, кто этим занимался, относились, по меньшей мере, с сочувствием. И вдруг – «Дойти до флага»...

Адская работа «трудового десанта». Холод, снег, непролазная грязь. Но каждое утро от последнего уложенного накануне бревна отмеряется пятьсот метров, там ставится флажок, и – через «не могу», зубами вгрызаясь в грунт, на локтях – не уйти с трассы до тех пор, пока последнее за день бревно не коснется этого флажка. Все это было, и все это увидено – лица, судьбы, пафос труда – свежим, незамыленным взглядом Аркадия и его друзей – операторов Валерия Хайтина и Леонида Броутмана. Итог – приз фестиваля молодежных фильмов в Молдавии, полученный никому не известным «мальчишкой-любителем» из Минска.

Надо сказать, что Хайтин и Броутман были специалистами в области спортивного кино, и вполне естественно, интересы их носили достаточно специфический характер. Безоговорочно доверяя вкусу и режиссерскому чутью Аркадия, они начали искать сюжеты и возможных сценаристов. Поиски привели их в спортивную редакцию телевидения, где работал футбольным комментатором Николай Петропавловский – «Мой друг Колька», приведший когда-то ко мне на институтский КВН ребят из «молодежки» – молодежной редакции белорусского ТВ, друг моих студенческих лет, оста-вивший, в отличие от меня, медицинскую практику спустя три года после окончания института. Коля отозвался на их предложение немедленно. А не сделать ли фильм о ГТО? Спорткомитет готовит в Гомеле Всесоюзное совещание по ГТО, в планах семинара стоит показ кинофильма о том, как этот спортивный комплекс внедряется в нашей республике, так что...

Взяться за такую «тухлую» тему мог только безумец. «Барабанный бой» вокруг ГТО, политическая трескотня, насквозь фальшивая и глупая, делали этот замысел бессмысленным по определению. В народе и так зрел молчаливый протест против перегибов, против насильно выведенных на беговую дорожку людей самых разных возрастов, рискующих здоровьем и покидающих нередко эту дорожку на носилках. Прославлять в кино тупость властей? И все-таки решили взяться. И сделали. Коля – автор сценария, Валера и Леня – операторы. Положение спас Аркадий. Как режиссер он придумал такой сюжетный ход, что заведомо проигрышная тема заиграла всеми цветами радуги. В затертых пленках довоенной кинохроники он нашел любопытнейшие кадры, разыскал одного из первых значкистов 30-х годов, а для комментариев пригласил Героя Советского Союза Виктора Ливенцева, возглавлявшего тогда Спорткомитет. На съемки выезжали в самые отдаленные уголки республики.

Аркадий сам определял каждый монтажный стык, сам решал, в какой последовательности должны переплетаться события сегодняшнего дня и события полувековой давности, сам писал дикторский текст, сам нашел молодого актера Белорусского театра, который начитал его с интонацией «а ля Зиновий Гердт». Три месяца напряженнейшей работы, и вот 45-минутная лента готова. Она стала сенсацией. Восторгам не было конца.

А затем эта же творческая группа взялась делать фильм о чемпионате мира по трем видам борьбы, который должен был пройти в Минске. Приступили к съемкам, отсняли часть материала, но белорусские борцы, которым предполагалось посвятить фильм, выбыли из борьбы в первых же турах. Над картиной возникла угроза закрытия. Положение спас Аркадий. Нет, не случайно фильм «Найти свою борьбу» завоевал бронзовую медаль Всесоюзного фестиваля спортивных фильмов 1976 года. Спортивная арена в руках у Аркадия превратилась в концертную эстраду, а борцы стали актерами, разыгрывающими увлекательнейший спектакль. Особый восторг вызывала одна из режиссерских находок: чередование поединка на борцовском ковре с искрометным грузинским танцем.

