Мишель Деза

Чёрные лебеди

От “душ” Аристотеля, рыцари Знания


искали назвать минимальное в


понятиях жизни, сознания, мысли.


Живут-ли кристаллы, прионы и вирусы?


Сознание как мерцание: от крупинок


стабильности к зёрнышкам хаоса.


Мысль как дитя нарастания сложности


в витках степеней рекуррентности.


 


Когда пылающим соколом


взлетает новая мысль,


понятия стали упругими,


слова крошатся в руках.


Застыли все ветераны-взгляды,


идёт пересмотр всей армии…


Пока не рассыпется искрами


сгоревший звёздный корабль.


 


Человечество как авантюра Знания -


это весёлый способный ребёнок.


Гейзеры злобы из общества - можно


предвидеть, понять, уклониться.


Природа, в сравнении, кажется доброй.


Та часть неизвестного, что мы сознаём,


не смотрится срочной опасностью.


Гости из космоса, вирусы, роботы…


не страшно: договоримся опять.


Чёрные-чёрные, лебеди Рока,


не торопитесь нас унести.


 


Жизнь трупа значительно дольше:


скелетом, распятым в смоле,


плыву по Дороге Времени.
Таю и леденею


в пламени-холода времени.


При вспышке метаболизма,
в пучке разъерошенных смыслов.


я бил - крылышками мотылька -


не слыша мета-мелодии.


Выветривание - таи?на бытия,


Уроборос - ритм ритмов, веде?т


очарованныи? танец материи:


создание как элемент распада.


Замыкаются линии времени
в бесконечностях полураспадов:


плыву по моеи? бесконечности
к нирване слияния в точку.


 


От жидоедов Москвы


я скрылся в храме Науки


и там остался, спасибо


тому же, от intellos Парижа.


Скульптура из страха, дитя


их смеси суда и ненависти,


превратил их мега-энергию -


надежду испепелить -


в сладчайшую волю жить,


в свежесть каждой минуты.


И таю - скульптура из льда -


при вспышках жара от них.


 


Тела одеты, но мозг обнажён.


Мы ВИДИМ чувства


других животных:


коллег, друзей и прохожих.


Cхватка чтения мыслей


идёт в любом разговоре.


 


Невидимый третий всех разговоров,


“мир-и-мораль”, наблюдает


каждую важную встречу.


Зло и Добро - это чуять Свидетеля,


заручаться поддержкой стаи.


 


Равноправию в стяжке не быть


без узких и точных целей.


Как зебра и страус: удвоить чуткость,


то есть сообщники по выживанию.


В семье, оно невозможно без третьих:


общих детей, врагов, предрассудков.


 


Среда влияет четырежды


сильнее общей генетики,


судя по близнецам,


сравнимым в их 50.


Культура—эпигенетика


ваяет в горниле общества.


Разве скользя в расщелинах,


между углями и бликами,


может уи?ти ящерка


к печам своего выбора.


 


По дороге в 1 миллиард


обещанных сердцебиений 


Такие, кажется, разные; зато


похожие, глядя из Космоса.
Не будут нам братья-по-Космосу


ближе земных растений.


 


В 16-ом веке любили страдать,


сейчас обязательно - счастье,


любовь - ОК, людоедство - не очень.


Но всё это лишь социальные моды,


кастинги в универсалии.


Но свобода, порядок, амае, ислам…


несовместимы и неустранимы.


Нет “человечества” на Земле:


в шкурах религии и государства,


племена гоминидов делят планету,


в древнем наборе целей и чувств.


Мораль и политика - тоже не ново:


лгать мы умели и в Плейстоцене.


 


Между Землёй и Космосом


ещё бредём по пустыне.


Свободны от гнёта среды


с открытия земледелия,


но ещё такие же стаи


гоминидов с теми же идолами,


промежуточный вид -


 Человек “Разумный”.


Моисея не будет, но Ханаан,


как следующий вид, возможен.


