Про деда Юру. Стихотворения

Стихи Алексея Ефипова – это стихи глубокого и пристального внутреннего погружения, временами почти дзенские по духу, по созерцательному настрою, по неуловимому переходу от громыхающего внешнего хаоса к не существованию видимого, к миру стёганых небес, расступающихся деревьев и сверхзвуковой тишины. 

                                                                                                                            О. Г.

 
ПРО ДЕДА ЮРУ
 
Первый этаж, угловая, блочная,
плесень на стенах, сырость.
Бродит печаль по хрущёвке молча,
в тапочках на вырост.
 
Вот тебе, Юра, и бабушкин день,
за месяц до пенсии развелись.
 
Осень. Ничто не замедлит падения
листьев.
 
 
ЭЛЕКТРИЧКА
 
Прикрыв рукой разлуку,
как прикрывают спичку,
втискиваюсь в кольчугу
пригородной электрички.
 
До заворота кишок
пахнет сдохшим вальдшнепом.
А чем я хотел? Каштанами?
 
Электричка следует дальше,
оставляя за собою шов,
кое-как заштопанный шпалами.
 
 
СМЫСЛОВЫЕ ГАЛЛЮЦИНАЦИИ
 
На ветке первая завязь,
простодушная, робкая,
помнишь, в детстве, когда выбивало пробки,
ты сидела с закрытыми глазами,
долго, не решаясь открыть их – а вдруг ослепла?
Трогательно? Нелепо?
Так же несмело, всуе,
понимаешь такую малость:
 
то, что видимое – не существует,
а невидимого – не осталось.
 
 
МИНУС НУЛЬ
 
Приходишь: постель не смятая,
осматриваешь квартиру,
покрываешься солнечными пятнами,
пульсируешь.
 
Перспектива не прорисована,
не настроена резкость;
переглядываясь с парой кроссовок,
от стыда колышется занавеска.
 
А сам идёшь на убыль,
проецируясь на любовь,
механически чистишь зубы,
не дотрагиваясь до зубов.
 
Играешь «Прощание славянки» на нервах,
заглушая боль,
выходишь во двор – и деревья
расступаются перед тобой.
 
 
ЗЕМЛЯ
 
Выставляешь теодолит,
измеряешь равнины рвань,
под ногами нечернозём болит,
не порань
гранёным стаканом желудок
в горящей степи
на скрипучей полуторке
чашу придётся испить
до последнего корабля,
где якорь указывает на Арбитра.
 
Поперхнётся землёй Земля
и не возвратится на орбиту.
 
 
НЕБРАСКА
 
Там Небраска,
здесь неброско,
да, жизнь разная,
да, в полоску
часовых поясов, меридианов
и проч. и проч.
Данность
силишься превозмочь.
 
Там небоскребы, эклектика и ампир,
с нитки – 
по миру.
Здесь по миру – к мирре,
от калитки
девчонка смотрит в Сибирь,
насколько хватает Сибири.
 
 
ПОКА РАБОТАЕТ ГЕНЕРАТОР
 
Туда – с ветерком, а обратно –
мучительно, дискретно,
пока работает генератор,
есть иллюзия света.
 
На стёганом небе
звёзды – стежками,
а выше неба, метра на три,
ловит рыбу старик,
в который раз забрасывая невод,
в неводе – камень
на шею, или в огород,
старик смеётся во весь свой рот,
тишине внимая,
 
а тишина – сверхзвуковая.
 
 
ДЕТСТВО
 
Это было давненько –
память обиженно курит –
я любил рисовать ярко-синих куриц,
нет, не тех, советских, просто синих,
которых выбрасывали в магазинах
по случаю смерти очередного черненко...
 
Все так жили, жили не скучно.
Бабушка работала на заводе
по производству шариковых ручек,
мама на ночь читала сказки,
чаще других «Синюю птицу»,
теперь уже знаю, что Метерлинка,
по телевизору – футбол, блистали Линекер
и Гуллит, чемпионат Европы, вроде,
или мира, в общем, заграница...
 
Наверное, и поэтому я без ластика
на тетрадной бумаге в линейку
рисовал ярко-синих куриц,
ярко, ярко-синих...
 
А потом умирал очередной черненко,
его выносили, выносили
товарищи из Политбюро. Сутулясь,
стояли товарищи из ЦК на Мавзолее,
на фоне нездорового заката солнца, 
Союза
их лица неестественно краснели
даже по чёрно-белому «Рекорду».
Твёрдо 
шагали вдоль улиц
официальные противники джаза и блюза
пионеры и комсомольцы –
шеренги умников и умниц,
втихую слушавшие БГ и Макара...
 
А я по-старому,
закрывшись в комнате,
продолжаю рисовать ярко-синих куриц,
в профиль,
точнее, даже не куриц – их проекции...
 
Да, почему-то вспомнилось:
тогда не было хорошего кофе...
 
Но было детство.
 
 
НАРКОЛОГИКА
 
говорит,
что острый конъюнктивит,
действительно: глаза красные.
кашляет. может быть, грипп
или астма.
 
говорят,
от топота котят
портится ламинат
(у нее дэвепе).
котята прогрызли в её голове
отверстие размером с голову,
она в ответ
ходит по комнате голая.
 
говори
с этой безумнейшей из фрид,
о том, что снаружи, что внутри,
о том, что на улице слякоть,
о том, что закрыли театр,
о чём угодно с ней говори,
только не об утопленных ею котятах.
я говорю,
 
говорю.
она уже не снимает брюки
и, полуодетая, кличет, кличет
котят-проныр,
которые прыгают по креслам и стенке.
кли-и-ичет.
 
а люди видят со стороны
беседу пациентки
с доктором наркологички
 
 
ХОЛИРИК
 
ради тебя хочется стать холериком
но негде укрыть холирика
от кёнигсберга до берингова
пролива
нечем порадовать
ветки дорог
знаком параграфа
скручены
добрая сделай меня на себя лучше
чтобы я пьяный
не читал в ванной
по-ро-шок
у-да-ля-ет труп-но-вы-во-ди-мы-е пят-на
 
нехорошо
играть с провидением в прятки
затаившись в белых кристаллах
превращаться в прах
уходят в депо составы
уходят мои составы
крупинками серебра

АНТОЛОГИЯ РУССКОЙ ОЗЁРНОЙ ПОЭТИЧЕСКОЙ ШКОЛЫ СКАЧАТЬ