Об Аркадии заговорили как о серьезном мастере, появились интересные предложения. Перед ним открывалась перспектива стать специалистом в области спортивного кино. Он пишет сценарий и начинает съемки фильма о великом фехтовальщике – саблисте Викторе Сидяке. Но тут его ждет неожиданный удар: картину отбирают, отдают другому режиссеру, чтобы запустить в производство и... закрыть. Все, что наработал Аркадий, уходит в корзину. Но настоящая беда подкралась к нему с другой, и тоже начальственной стороны: оказывается, ему не разрешают снимать фильмы из-за отсутствия диплома о специальном режиссерском образовании. Как это по-советски: без таланта работать можно, без диплома – нельзя! Начинался новый виток борьбы за место под кинематографическим солнцем.

Что может значить диплом о специальном образовании для лауреата Всесоюзных кинофестивалей? «Корочка», как презритель-но отзывались о дипломах в еще совсем недавние годы. «Поплавок». У кого поднимется рука не принять в институт человека, получившего своими работами всеобщее признание и уже имеющего одно высшее образование? Но так случилось, что как раз в это время один из «мэтров» режиссуры Белорусского телевидения набирал курс в Минском театрально-художественном институте. У него-то и поднялась рука не принять Аркадия Рудермана, которого следовало бы принять в институт по результатам проделанной работы – по снятым фильмам. Ведь дают же ученые степени без защиты диссертации, по совокупности научных работ. Может быть, для кого-то такой закон и срабатывал, но для не Аркадия Рудермана. Тернии, через которые он шел к звездам, он должен был преодолеть все, без исключения. Диплом о высшем кинематографическом образовании он получал в Ленинграде.

4

Как-то в начале 90-х, организовывая в Минском объединении еврейской культуры им. Изи Харика творческую встречу с Аркадием Рудерманом, я пригласил на нее одного знакомого писателя. «На Рудермана не пойду. Скандальный режиссер», – безапелляционно заявил тот. «Может быть, режиссер скандальной известности?» – попытался уточнить я. «Нет, режиссер скандальный, – настаивал мой визави. – Человек он, может быть, и замечательный, а режиссер скандальный. Как что-нибудь снимет, так сразу скандал возникает. Не люблю таких».

Ну, не любит – не надо: любовь – дело интимное. А вот что скандалы возникают после выхода в свет каких-нибудь творений, так это еще надо подумать: хорошо это или плохо. У самого этого писателя никогда скандалов после выхода в свет его книг не возникало. Тишина была. Кладбищенская.

Я себя считаю человеком, становление которого как личности пришлось на начало 60-х. «Шестидесятник», одним словом. И этим все сказано. А вот где, на каком этапе произошло становление как личности Аркадия Рудермана? Это вопрос для исследователя. Брежневская эпоха порождала, по большей части, конформистов. При всех сложностях, которые сопровождали Аркадия в его творческой жизни, условий для появления личности борца и диссидента обнаружить трудно.

Когда возник первый серьезный скандал, связанный с его фильмами? Думается, после появления фильма «Кто исправит ошибку Деметры?». Год создания – 1985. Год начала перестройки, начала критической переоценки прошлого страны и всего коммунистического режима в целом. У Аркадия это совпало с периодом увлечения сельскохозяйственной (если не сказать колхозной) тематикой. И фильмы у него шли соответствующие: «Все начинается с земли», «Время сеять»... Правда, и здесь находил он социально значимые моменты, затрагивающие интересы властьимущих, но в «Деметре» проблема была поднята глобальная: имеет право ли человек «улучшать» природу? Простит человеку вмешательство в свои владения богиня земли, земледелия и земного плодородия Деметра или нет?

Фильм вроде какой-то несерьезный получился: частушки, мультипликация, трюки, а в перерывах – отрывки из интервью с учеными. Но вдруг показано заключение Академии наук: полесские болота осушать нельзя, ибо это приведет к необратимым изменениям в природном равновесии, вплоть до изменения климата целого региона. И тут выясняется, что история мелиорации – это, как выразился сам Рудерман в одном из интервью, «длинная цепь ошибок и достижений, научных споров и человеческих судеб». Естественно, с выходом фильма возникает скандал, начинает бурлить общественное мнение, а сам фильм получает Главный приз Международного фестиваля экологических фильмов в Остраве (ЧССР).