 


Неразделённое знание -


слишком тяжёлая ноша.


Познание неотделимо от


желания быть понятным,


то есть приласканным.


Мозг, язык и абстракция


рождены не средой, а стаей.


Не абстрактны мотивы учёных.


Опасность? Пища-ли? Самка?


кипит всегда в подсознании.


 


Расширив саванну своих интересов,


опять подбираем падаль.


Разделать тушу теории,


гипотезой как копьём


в терпкую плоть непонятного.


 


Мы были ночными хищниками


или, скорее, падальщиками.


Научились жарить добычу,


но не делить, если важно.


Первичная сущность Хищника


усилилась и разветвилась.


Развились щупальца мозга,


внимательный взгляд стервятника.


Одежда - шкуры культуры -


прячет оскал души.


Таков же и я, но “ботаники”


пожирают разве абстракции.


Мы кажемся безобидными


за не-интерес к человечине,


уход к “несъедобной пище”.


Но это неверно: жестокость


как точность удара мыслью


в разделке туш неизвестного,


ближе к стержню Охотника


обычного: грабить людей.


 


Охота за знанием - это представить


лики явлений во Тьме Бытия,


и кастинг: связи среди соседств,


затем причины из корреляций.


Наука осталась магией -


сплетая желания с фактами,


бросаем сети причинности:


поймать, разделать, обжарить


съедобный кусок Необъятного.


 


Приручать - это форма охоты:


собак - бабуины, дельфины - губок,


тлей - муравьи, но и их - голубянки.


Волков - охотники, а их же,


как злаки и скот, - землепашцы


(не убил, приручил, Каин Авеля).


Капитализм приручает полуфашизмы.


Приручать - это склеить акты охоты


в многоклеточность целой системы,


паразитизм большого на среднем.


Так Кембрийское кредо “сожри соседа”


превратилось в изящное “ну, объясни им”.


 


Размеры живых: 10^{-8} — 10^{3} м.


Законы физики и измерения


беспредметны вне 10^{-17} — 10^{12}.


Но мир - это 10^{-35} — 10^{27}.


В бездонных глубинах Малого


таятся первопричины.


А их конечные следствия,


проскочив людскую срединность,


тают в высях Громадности.


 


Почувствовать вместе новые точки


в толще нашего Знания.


Центральную точку хондрита Земля


в железном кристалле ядра.


Центроид нашей галактики.


Есть центр и у Мира -


он в сверх-пустоте Эридана,


в холоднейшей точке/истоке,


в начале Большого Взрыва.


И самый дальний и быстрый,


глаз (с 63 KB памяти) -


Вояжёр-1 - бегущая точка,


фокус Большого Контакта.


 


В среднем, Космос - прохладный газ


(2.735 К), цвета “космический латте”,


протон (один) на 4 кубических метра.


Но массы пока хватает на плотность чёрной дыры.


Измерить/очислить Целое пытались и раньше.


От Песни Песней к Шиур Кома, размеры


Бога - 140 миллиардов Вселенных.


Время Вед - бесконечность жизней/нежизней


Брахм, каждая по 311.04 триллионов лет.


 


Одеяло бактерий окутало Землю, как


часть их диаспоры в нашем парсеке.


Если был и Адам, то Эукариот,


гигант по размеру и сложности,


дитя самой важной Встречи,


когда паразит ли, добыча ли


стали ядром, митохондрией.


Грибы, растения, мы (животные)


рассыпались по одеялу


в горячем супе бастерий,


вспыхивая и растворяясь…


Чем отличаемся мы от бактерий?


Пузырьком мимолетным, лети моя воля,


неуёмная блёстка в каскаде Вселенной.


 


Задолго до нас, цианобактерии,


первые сверхинженеры планеты,


выделяя О2, отравили живое;


остатки стали ДЫШАТЬ кислородом.


