Александр Матлин
Строганой стороной вниз
В одном еврейском местечке строили баню. И, представьте себе, почти построили; оставалось только пол настелить. Но тут возникли разногласия. Самые умные считали, что доски для пола нужно строгать, иначе можно занозить ногу. Другие, тоже самые умные, считали, что доски строгать нельзя, а то можно поскользнуться. Умные с умными договориться не могут. Разногласия переросли в конфликт, и в попытке разрешить спор евреи, как полагается, обратились к раввину. Что сделал раввин, чтобы не обижать ни ту, ни другую сторону? Как полагается раввину, он принял Соломоново решение:
– Доски строгать, но класть строганой стороной вниз.
Этот старый анекдот почему-то всплыл у меня в памяти, и я во время обеденного перерыва рассказал его своему сотруднику и другу, глупому Зунику Ойвейбергу. Зуник, хоть и глупый, но по должности старше меня. Он ценный специалист.
Признаюсь без ложной скромности: рассказывать анекдоты я умею. Ради чего рассказывается анекдот? Ради последней, заключительной фразы. По-английски она называется punch line, ударная строка. Эту строку надо уметь подать. И вот, перед последней фразой я делаю небольшую паузу, как бы испытывая терпение слушателя, и выдаю:
– Доски строгать, но класть строганой стороной вниз.
И замираю. И победно гляжу на Зуника, ожидая взрыва хохота. Но Ойвейберг не смеётся. Он тоже делает паузу, а потом говорит:
– Слушай, а зачем строгать доски, если строганая сторона пойдёт вниз?
Сначала я растерялся. Но потом сообразил, что Зуник не понял анекдота, и пересказал его заново, с ещё большей экспрессией. И как евреи строили баню. И как они не могли решить спор. И как пошли к раввину. И как раввин придумал такой хитрый ответ, чтобы угодить обеим сторонам. И тут я опять выдаю:
– Доски строгать, но класть строганой стороной вниз. Ну, как?
Зуник по-прежнему не смеётся. Он морщится и говорит с некоторым раздражением.
– Это я уже слышал. Можешь не повторять. Я всё равно не понимаю, зачем надо строгать доски, если гладкая сторона пойдёт вниз. Может, ты что-то перепутал?
– Чего тут путать. Это же анекдот. Чтоб смешно было.
– Не вижу ничего смешного, – говорит глупый Зуник. – Какая разница, доска строганая или нет, если всё равно строганая сторона будет внизу? Чушь какая-то. Раввин что, дурак?
– Может быть. То есть, нет, конечно, не дурак. Впрочем, я не знаю. Не в этом дело. Хочешь, расскажу другой анекдот?
– Подожди, – говорит Зуник. – Из твоего анекдота явно получается, что раввин – дурак. Ты что, хочешь сказать, что все евреи дураки?
– Ну что ты, Зуник, – говорю я как можно миролюбивее. – Я сам еврей. Давай, я тебе расскажу другой анекдот.
– Не надо, – говорит Зуник. – Пора на рабочее место.
Он надевает пиджак и говорит глухо, не глядя в мою сторону:
– Я от тебя этого не ожидал.
На следующий день меня вызывает начальник отдела.
– Заходи, – говорит. – Закрой дверь. Садись, не бойся. Ты же знаешь, как я тебя люблю. Ты для меня – прямо как брат. Или ещё хуже – как сын.
Закончив радостную увертюру, начальник погрустнел и говорит:
– Мне поступил сигнал.
– Какой сигнал?
– Тревожный. Что ты проявляешь антисемитизм.
– Понятно, – говорю я. – Сигнальщик ваш дурак. Шуток не понимает. Я ему старый еврейский анекдот рассказал. Хотите вам расскажу?
– Ни в коем случае! – пугается начальник. Ты знаешь, к чему это может привести? Сегодня ты рассказываешь еврейский анекдот, а завтра, не приведи Господь, расскажешь арабский. А это знаешь, как называется? Исламофобия. Это тебе не какой-нибудь невинный антисемитизм. За это знаешь, что бывает?
