Сергей Бойченко

Кроме сумерек. Стихотворения

30 июля 1956 – 11 февраля 2015

***
мой Бог
и я раним
как Босх
Иероним

Облака на закате легли и мерцают вдали
Мегаженщиной, призрачной Ледой, Галиной Дали,
Посшибав моих доводов кегли,
Мои знанья о тех, кто родиться вблизи от земли
Не сподобились обетованной или,
Может статься, удачно избегли.

Как состав, падал август всю ночь, иногда тормозя
Тридцать первым вагоном, когда не убавить нельзя
Ни тоски, ни отчаянной прыти,
Когда если не навзничь, тогда непременно ничком,
Когда попеременно: ни о ком, ни о чем, ни о ком, –
За пределами лиц и событий.

Ну а ты, мой дружок, перепутавший лето с зимой,
Разговоры с любовью и так улетавший домой,
Под миноры клепсидры каникул.
Ты еще и вернувшись не сможешь и слова сказать,
Разве "мать твою так" или может быть, "так твою мать" –
Я ведь сам эту нежность накликал.

Я ведь сам уставал доставать дубликаты ключей
От каморок наемных, где лежа на нарах, ничей,
И от этого страшно небритый,
Многократно ученый, что следует жить не любя,
Я любил твою родину даже сильней, чем тебя
И, естественно, снова был битый.

Ну а ты, моя радость, мой хрупкий божок, мой наив,
Кроме старшей любви остальное, поменьше, разбив
В ненавистной стране пребыванья,
Ты еще и ее из досель пребывающих трех
Исключительно глупых, слезливых российских дурех
Исключи из Святого Писанья.

Запрети мне скучать по теплу перуанских стихий,
Запрети мне стучать на компьютере эти стихи,
Отучи, чтобы впредь неповадно,
Чтобы с привкусом меди и с тяжестью синей свинца,
Чтобы было на чем для тебя плясовые бряцать,
Нет любви, ну и Бог с ней, и ладно.

Твое зябкое лето, твоих побережий прибой
Обучают терпенью меня, обращаясь с тобой
То небрежно, то бережно, впрочем,
Я отменно упрям, чтоб послушно твердить наизусть
Эту робкую нежность и чуть горьковатую грусть
Чужестранного имени Rochi.

Ну а ты, мой хороший, мой верный, меня накажи
За любовь и за дружбу, за то что нарушил режим –
Есть у русских такое понятье.
Выводи погулять на коротком, как жизнь, поводке,
А не то – утопи тихим утром в соседней реке,
Я исправлюсь навряд ли.

 

***
Я вспомнил: это прошлый год
И прошлый флирт дерзаний прошлых,
Не столько подлых, сколько пошлых,
А может, и наоборот. 
Я полюбил тебя тогда,
То есть, увидел Вас впервые.
И с этих пор на тонкой вые
Висит "уверены?", – "О да!" 
О да! И глаз твоих Восток,
И полудетский твой восторг,
И очень взрослый вздох печальный
Питали чувств моих исток. 
Я полагал тебя тогда
Смешной, застенчивой и странной,
Чужой, почти что иностранной,
Но горе было не беда. 
И кенар жалко голосил
С далеких островов Канарских,
И голоском его канальским
Я звал тебя, что было сил. 
Я помнил этот год весь год:
Пока он в прошлый превращался,
Я с песенкой своей прощался,
А может, и наоборот. 
Тебя тогда я положил
На ласковое побережье,
Я помнил это все и прежде,
Как струнный плач, как пенье жил. 
И этот лунный плач струны,
И дикой девственницы слезы,
Не столь опасны, сколь странны,
Как берега ее страны. 
Не к вечеру помянут будь
Весь этот прошлогодний танец.
Мой Бог, какой я был поганец,
Когда я трогал эту грудь. 
Почти невидимую плоть,
Миражей наскианских вроде...
Я так любил о прошлом годе
Тебя, что нас хранил Господь.

***
Bendita tu eres
Entre todas las mujeres

 

Я не дам и рубля за свои стихи,
Эти строки упрямо тобою бьются.
Мои рифмы раскалываются, как блюдца,
Как стаканы, на кухне твоих стихий. 
Я пою про тебя во таком хмелю,
Что, не кончивший курсов шитья и кройки
Комплиментов, всегда получаю двойки,
Даже если и в рифму тебя хвалю. 
Я усиливаю частицей "бля"
Все, касающееся моей Роситы.
Я на бал в твою Ику спешу с визитом
Противолодочного корабля. 
Бей стихи мои вдребезги, бей их в кровь, –
Да поможет в трудах твоих Матерь Божья.
Они были обманчивой, да не ложью,
А насмешкой, соскальзывающей в любовь. 
Пересмешника проще всего убить,
Регулярно недодавая пищи.
Даже если достоинств увижу тыщи,
Я слабее не буду тебя любить. 
Между женами благословенна есть,
Недоступна моей иноземной лести.
Я как каждый советский невольник чести
Это знаю. Пора бы мне знать и честь

 

 


ЛЮБОВЬ К ГОТИКЕ

 