Нет, социальные мотивы всегда пронизывали фильмы Аркадия Рудермана. С «Театра...» же началась ПОЛИТИКА. «Театр времен перестройки и гласности» вызвал не скандал. Он вызвал потрясение основ, революцию в общественном сознании. Он означал приход нового социального мышления. И вряд ли об этом думал, снимая вместе с оператором Юрием Горулевым фильм, сам Аркадий. «Нам не дано предугадать...» Впрочем, скандал тоже был. Грандиозный. Художественный совет «Беларусьфильма» картину не принял, несмотря на то, что в состав совета входили высоко оценившие ее писатели Светлана Алексиевич, Алесь Адамович, архитектор «Хатыни» Юрий Градов. К счастью, фильм поддержали Конфликтная комиссия Союза кинематографистов и Госкино СССР. Но с киностудией «Беларусьфильм» Аркадию пришлось расстаться. Все остальное, что вышло потом из-под его рук, снималось по заказу и при финансовой поддержке других студий. Руководители этих студий спасли честь советского документального кино.

Проходит год – и новый всплеск страстей: Аркадий Рудерман и Юрий Хащеватский выпускают фильм «Встречный иск» (Ленинградская студия документальных фильмов,1989). Это фильм об известном белорусском писателе и публицисте Алесе Адамовиче, о событиях по увековечению жертв сталинского террора в минском предместье Куропаты, о разгонах демонстраций, слезоточивом газе и полицейских дубинках на улицах Минска. Три года сценаристка Ирина Ефремова не могла пробить фильм об Алесе Адамовиче, гордости белорусского народа. Ответ в Минске был один: «Не трэба». И это было естественно: человек, назвавший Беларусь антиперестроечной Вандеей, был врагом тогдашней партноменклатуры.

Работа над фильмом с приходом в творческую группу Аркадия получила дополнительное ускорение. Портрет Адамовича, нарисованный устами «наружника» – гэбешника, ведущего наблюдение за крамольным писателем. А почему же тогда «Встречный иск»? Дело в том, что в свое время прокурор по фамилии Шеховцов подал на Адамовича в суд якобы за оскорбление им Сталина. И тогда Адамович подал встречный иск – иск к Сталину за уничтожение «моего народа». Фильм получил восторженную прессу, главную награду Первого Международного фестиваля неигровых фильмов в Ленинграде «Золотой Кентавр».

Проходит еще год, и Аркадий снимает фильм «Человек на трибуне» (Центрнаучфильм, 1990). Хроника Пражской весны 1968 года и вторжения советских войск в Чехословакию для совершения контрреволюционного переворота. Два монолога, две оценки одного и того же события. Одна – устами бывшего секретаря ЦК Компартии Чехословакии Александра Дубчека. Другая – устами «генерала Трофимова», возглавлявшего вторжение советских войск, а если точнее, бывшего члена Политбюро Кирилла Трофимовича Мазурова. И вновь скандал: партийное руководство Чехословакии протестует против «подпольной» съемки опального Дубчека у него дома и героизации ненужной к тому времени чешскому руководству фигуры политического деятеля. Хорош и Мазуров – его Рудерман тоже снимает в домашней обстановке: роскошная госдача, «Мерседес», прислуга, ковер ручной работы с портретом хозяина. Итог всей работы – приз Первого Всесоюзного фестиваля неигрового кино в Свердловске. Время показало, на чьей стороне историческая правота.

Еще год, и еще одна политическая лента – «Дом свиданий». Рудерман с Юрием Горулевым снимает похороны бывшего диссидента писателя Юлия Даниэля, приезд на эти похороны из Франции писателя Андрея Синявского, проходившего с Даниэлем по одному процессу, разговор с ним и его женой Марией Розановой. Уникальное для того времени интервью с человеком, на которого ополчилась вся пресса Советского Союза, единственным русским писателем всех времен, публиковавшимся под еврейским псевдонимом: Абрам Терц. Значительно чаще мы наблюдали обратное. А потом пошли фильмы, в которых Аркадий затрагивал самое сокровенное чувство – национального достоинства.