– Не знаю, но догадываюсь.
– Правильно догадываешься.
– Значит, про евреев можно?
– Можно.
– А про поляков?
– На здоровье.
– А про арабов нельзя?
– Упаси, Боже! Они мусульмане.
– Ну хорошо. А про негров?
У начальника от страха округляются глаза.
– Ты с ума сошёл! – шипит он свистящим шепотом.
Он с грохотом вскакивает из-за стола и бросается к двери кабинета. Я испугался, подумал, что у него приступ расстройства желудка, но, к счастью, пронесло. То есть, наоборот. Это я в переносном смысле. Я хочу сказать – обошлось. Начальник выглядывает за дверь и, убедившись, что нас никто не подслушивает, возвращается на место. Я говорю:
– С ума сошёл, потому что про негров можно, или потому что нельзя?
– Замолчи! – кричит начальник. – Не смей произносить это слово!
– Какое именно?
– То самое! На букву «эн». Не смей его даже думать!
– А что тут такого? – искренне удивляюсь я. – Так называют чёрных…
– Прекрати немедленно! – кричит начальник, багровея. – Это слово тоже нельзя произносить!
– А какое можно?
– Сам должен знать! Надо говорить Африкан Американ. Можно просто: афроамериканец. Или афроамериканка.
– Понятно. И тогда про них можно рассказывать анекдоты?
– Ни в коем случае! Это расизм!
– А про латиноамериканцев можно?
– Упаси, Боже! Это расизм!
– А про китайцев? Или вообще про всех этих… ориенталс?
– Это слово тоже нельзя произносить. Надо говорить «азиаты».
– Ну, хорошо. Про них можно рассказывать анекдоты?
– Про них точно не знаю, – со вздохом говорит начальник, немного успокоившись. – Наверно, можно. Смотря какой анекдот.
– Ну вот, например, такой. По реке Хуанхэ плывут в джонке два китайца. Один другому говорит: послушай, Хаим…
– Ха-ха, – говорит начальник. – Это смешно. А тот что?
– А тот отвечает: я не Хаим, я Хозе…
У моего начальника снова начинают раздуваться ноздри, и лицо наливается цветом спелой малины.
– Ты что, скотина, издеваешься надо мной?! – хрипит он. – Пошёл вон!
Я покорно поднимаюсь и выхожу из кабинета. Я не обижаюсь на своего начальника. Даже наоборот, я ему благодарен за повышение моей эрудиции. Конечно, по-английски я говорю плохо, а пишу ещё хуже, но зато теперь мой политкорректный язык обогатился чрезвычайно.
В понедельник у нас, как обычно, производственное совещание. Мне предлагается доложить о состоянии текущего проекта. Я набираю в лёгкие побольше воздуха и радостно сообщаю:
– Проект продвигается успешно благодаря беззаветному труду нашей дивёрситированной группы, в которую входят один афроамериканец, один латиноамериканец, один азиатец, один мусульманец и три белых…
Тут я запинаюсь и выжидательно смотрю на начальника.
– Супремасиста, – подсказывает он.
– И три белых супремасиста, – соглашаюсь я.
– Привилегированных, – дополняет начальник.
– Привилегированных, – повторяю я.
– Правильно, молодец, – одобряет начальник. – Как у вас со сроками?
Я не успеваю ответить, как в разговор неожиданно влезает Зуник.
– Со сроками плохо, – говорит он, не поддерживая моего политически корректного энтузиазма. – Нам не хватает людей, чтобы закончить проект в срок.
Начальник вопросительно смотрит на меня. Я молчу. Зуник дурак, но ему виднее. Он старше меня по должности. Начальник говорит:
– Хорошо, я переведу к вам в группу Джонсона.
– Это кто? – говорит Зуник. – Этот толстый негр из третьего отдела? Мне он не нужен. Он же тупой, как полено. Там у них есть другой негр, не помню фамилии. Такой щуплый. Этого я могу взять.