как гудит костер когда добавляют сучьев
как зудит костел от готических острых крючьев
как кипит котел головы после пейдодна 
так и я обаяшка снаружи внутри засранец
сотый раз в первый класс я люблю вас тащу свой ранец
в нем душа еле в теле перо и любовь одна 
от готических хищных архитектур костелов
до ажурных чулков острых шпилек арийских телок
мне рукою подать да мешают шпили крючки 
ваши дамы корсет на крючках каблуки турнюры
наши бабы писаны маслом возможно дуры
но теплей гравюр у дюрера мокнут очки 
путешествие за три моря к немецким тетям
я издам в берлине ин фолио в переплете
из добрячей телячьей кожи а стиль лубок 
потому что нету добрее расейской бабы
потому что задним сильны на передок слабы
потому что я круглый отличник бессовестный колобок 

 

***
завей веревочкой свое горе
с природой умный не станет спорить
а глупый станет но в этом споре
даст обязательно петуха
такие правила в этом хоре
не спорь отпустится без греха 
кто там у нас из святых я-ты
бог по числу религий цветы
раньше трава папоротники трилобиты
как ни постись как ни люби ты
ошибки природой не будут забыты
правила ее запутанны но просты 
прощать покаявшемуся и не
спускать коснеющему в гордыне
смирение было всегда в цене
во веки веков и присно и ныне
искушать обычно любят в пустыне
там хочется пить а сердце стынет

***
Я вспомнил: это прошлый год
И прошлый флирт дерзаний прошлых,
Не столько подлых, сколько пошлых,
А может, и наоборот. 
Я полюбил тебя тогда,
То есть, увидел Вас впервые.
И с этих пор на тонкой вые
Висит "уверены?", – "О да!" 
О да! И глаз твоих Восток,
И полудетский твой восторг,
И очень взрослый вздох печальный
Питали чувств моих исток. 
Я полагал тебя тогда
Смешной, застенчивой и странной,
Чужой, почти что иностранной,
Но горе было не беда. 
И кенар жалко голосил
С далеких островов Канарских,
И голоском его канальским
Я звал тебя, что было сил. 
Я помнил этот год весь год:
Пока он в прошлый превращался,
Я с песенкой своей прощался,
А может, и наоборот. 
Тебя тогда я положил
На ласковое побережье,
Я помнил это все и прежде,
Как струнный плач, как пенье жил. 
И этот лунный плач струны,
И дикой девственницы слезы,
Не столь опасны, сколь странны,
Как берега ее страны. 
Не к вечеру помянут будь
Весь этот прошлогодний танец.
Мой Бог, какой я был поганец,
Когда я трогал эту грудь. 
Почти невидимую плоть,
Миражей наскианских вроде...
Я так любил о прошлом годе
Тебя, что нас хранил Господь.

***
на этих худеньких плечах
висело виновато платье
напоминая о расплате
за смех в октябрьских ночах.

застиранное и забытое
держась одной хрустальной звездочкой
ключицей к плечику прибитое
под исключительною мордочкой.

на мебели теперь остались
осенних лапок отпечатки
во рту словечки цвета стали
в тетрадке вязь и опечатки.

то мерзнет во дворе, то тается
я никогда не жду ответа
на плечиках твоих болтается
кусочек счастья, обрывок лета.

 

***
я не знаю что на твоем берегу – галька песок
илистое у тебя там дно или оно каменисто
на что похожа грудь твоя твой сосок
есть ли бусы на шее твоей или монисто 
я не знаю насколько глаза твои глубоки
зеленые голубые они или цвета стали
можно ли заплывать в глазах твоих за буйки
можно ли так утонуть в них чтоб не достали 
я не знаю как ты обычно смотришь каков твой взгляд
нежный он или твердый или усталый
смотришь на нужные вещи или на все подряд
можешь ли ты взглянуть так чтоб сердце встало 
я не знаю длины и цвета твоих волос
откуда взялась: морская ты или лесная
это не очень правильно только так повелось
что я о своих любимых почти ничего не знаю 
я не знаю насколько ты высока худа
стройна или нет какая твоя походка...
только строчка из детства "чья-то потеря – моя находка"
и сразу теряют значение все эти "нет" и "да"

***
энди чернову

 

угрюм-река несет плоты
люблю я сплав по рекам быстрым
по девкам декстрам и синистрам
срезаются болты.

то как сказал мой друг чернота
про их амур в шесть тысяч волт
то молния -английски болт
воткнулась дурою в болото.

есть девки правые и левые
любвеобильные притоки
целуем начиная с устья
отчизны чистые истоки.

ударят болты во плоты
а мы заплатим по заботам
мы руки в краги ноги в боты
а девкам жизнь и животы.

 

***
летают созвездия рыб и весов
над южным приморским базаром
счастливые, не наблюдают часов
за так продаются, задаром.

у рыб нарисованных дырки в глазах
им света и воли хватает
а рыбы живые лежат на весах
и воздух свинцовый глотают.