Так же и мы: продуктами мозга


перебьём остальных (и себя) животных,


перебьём всех коллег и посредников


по пищевым цепям, до простейших.


И выживут не тараканы и крысы,


а снова, как прежде, микробы-мутанты.


 

 


Над океаном первичной жизни


-   бактерий, архей и растений -


смерчами идут цепи хищников,


пожирая, растя колонии клеток.


Микрожизнь отвечает паразитизмом,


бесчисленной армией малых.


Потоки рождений и умираний


несутся как две Амазонки.


Но это и есть Эволюция Жизни:


микробы сложнеют, используя нас.


 


Через узкий проход в Грядущее


пропихнуть своё семя/отпрысков,


не это ли цель эволюции, булавка,


которой мы все приколоты?


Но сверхпаразит - общество


(другие цели других)


вставило лестницы средств


и супернормальные стимулы.


Знания, власть, наслаждение


из средств превратились в цели


(как я - наркоман науки).


Но может, это и есть Размножение -


почкование целей от средств -


сверхцель эволюции, как прыжок


к фотосинтезу или на сушу?


 


Прокрутив свою ленту назад,


увидеть себя до-гаметой,


искоркой первого взгляда,


надеждой отца и матери.


Увидеть мир-до-себя,


самое раннее утро.


 


Терять предрассудки


на тропах Познания,


может и погубить.


Уйдёт причинность и agency


(учуять тигра за шорохом),


растает запах надежды.


И за иллюзией личности,


воли/свободы и времени


уйдёт и иллюзия жить.


 


Числа живых и живших,


включая прионы и вирусы,


конечны, хоть и громадны.


Конечны и числа их состояний.


Склеив всё, мы получим Мегахимеру:


жизнь как одно большое число,


и всё же песчинку в величии


обоих, пространства и времени.


Вот так машины и чувствуют нас.


 


Задачи сложнеют быстрее нас.


Недалеки пределы мышления,


границы доступной сложности.


Размеры данных и сроки опытов


превзойдут человеко-возможное.


Машины и их людские подобия -


коллективы, киборги и гении -


закроют науку для одиночек.


Атлетизм ума превратится в спорт,


как орудия сняли потребность в силе.


Философы и математики, физики


отступят с боем, последними.


 


В громадных бесформенных данных,


за заборами опыта, чувств, аналогии,


без надежды и нуль-гипотезы,


почуять Непознаваемое и,


в судорогах несовершимости,


уткнуться в стенку аквариума.


 


Собирать и хранить


блестящие камушки -


предметы, люди и знания -


плотные зёрна значения.


Каждый владеет Лувром


своих концентратов смысла,


пытаясь понять свой аквариум,


обуздать безразличие мира.


 

 

 


В дожде ощущений, отсутствий, гипотез,


в нарастающем гуле вскипания тревоги,


Понимание встанет как радуга:


осмысление молний, обратно в стаю,


тепло и уют казуальности.


 


Я не боюсь нагромаждений:


чрезмерность - это часть сигнала


(для каши нет избытка масла).


У точности, своя эстетика,


свои приличия и адресат


с нехрупким фокусом внимания.


 


“О, поднимите мне веки,


будите спящую душу”:


стонет молчание-в-нас.


Измельчены и очищены,


выварены волей автора -


сорняки, колоски, недоделки,


отходы мысли и знания -


встают компостом Поэзии,


питательным кормом Любви.


 


Ощутить пространство безлюдия -


всё что не тронуто человеком -


ни рукой, ни глазами, ни мыслью.


Стада неосмысленных фактов,


объекты без контура и названия,


неизвестное Неизвестное,


никогда и ни в чём недоступное.


 


Исход игры совсем не ясен,


не выпить нам бокал планеты.


Летит и наш метеорит или


циклон мутаций вируса.


И за последний миллиард


до опаления Земли


другие хищники захватят


глаз бури всех существований.

К списку номеров журнала «Семь искусств» | К содержанию номера