Кварц. Стихотворения

* * *

Наскальный человек, живущий внутрь –

не соблюдая временную жуть,

напяливает камень  на пальто,

улиткою, по имени никто,

 

он совершает одиссею, путь –

попробуй за него, как тьма, скользнуть

и отразишься в вечности его,

которая, как изморозь, в стекло

 

сложилась вслед за пропуском твоим

где дворники мигают с лобовым

горячим задыханием ворон,

что в трещинах тройных несут урон –

 

когда-нибудь и я внутрь оживу

тревогу принимая, как жену,

пергамент, иероглиф и Урал –

ни для чего, который здесь соврал.

 

где камень , разрываясь, как орех

запоминает птичий тонкий смех –

и крутится внутри его спираль,

как человек, который долго спал

 

* * *

Не знак, не Бог и не причина –

вставал с утра и видел: камень

был вплавлен в небо белой призмой,

плывут в спасение кругами

 

деревья, впадшие в окружность,

как в ересь, в юность или в брёвна –

и Плотник их берёт снаружи

и тын выстраивает ровный,

 

где снег бредёт, так будто время

расставленное между нами,

как будто сбрасываешь бремя

проросшее сквозь смерть словами,

 

проросшее и страх, и храмы,

и клубни ангелов на пашне,

где облака велосипедов

сверкают водяной поклажей,

 

где в свиток развернулся камень ,

как знак и Бог или причина,

вставая утром слишком ранним,

пролившись улием пчелиным.

 

* * *

За воздухом стеклянным лошадь спит

кузнечиком, прижав к себе звезду,

которая в руках её звенит,

напоминая воды и дуду,

которые вдохнут её сюда

вдоль диафрагмы и лучей округлых,

ладонью слюдяной разжав углы

кузнечика, похожего на губы

и море в этой лошади ревёт,

и небо обрывает лепестками,

похожими на шкуру от неё,

чей лабиринт расходится, как камень .

 

* * *

Человек цепь и пёс вещества,

воздух смёрзшейся смерти едва

распечатал в дыхание плоть,

как пейзаж обращается в лёд.

 

В призме – полой, голодной – его –

человека подземный глоток –

развернёт рыжий свёрток зрачка

и слетают, как плод с  дурачка

 

эта шкура, железо и смерть,

и куда теперь ехать – наверх? –

если выдох пейзажи скоблит –

и чего ещё нам говорить ?

 

в слепоте, на свету, на свету –

через свет – тот, что камень  во рту,

тот, что бабочки взорванный грот

разгибает, как скрепку, в полёт.

 

* * *

Как проявление дождя

на кадре времени легко

нас поменяет, не любя,

на поражение своё

 

сменивши угол и угли,

пернатый камень  и круги,

которые по кадру вниз

лежат в обличии тоски

 

про это небо, где лежат,

о звуке, что сквозь них проник –

где камыши сквозь них шуршат,

как человеческий язык,

 

про эту память, что они

теряют с кадрами дождя

взлетая с голубем в огни

и тёрны, как вода дрожа.

 

* * *

В камне, в котором вспышка, сжатая до предела,

до  перехода в плоскость, что зрению неподсудна –

ветер в листве своей чистит, как свет, оперенье

и в оперенье этом – и причина, и чудо.

Так по спирали выдох становится каменным углем,

светом, считай, что птицей огненной кислорода,

с той стороны в нас дышит, чтобы успеть присниться

зёрнышку у птенца в клюве. Черна порода

 

этой пружины снега, вспышки о человеке,

который и нить и ткацкий станок, что пустоты свяжет

словом и умолчаньем, полостью выбранной зренья,

сшитой как зверь сей дивный из тёмной горячей пашни.

Камень  перевернётся, на глубине, как рыба –

в красные жабры света, что стали его устами,

коснувшись округлой вспышки, как языка и хлеба,

где камень , что плакал прежде, вышка перед очами.

 

* * *

Одиночества подсказка,

где нас держит в пряже дым:

Каин, Каин, где твой Авель

и кукушка, что над ним

в белый воздух остывает

в анальгине из обид?

 

Авель, Авель, где твой камень ?

— под затылком, птенчик, свит,

видит Бога, а не знает,

потому поёт, как лифт,

агнцем на лугах порхает.

Через глины красный шрифт

 

Авелю приснился Каин

в ком идут они вдвоём:

тот, что спит, конечно, правый,

тот, что рядом, водоём.

 

ОАЗИС

 

Самое недостоверное нас и спасает,

цапкой трёхпалой из живота вынимает,

 

щурится, смотрит на свет, крутит шарманку,

зовёт, как дитяте, в секунде забытое, мамку.

 

Не опознаешь её, хотя разберёшься до кванта,

до взрыва большого или девичьего банта,

 

до бантустана дойдёшь, голодомора, гулага

все пирамиды млады – из камнепада

 

недостоверного видишь, как небо становится плотью

то есть плотом на котором плывёт черепаха,

тебя окольцует и пустит кругами, как камень ,

в оду воде упавший, как бедуины, в аллаха

 

тебя обернёт и электрической птичкой

пустит на берег, как в сети, что высохли в нас, как в добыче –

всё, что есть здесь скорее наши привычки

или возможно москальский язык, или бычий –

 

тот, что природа творит, когда на убой ты

мирно идёшь, осанну поёшь или вольты,

 

там, где Бог твой стоит над своею могилой –

словно рожденье твоё, но никак не погибель.

 

 

С пдф-версией литературного проекта «Вещество можно ознакомиться здесь