5

Нет, не зря нас, евреев, называют «инвалидами пятой группы». Мы не только страдаем комплексом еврейской неполноценности. Мы больны этим. Сейчас эта «болезнь» объединяет нас. Совсем недавно – разъединяла. «Болел» своим еврейством и Аркадий. Теперь-то мы об этом знаем более чем хорошо. А раньше могли только догадываться. Еврейская боль – боль за исковерканные судьбы сотен тысяч людей, которых угораздило родиться в еврейской семье. Боль за потерянные поколения. Боль за исчезновение языка, культуры, традиций целого народа. И Аркадий нёс эту боль в себе. И как всегда, докапывался до самой сути.

«Что же это такое – еврейская душа? – спрашивал он в своей статье «Последнее поколение», опубликованной в журнале «Искусство кино» незадолго до гибели (1992, №5). – Сердце – да, стопроцентно: по нему еврейская кровь течет. А душа... Нет, ни в коем случае ни от чего не отрекаюсь. Да и в самые трудные, сволочные времена не приходило в голову. Пишу об этом как об ущербности, как инвалид с детства, не слыхавший колыбельной на еврейском... И ничего тут не исправишь...»

У его матери, ныне покойной Анны Иосифовны, хранился почти весь его архив. Я познакомился с ней еще тогда, когда она приезжала навестить сына в пионерском лагере в 1965 году, и после этого достаточно много общались. А когда в феврале 1993 г. я создал первую в Белоруссии реформистскую общину, она стала приходить на наши встречи – читала вместе с нами молитвы в шабат, отмечала вместе с нами праздники. На вечер памяти Аркадия в объединение еврейской культуры она принесла кассеты с пленками, и мы познакомились с теми страницами его творчества, которые для нас до этого и вовсе не были доступны. Она мне и позволила перелистать его статьи и сценарии, его дневники. Читаешь то, что написано Аркадием Рудерманом, – и перед тобой открывается израненная болью душа светлого и чистого человека.

«...Первый кадр – памятник. Скульптурное изображение женщины, вручающей меч “сыновьям”... Камера плывет к синагоге. Один за другим входят туда евреи в кипах... Группками вышагивают мужчины к мечети... Исчезают прихожане за тяжелыми дверями собора... Начинается служба. Отовсюду, сначала неразборчиво, тихо, потом все громче, взлетают к небу людские голоса, сливаясь в единый хор... В синагоге, мечети, соборе молятся об одном – о мире... Но вот поочередно распахиваются двери храмов, люди спешат по домам... И снова – скульптурное изображение женщины, протягивающей меч...»

Это – отрывок из сценария фильма «Общая молитва», получившего приз на международном конкурсе короткометражных документальных фильмов в Японии в 1991 году. А за год до этого был другой фильм – «Осторожно, двери открываются». Аркадий был едва ли не первым деятелем культуры, который воплотил тему открытых дверей – для «наших» – туда, для бывших «наших» – обратно. Чем это все кончится? Знал ли он, что в одном только 1990 году в один только Израиль из СССР уедет на постоянное место жительства более 180-ти тысяч человек? А к чему это приведет в будущем?

В 1991 году – еще один короткометражный фильм: «Прощай, немытая Россия». В прокате эти лермонтовские слова заменили другими – «Гуд бай, СССР». Десять минут съемок в аэропорту Шереметьево. Ни одного слова. И слезы на глазах у зрителей. И сердце, сжимающееся от боли. И в том же году – «Дорогая Галуша». Кинописьмо жене Гале из Израиля. Первые впечатления от первого посещения и первых встреч с уехавшими друзьями, в числе которых и актёр Михаил Козаков. Итог – Гран-при на Третьем фестивале неигрового кино в Екатеринбурге. Посмертно.