 

***
Когда меня осень бросит веткой сухой оземь –
Жить, подниматься и все начинать сначала,
Я встану с колен, не сразу, но встану на счет "восемь"
Из тех десяти, что не бить меня, лежащего, обещала. 
Я постарею и быстро-быстро умру когда-нибудь позже,
Может через одну любовь, может даже
Через одну с половиной, успев перебросить вожжи
Тому, кто удачней, кто справится с мчащимся экипажем. 
Но сейчас я могу подарить тебе только разочарование, –
У нашей бедной любви уже холодеют ноги.
Осень приходит летом тем чаще и тем незванее,
Чем дольше потом до кладбища влекутся ветхие дроги.

***
или кимвал бряцающий
1 Коринфянам

 

Только пепел знает, что значит сгореть дотла,
Только ребра знают, как это – мягко стлать.
Я не вижу выхода из мышеловки твоей,
Только забыть свое имя и поселиться в ней. 
Только пепел. Знаешь, ведь было чему гореть,
Это вселяет надежду, что будет чему и впредь.
Рукопись неопалима так же, как купина
Или любовь, однако, это не их вина. 
Значит было что-то. Да стоит ли повторять
Историографию нашей ранней любви опять,
Умершей не по третьему и не по второму звонку,
Как допрут археологи по раскопанному позвонку. 
Я не столь близорук, родная, чтоб не видеть твоей любви,
Но на всякий случай по радио объяви
О своих предпочтениях в надвигающемся году,
И если не будет дождя, я, конечно, к тебе приду. 
Только пепел знает, сколько листу гореть,
Чтобы мудрее стать и проще хотя б на треть.
Я не вижу выхода, – только любить тебя,
Как только может любить звенящая медь.

 


ПОХИЩЕНИЕ АЗИИ

 

я проснусь и поймаю и буду любить и любить
обхвачу поперек залетевшую скифскую бабу
баба - камень, но любит прикинуться слабой
хватит прятать живот, вы мне баба, а значит - родить.

народи мне 2 сына 2 умных ушастых пегаса
я им шерсть заплету на ушах в 2 красивых косички
но роди мне сынов не подряд и не наспех не сразу
бабу тоже давай между ними, рудую лисичку.

если баба ты, если серьезная скифка
понесешь за три-девять земель за три моря бычка
как несет от смычка растолстевшую тонкую скрипку
как прикинувшись быдлом увозят ее от смычка.

 

***
дочь фьордов варяжского берега
с двумя мечами плывет ко мне хельга
два клинка на шитой перевязи
короткий - любовь и длинный - ненависть
короткий меня до седла разрубит
так моя хельга ласкает-любит
а длинный в самое сердце ужалит
и не жаль мне.

***
Я отношусь к активному долголетию
Нашей любви с известной долей
Скептицизма, поскольку плетью
Обуха не перешибить. То ли 
Радость моя на весах плясала –
Твоею улыбкою больше, меньше.
То ли, привыкши валять вассала,
Отдал любимую на ночь. День же 
С пищей, что будет, с насущным хлебом
На сундуке своем провалялся
Между зеленой тоской и небом
Синим. А было, я тоже клялся 
В верности жизнью смешной паяца,
В бедности, коей давно не стою,
В радостях, кои почти не снятся,
Разве еще иногда. Пустое 
Дерево скромных моих желаний
Выстоит и не в такие зимы,
В тихой молитве воздевши длани, –
Видеть его – непереносимо. 
Как и поток твоих уверений
Слушать в совершеннейшем и прочее.
Поздно теперь, мой любимый гений
Красоты чистой, давай короче.

***
Этот год совсем не новый. Так же колосятся елки.
Стонут телки, ставят палки, куховарят ширки.
Человеки человекам - други-волки, братья-волки.
Гомункулус затаился от греха в пробирке.

Перелетных дрозофилов всех окольцевать не можно,
Разве - через одного, но это - не наука.
Бьют меня по сытой морде - отвечаю односложно:
Я люблю тебя, родная, это - "да", но мука.

Овцы-волки в старой доброй кушают свою муравку.
Я хирею и хирею без харчей in vitro.
Сивка-бурка, если помнишь еще правило буравки,-
Утоли моя печали, только слезы вытри.

 



КРОМЕ СУМЕРЕК 


никого не будет в доме квартире и комнате
я к вам приходил уже но вы меня вряд ли вспомните
я весь не такой какой-то не празднично-новогодний
тону не тону в омуте и не омуте
хожу не хожу без хомута ли в хомуте
хочу познакомиться падаю в ножки сводне 
меня порывает спеть о текущем моменте
вернись и я все прощу вернись хотя бы в сорpенто
ты как софи лорен только теплей и душевней
мой пароход титаник кренится на бок кренится
замуж выходит за айсберг все на евреях женятся
потом высосав все пропарывают их бивнем форштевня 
бросьте спасательный круг арифметический ноль кружочек
счастья кусок мамы сосок не важно дружочек-вражочек
бросит в меня апельсином спасательного жилета
чем глубже тонет ваш раб тем булькает он интересней
тем глубже бездонней полней его беззвучная песня
про это

 

К списку номеров журнала «НОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ» | К содержанию номера