Начальник наш бледнеет и на несколько минут теряет дар речи.
– Вы не должны так говорить, – наконец, выдавливает он. – Вы не должны произносить это слово.
– Какое слово? – В голосе глупого Зуника нет ни малейшего оттенка политической зрелости. – Негра, что ли? А как его называть, если он чёрный?
– Я вам, кажется, объяснил, – говорит начальник, и я вижу, что его состояние приближается к обмороку. – Мы не можем допустить проявлений расизма в нашей компании!
– Я понимаю, – говорит Зуник. – Пожалуйста, не волнуйтесь. Если тощего негра нельзя, тогда дайте мне этого… там у них есть один, то ли китаец, то ли малаец, в общем какой-то ориенталец. Он меня тоже устроит.
– Совещание закончено, – говорит начальник, взглядом уничтожая Зуника. – Зайдите ко мне, Ойвейберг.
Во вторник я узнаю неожиданную новость, которую следовало ожидать: Зуник уволен по собственному желанию. В конце рабочего дня меня вызывает начальник. Он выглядит хмуро и говорит сухо:
– С сегодняшнего дня ты будешь временно исполняющим обязанности руководителя группы. Насчёт зарплаты не беспокойся. Прибавки не будет...
– Это почему же временно исполняющим? – обижаюсь я – Я, может, хочу исполнять постоянно. А если при этом зарплата изменится в сторону повышения, то это меня совершенно не пугает.
– Не заслужил ещё, – мрачно говорит начальник. – Кстати, откуда у тебя акцент? Ты что, из Боснии?
– Я из России.
– Не годится, – вздыхает начальник. – Русские не считаются.
– Зато я прямой наследник Пушкина. Знаете, кто это?
– Конечно, знаю. Какая-то русская знаменитость. То ли танцор, то ли хоккеист.
– Пушкин – великий русский поэт, – разъясняю я с чувством культурного превосходства. – И я его прямой пра-пра-пра-племянник..
– Это хорошо, – одобряет начальник. – Ты, главное, смотри, с проектом не подведи. У тебя сроки. Можешь идти.
– Между прочим, Пушкин был негр, – говорю я.
– Что? – Начальник настораживается. – Ты хочешь сказать, что он был афроамериканец?
– Ну да. Ещё какой!
– Значит ты тоже немного… того… как бы афроамериканец?
– Конечно. Типичный афроамериканец.
– Скажите на милость! – удивляется начальник. – А по виду не скажешь.
– Да, внешность вообще обманчива, – огорчаюсь я. – Меня вот всю жизнь почему-то за еврея принимают.
– Не расстраивайся, – утешает начальник. – Главное – как ты сам про себя чувствуешь. Я тут подумал… Проект у тебя важный, ответственный. Будешь постоянно исполняющим руководителем группы. Нам нужны умные специалисты, как ты. Ну, и зарплату тебе, конечно, повысим, не беспокойся. Можешь идти.
Я выхожу из кабинета начальника и с энтузиазмом приступаю к исполнению своих новых обязанностей. И меня одолевает гордость от своей значительности. Всё-таки хорошо быть умным. Мне жалко бедного глупого Зуника. Он так и не понял, почему доски надо класть строганой стороной вниз.
Александр Матлин – инженер-строитель, специалист по морским сооружениям и портам. В этом качестве проработал более 30 лет в Америке, а до того ещё 15 лет в Москве, откуда уехал в 1974-м году.
Помимо инженерства, в СССР он занимался тем, что писал рассказы и фельетоны и печатал их, в основном, в журнале «Крокодил». В последние годы он печатается в сетевых журналах, в еженедельнике «Панорама» (Лос-Анджелес) и других русскоязычных газетах и журналах Америки и Израиля.
В Москве в издательстве «Вагриус» вышла книга Матлина «На троих с ЦРУ» – полное собрание избранных рассказов и стихов. В ньюйоркском издательстве Mir Collection – рассказы 2 =1 на русском и английском.
Постоянный автор журнала «Времена».