Памяти Алексея Даена

Из фундамента небоскреба,

что стоит на ветру качаясь,

вседержащий изъяли камень

под коротким именем Даен.

И в безмерно-пустых квартирах

под наростом воспоминаний

невеселые жильцы и соседи

на зимовку ушли, как медведи.

Бальмина и Очеретянский,

Шабалин, Шевеленко, Пушкин,

Лева Пинский, Илья и Киркхнер,

и Дженин и Антонов Павел...

Не хватает жильцам-соседям

всевмещающих глаз Лексея,

что дарили бесценный ракурс

нелогичного оптимизма.

Как теперь обрести им грешным

низкий голос и гулкий космос,

что скреплял столь разные судьбы

шелковистой, но внятной вязью. 

В этой смерти сумрачно-ранней

я одно утешенье вижу –

отреклись те кого любил я,

но в сметающей круговерти,

именуемой жизнь земная,

не увидел я отреченья,

вероятно, лучшего друга.

Был ли он способен на это?

Я давно не верю землянам,

но успевший в жизни немало,

не успел совершить измену,

начинавшуюся с заглавной

буквы И – обоюдоострой

и коварно разящей в спину.

Я зелено-пряные листья

в черно-белом сне поливаю –

в терракоте горшка с землею

подрастает марихуана,

и фатально не понимая

амплитуду путей Господних,

проклинаю судьбу и время

в чреве ветхого небоскреба,

что стоит на ветру качаясь,

и не падает почему-то...

Нью-Йорк, 2015