Андрей Бауман

Стихотворения

РОЖДЕНИЕ РЕЧИ


 

Время так бли?зко

что можно коснуться его — ресницами,

ощутить сердцебиение его флейты

в боярышниковом дожде

в оленьем солнце

в черепичной двускатной тишине

прорастаемой дыханием вина и хлеба

движутся всходящие волны осязания

перезвончатокрылое прозрачное молоко

нарождающейся речи

антифонный хитиновый плеск трепетанье

янтарного пламени

где ладони поцелуем касаются губ

и солнечных волосков на солоноватой коже и вещества

из которого соткано время

время становить яблоневую литургию земли

время сшивать слюной меру времени

 

 


ПОЛЯ


 

В перекрестье рук

минные поля рассвета

когда-то неразрывно цветущие к ладоням

но обесцвеченные до немоты

их рассекают тела без тени

пробуя раскаленными ступнями

по влажному шелесту смерти

беззвучному, выбеленному шуму

вынутая земля похоронена под ногами

оголенная чернота

расстилая запекшийся пот лепестков

свежескошенное дыхание

время

пьет прогорклый воздух пересохшим взрывателем

и дети кормят его из ладоней

 

забинтованных оскольчатым светом

взросленья

кормят бедренной костной землей

пластунски распределенным весом

предстояния

 

рассветные поля голодны

в мертвом животе безошибочно сработано время

пора

обними тех кого ты коснешься

перед восходом

 


ВОЗВРАЩЕНИЕ ОДИССЕЯ


 

Одиссей возвращается в сумерках

на поседевшую от разлуки родину-остров

потрескавшийся дом зарос крапивой и чертополохом

и полевым огнем.

давно осекся детский смех и умер собачий лай

и нет больше старой кормилицы

которая  бы узнала его по возлюбленному шраму

 

он раскладывает черствый хлеб

и потускневший сыр

совсем мягкий от стариковских слёз

тень того нежнейшего Полифемова сыра

отжатого грубыми пастушескими руками

слаще которого не было ничего на свете

 

волны равнодушно бьют в берег

образумленного, необретенного сердца

и гаснут

 

в его изборожденной коже

вся долгота пространства

и в складках век собрано тучное время

в его горсти все моря и всё троянское золото

но нет никого

с кем бы перекинуться словечком

посреди отрешенно катящегося безмолвия

 

 

 


ПРИЛИВ

 

Море идет через кроны

по стволам анфиладам артериям

поднимается внутрь слов

приливает к вискам

к яснеющему нёбу

к родниковому свету темени

в древний чешуйчатый слух зодиака

в серпокрылую радужку ночи

в бархат спиральных касаний

прилив обволакивает кожу рождений и тел

по венам поднимается море

красное белое море

эритропоэтика рдяных и мраморных солнц

омывающих космос

в сердцевине черного моря

с первым, непроглядным отливом

расходящегося кругами новорожденных галактик

морские звезды плывут над городами

птицы пульсируют по зеркальной изнанке океана

под глубокой поверхностью неба

под мерцающими сводами артерий

в которых идет

через кроны и плавники

через колонны и снопы встающего света

через колыбельную черноту вселенных, разжимающихся в биении сердца

малиновый прилив

восходящее море

 

 

 


СОЛНЦЕ

 

 

I. ХИРОСИМА

 

сердце сбивается с горизонта

катится по остро/угольным горьким нагим ладоням

неподвижное

в неподвижном центре дня

время вынуто из протяженной субстанции боли

время вынуто из тростниковой кожи

черное солнце стучит в пепел

в бесшумную стену крика

полоснувшего по стенозным пустошам

мгновенным сырым лезвием света

черные языки неба сходят в бесполые чаши тел

роговой музыкой подкожной смерти

стеклянной позолотой золы

в распыленной соломенной тишине

запекшиеся экскременты на шагреневой ткани

вывернутой глазами в огонь

 

обсидиановые двойни

переплетенные полыми пуповинами вен

мы слиплись друг с другом

в вишневое цветение

плазменное близнечество

срастворенная

                        обретающая братьев

обратная пыль

предоплатная пыль истории

забитая в рты городов

мы одно солнце

      одна земля

      одно пылающее равноденствие

 

 

II. ДРУГОЕ СОЛНЦЕ

(Судный день)

 

Огонь творится в гранях полустертых,

питая полыхающий простор

тысячекратным хлебом новоселья,

когда двустворчатое солнце мертвых

вплывает в кругосветный коридор

и заполняет медленную землю,

переливаясь через берега,

растущее в беспамятных аортах

из мироточных, медоносных вен ли,

из древних ли, древесных, давних пор,

из светового ли березняка

и говора воды берегового…

Но тот огонь — уже не из частиц,

он весь — глаза, весь — миллиарды лиц,

и каждое

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

К списку номеров журнала «ГРАФИТ» | К содержанию номера