Главная | Журналы | Персоналии | Книги | Медиа | ПОМОЧЬ МЕГАЛИТУ |
Центр |
Виталий КузнецовОб авторе: Учредитель и главный редактор журнала «Северо-Муйские огни», член... >>> |
Фёдор ОшевнёвОб авторе: Выпускник Литературного института, майор внутренней службы в отставке, автор... >>> |
Владимир КорниловОб авторе: Родился 10 января 1947 г. в селе Октябрьское Челябинской области... >>> |
РегионыЦентрРоссияАбаканАнадырьАрхангельскАстраханьБарнаулБелгородБлаговещенскВладивостокВладикавказВладимирВолгоградВологдаВоронежЕкатеринбургИжевскИркутскКазаньКалининградКалугаКемеровоКраснодарКрасноярскКурганКурскЛенинградская областьЛипецкМоскваМосковская областьНарьян-МарНижний НовгородНовосибирскОмскОрелОренбургПензаПермьПетрозаводскПетропавловск-КамчатскийПсковРостов-на-ДонуРязаньСамараСанкт-ПетербургСаратовТверьТулаУлан-УдэУфаХабаровскЧебоксарыЧелябинскЯкутскЯрославльЗападная ЕвропаАвстрияАлбанияБельгияБолгарияБосния и ГерцеговинаГерманияИзраильИрландияИспанияНорвегияПольшаРумынияСловенияФинляндияКавказАзербайджанАрменияГрузияАзиатско-Тихоокеанский регионАзиатско-Тихоокеанский регионАфрикаАфрикаВосточная ЕвропаБеларусьМолдоваУкраинаