Роман Гершзон

Марк Шагал. Время и место

Марк Шагал (Мойше Сегал)  родился 7 июля 1887 года в городе Лиозно недалеко от Витебска. Спустя несколько месяцев после рождения ребенка семья перебралась на окраину города Витебска, в район Песковатики, где в основном жила еврейская беднота. Здесь прошли детские годы и юность великого художника.

Отец художника Хацкель Мордух Сегал (Захар Шагал) работал грузчиком в лавке торговца селедками. Мать Фейга-Ита держала маленькую лавку, дед служил учителем и кантором в синагоге. В семье кроме старшего ребенка Мойше было еще восемь детей. В детстве Шагал посещал начальную еврейскую религиозную школу (хедер), причем хедер хасидского направления, которого придерживались и родители маленького Мойше.

В те времена учеба в хедере в пределах черты оседлости царской России была основой начального еврейского образования. Вот как вспоминал об этом сам художник в книге «Моя жизнь». «И вот в один прекрасный день к нам явился учитель, маленький раби из Могилева. Как будто сошел с картины или убежал из цирка. Его и не приглашали. Он пришел сам, как сваха или гробовщик. “Каких-нибудь полгода”, – уверяет он матушку. Ишь, какой шустрый! И вот я сижу, уставившись ему в бороду. Я уже усвоил, что “а” с черточкой внизу будет “о”. Но на “а” меня клонит в сон, а на черточке... В это самое время засыпает сам раби. Он такой чудак! Каждый день я прибегал к нему на урок и возвращался в потемках с фонарем».

Хасидский «маленький раби» был достаточно привычным явлением в Витебске и окрестностях. На рубеже XIX-XX веков хасидизм получил широкое распространение в западной части Российской империи, в том числе и в районе Витебска. Начало хасидского движения в этом районе относится к 1773 году, когда рабби Мендл из Минска сделал своей резиденцией местечко Городок близ Витебска и распространил хасидизм на окрестных  территориях. В противовес митнагдим (талмудистам) хасиды создали идею радостного служения Всевышнему, где кабалистическое просветление во время молитвы считалось выше строгих законов Талмуда.

Большая еврейская хасидская семья Марка Шагала оказывала значительное влияние на формирование творческой личности будущего художника. Вот как рассказывал об этом в своей книге «Моя жизнь» сам Марк Шагал. «Дядюшек у меня тоже было полдюжины: или чуть больше. Все – настоящие евреи. Кто с толстым брюхом и пустой головой, кто с черной бородой, кто – с каштановой. Картина, да и только. По субботам дядя Нех надевал плохонький талес и читал вслух Писание. Он играл на скрипке. Играл, как сапожник… Дядя Исраель на своем постоянном месте в синагоге. Сидит, держа руки за спиной. Закрыл глаза и греется у печки. На столе – зажженная лампа. Пол и алтарь тонут в темноте. Дядя, раскачиваясь, читает и поет, бормочет и вздыхает. И вдруг встает. Пора творить вечернюю молитву. Уже вечер. Голубые звезды. Фиолетовая земля. Закрываются лавки. Скоро подадут ужин, поставят сыр, тарелки. Почему я не умер там, среди вас, свернувшись где-нибудь под столом?».

Истоки творческого сознания Марка Шагала неотделимы также от  быта  еврейского местечка – штетла, классическим примером которого был родной город художника Витебск.

Витебск – это особая модель мира художника, которая становится мифической и реальной  составляющей его творчества. «Мой грустный и веселый город! Ребенком, несмышленышем, глядел я на тебя с нашего порога. И ты весь открывался мне. Если мешал забор, я вставал на приступочку. Если и так было не видно, залезал на крышу. А что? Туда и дед мой забирался. И смотрел на тебя, сколько хотел» (Марк Шагал. «Моя жизнь»).

Витебск –  город бывшей Речи Посполитой, который после раздела Польши в XVIII веке отошел к Российской империи. Витебск и его окрестности конца девятнадцатого – начала двадцатого веков, времени рождения Марка Шагала, был одним из самых многонациональных и многоконфессиональных регионов Российской империи. Наряду с еврейским ашкеназийским ультраортодоксальным и хасидским штетлом в городе были православная, староверческая, униатская  и  католическая общины. В Витебске этого периода традиционно существовали и  переплетались еврейские хасидские и талмудические предания, католицизм, а также православие и униатство с их иконописными традициями. Соответственно и мир, в котором прошли детские годы художника, хранил национальные и общинные обычаи города Витебска этого периода. И не только еврейские обычаи, но и обычаи соседних русской, белорусской и польской общин.

Сначала семья Шагала жила в маленьком деревянном доме, который сгорел во время пожара. Семья переехала в кирпичный дом на Покровской улице неподалеку от Ильинской церкви. И сам дом, и церковь в будущем будут часто появляться на полотнах художника. Не менее часто, чем коровы, козы и прочие существа с его полотен, в реальности некогда существовавшие на Покровской улице города Витебска.

А наличие веселых селедок на картинах Марка Шагала можно объяснить как профессиональной деятельностью его родителей – торговцев селедкой, так и популярностью селедки в доме семейства Шагал. Отец художника работал на складе, где продавали селедку в бочках. Мама держала бакалейную лавку, где также продавалась селедка. Поэтому соленая рыба была частым гостем на обеденном столе семейства Шагал, а сам художник  в зрелые годы с удовольствием вспоминал популярное блюдо своего детства, называя его не иначе как «селедочка».

В давние времена селедка занимала особое место в жизни евреев. Вот как рассказывает о селедке и своей семье израильский писатель Меир Шалев. «В этой семье не было ни великих раввинов, ни еврейских аристократов. Дед рассказывал, что они владели магазинчиком в украинской деревеньке и продавали всякую всячину. Я как-то спросил его, чем же они там торговали, и он ответил: товарами для тела, товарами для души и товарами для того, что между ними. Я спросил, что он имеет в виду, и дед ответил, что товары для тела — это сапоги для крестьян, плуги, топоры; для души — еврейские молитвенники, тфилин и талиты, а между ними — соленая рыба, селедка. Она и для тела, и для души. Каждый раз, когда дед был в отчаянии, грустил или чувствовал себя слабым, он ел эту селедку и набирался сил».

Что касается козла на многих картинах Шагала, то его присутствие некоторые исследователи связывают с еврейской историей о козле отпущения, на которого в давние времена в Иерусалимском Храме в Судный день богобоязненные евреи навешивали все свои грехи. Очищенные от грехов древние евреи выводили козла отпущения в Кидронское ущелье возле Иерусалима и там отпускали восвояси. Через год история повторялась, опять в Иерусалимский Храм приводили козла, евреи навешивали на бедное животное свои вновь накопившиеся грехи и снова отпускали бедное животное на природу до следующего года и следующего Судного дня. Вероятно, в русле этой древней традиции и появляются козы, козлы и козлиные головы на картинах Шагала.

А уже к реалиям жизни еврейского местечка Российской империи можно отнести летающих на картинах Марка Шагала людей, которые пытаются таким образом вырваться за границы черты оседлости, преодолеть замкнутость еврейского местечка.

Хотелось бы отметить талантливых предшественников и современников Марка Шагала, выходцев из еврейских местечек Белоруссии,  художников Льва Бакста (1866-1924, уроженец города Гродно) и витебчан Исаака Аскеназия (1856-1903), Якова Кругера (1869-1940) и Иегуду Пэна (1854-1937).

Родной город Марка Шагала Витебск  на всю жизнь остался в сердце художника. К Витебску Шагал обратился в 1944 году в стихах на идише через океан из Америки, чувствуя боль родного города, погибающего в огнях сражений Второй мировой войны.

 

Давно уже, мой любимый город,

Я тебя не видел, не слышал,

Не разговаривал с твоими облаками,

Не опирался на твои заборы…

Я не жил с тобой, но не было моей картины,

Которая не дышала бы твоим духом и отражением…
Я смотрю, мой город, на тебя издалека,

Как моя мать на меня смотрела из дверей,

Когда я уходил.

На твоих улицах враг.

Мало ему было твоих изображений на моих картинах,

Которые он громил везде.

Он пришел сжечь мой настоящий дом

И мой настоящий город.

Я бросаю ему обратно в лицо его признание и славу,

Которые он когда-то дал мне в своей стране.

 

Образ Витебска как обобщенный образ своей родины, земли и народа, Марк Шагал хранил в душе всю жизнь. Но к неповторимости «малой родины», ставшей творческой музой художника, необходимо добавить и неповторимую гениальность самого Шагала, чтобы получился тот великий мастер, которого сегодня мы  называем:

Художник Марк Шагал.

Это точно подметил поэт Евгений Евтушенко, заявивший, что у каждого есть свой Витебск, но не каждый из нас – Шагал! Пока что в мире существует только один Витебск и только один Шагал…

 

 

 

 

 

К списку номеров журнала «Литературный Иерусалим» | К содержанию номера