Андрей Мансветов

Из книги стихотворений «Дюралевые ласточки»

* * *


Ушастый зверь стучит в окно


когда на улице темно


не просит пить, не просит есть


он думает, что кто-то здесь


безумно, страшно одинок


но высоко дверной звонок


и окна в эти холода


не открывают никогда


 


Горела лампа за стеклом


усталый в кресле человек


смотрел цветные сны о том


что не успел, и падал снег


поверх неважно чьих следов


деревьев, фонарей и крыш


ушастый зверь вернется, но


ты снова это все проспишь


 


Вая


 


Колючая ночь, проволока


Вишера, галечный съезд к воде


покосившиеся столбы


дырявая лодка, и никого нигде


 


Кипяток из консервной банки


черствый черный кирпич


шелест воды, шорох воды


в небе все звезды


целят, как с вышки в кадык


 


Утром воздух взахлеб


сквозь туман даже не прикурить


хочется жить


братцы, господи, хочется жить


Вишера – шерсть на загривке


ржавчина и тайга


и ты здесь сам по себе


ага


 


Отражение сносит течением


время тоже куда-то течет


ты играл на нечет


но все загадали чет


И не в счет ни облава


ни, что дела нет никому


на плаву от ума


от ума и дальше  во тьму


 


Вишера щерится


скользкими бревнами ледоломов


вспоминается капитан Круглов


и роман Гончарова «Обломов»


и могила, найденная вчера у ручья


Вишера, веришь ли ты,


что это не я


 


* * *


Ты едешь на юг, и на стыках, икаясь, стихи


хитиновой корочкой между тобой и вагоном


в какой-то момент, вот уже не коснуться руки


и падает ложечка на пол. Серебряным звоном


Заходится судорогой тот придуманный сон


сибирские версты, Сенатская площадь, снежинки


кто будет жалеть уносимых вагоном окон


кто будет на ощупь, по памяти ставить пластинки


Куда, уходя из прокуренных тамбуров в ночь


шептать про себя: «…то ли поднятой пыли дворовой»


пить водку с приятелем, волноваться за дочь


обманывать зеркало, или себя, или снова


Ростов разменять на Житомир и рупь пятьдесят


к своим тридцати разлюбить Кортасара и Эко


и выучить то, что суставы к погоде болят


и выучить кличку и номер порядковый века


Вагон, заикаясь на стыках, кибитке сродни


и ты из потомков, и он из неблагонадежных


и в дверь постучатся, и это конечно они


вещей не собрать, потому что раскаяться поздно


В неточности рифмы, в прорехах лиловых рейтуз


ты едешь на юг из бессрочной по найму и блату


нет денег, друзей, провожатых, зацепок и уз


никто не придержит за локоть твои циферблаты


И здесь же в плацкарте, не глядя, как спит человек


ты будешь царапать записку: любимый, прости, я


и век-волкодав, безымянный прокуренный век


сомкнется вдруг над головой… Да, ты снова в России


 


* * *


Приятель  купил на развале Борхеса


прочел и запил


потом мы носили ему в больницу


апельсины и сигареты


болтали в приемном покое,


не замечая, как в кожу въедается кафель


выбираясь наружу,


передавали его приветы


отсылали его письма


на несуществующие давно адреса


заедали водку


кабачковой икрой и багетом


Приятель не вышел


собрались, без помпы похоронили


повспоминали совместное


разбежались


только частицы кафеля, хлорки


и халатно-больничной пыли


как въелись тогда


так навсегда и остались


К сорока


хоронить приходится чаще


самому торчать в поликлиниках


пить по поводу и лицемерить


мерить время формулой:


«а вот в наше…»


жить – не жить, непонятно


под кафельной кожей


пульса уже не проверить


 


* * *


Птицы сидят на досках


приготовленных для ремонта фасада


лето в разгаре


по радио говорят за новый температурный рекорд


город испаряется с поверхности


от него останется здание бывшего детского сада


номер девять


несколько погнутых фонарей 


и магазин «Аккорд»


Купленная там лет двадцать назад гитара


в хлам рассохшаяся, на стене дребезжит, когда


за окном с лязгом и грохотом пролетает


поезд. Я люблю поезда


вечной любовью странника. И еще когда


сквозняки хлопают ставнями


гитара им подпевает случайно уцелевшими


ми – си  – соль


тонко и длинно дзынь или дзэн флажолетом


Первым снесли фонтан у старой тюрьмы


меня не было, но, говорят, так же летом


затем у школы двадцать второй


затем у дома переименованных пионеров


последним у театра


но фонтаны это лишь для примера


того, как запомненный мной


испаряется город


на его месте возводят здания


сооружения и памятники хрен разберет чему


Квас испортился. Пиво не годится в подметки тому


разбавленному, из полулитровых щербатых банок


заменивших советские кружки


в кооперативных ларьках


да, город тогда по-другому пах


котлован на месте конфетной фабрики


и на месте хлебозавода будущий бизнес-центр


а вокруг рекламный пиздеж про снижение цен


и ремонт еще уцелевших старых фасадов


Мрамор мутирует в кафель


видимо так и надо 

К списку номеров журнала «НОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ» | К содержанию номера