«Отклад не идет в лад...» Сколько раз мы говорили себе это, успокаивая и приглушая голос собственной совести: ладно, не успел сегодня, сделаю завтра. А «завтра» не приходило. То есть приходило, конечно, но уже без нас. За две недели до страшной трагедии мы сидели вместе с Аркадием на сцене перед переполненным зрительным залом нашего общества еврейской культуры в Минске. Аркадий рассказывал интереснейшие вещи о себе, о кино, о евреях, а я думал: не буду включать диктофон – через пару недель встречусь с Аркашей и порасспрошу его поподробнее. Ну, в самом деле: вот же он, Аркадий, рядом, стоит набрать номер телефона. А еще за неделю до этого мы встретились в метро. «Аркадий, запишем диалог на радио для “Моста”? У меня уже два письма лежат от тех, кто слушает нашу еженедельную еврейскую передачу. Просят пригласить тебя. Придешь?» – «Запросто» – «Когда?» – «Позвони». Ну что теперь делать? Локти кусать? Поистине, вещие слова Игоря Губермана: «Не судьбы грядущей тучи, // не трясина будней низких, – // нас сильнее всего мучит // недалекость наших близких».

Аркадий погиб. Трагедия произошла в Таджикистане 22 сентября 1992 года. Нелепая ночная автокатастрофа на перевале Каскадов (Шар-Шар). Он мог не ехать в ночь по горным дорогам-серпантинам, но он должен был попасть туда первым. Он был настоящим профессионалом…

Прошло более двадцати лет с тех пор, как 22 сентября 1992 г. в Таджикистане произошла ночная автокатастрофа – столкновение двух встречных автомобилей. В одном из них находилась съемочная группа телевизионной студии «Политика» (ТВ «Останкино») во главе с режиссером Аркадием Рудерманом, которая снимала события, связанные с еще одной братоубийственной междуусобной войной ХХ века, что велась в те дни на территории Таджикистана. Но были могущественные силы, которые не хотели, чтобы такой фильм на телевизионных экранах появился. Столкновение завершилось трагедией, и Аркадий Рудерман погиб. Единственный в этой ночной катастрофе. Что же тогда произошло? Несчастный случай? Политическое убийство?

Группа А.Рудермана ехала в Курган-Тюбе снимать для студии «Политика» (ТВ «Останкино»). Им предстояло взять интервью у председателя Федерации Союза кинематографистов СССР, одного из национальных лидеров таджикского народа Давлата Худоназарова. За год до этого Д. Худоназаров был кандидатом на первых в истории Таджикистана демократических выборах президента и набрал 30% голосов, уступив своему сопернику, представлявшему бывшую коммунистическую элиту. Д.Худоназаров был ведущей фигурой в борьбе за независимость своего народа и прекращение гражданской войны, которая в 1992 году началась. Его ждало поражение. Тоталитарные режимы никогда не уступают свои позиции в честной борьбе. Современная история это не раз подтверждала. Спустя год Д.Худоназаров вместе с рядом других лидеров оппозиции был объявлен государственным преступником и эмигрировал в США. Вот к этому человеку и ехал Аркадий Рудерман со своим другом и бессменным оператором Юрием Горулевым.

И вот Аркадий Рудерман стоит перед глазами – красивый, сильный, все такой же немногословный. Черты его лица, по-моему, были специально созданы для резца скульптора. И было ему всего 42 года. Возраст Владимира Высоцкого, Джо Дассена... Раньше рубежным был пушкинский возраст – 37 лет. Как теперь?

Считалось: ХIХ век – век поэтов, убитых обществом. Говорили так даже тогда, когда уже знали, сколько талантов было уничтожено «вождями и учителями всего прогрессивного человечества» и вообще «строителями светлого коммунистического будущего». Но уже канули в Лету «великие кормчие», а поэты все гибнут и гибнут на глазах так и не воздавших им должного современников.

Еще в школьные годы он писал стихи о войне. Писал про «погоду весной 45 года», про «Мишу, который перехватил его свинец и его похоронку». Чей свинец и чью похоронку перехватил он сам? Но жизнь не останавливается. И все остается людям, ибо, говоря словами того же Игоря Губермана, «убийствами поэтов и пророков к их духу причащаются народы».

 

 

К списку номеров журнала «Литературный Иерусалим» | К содержанию номера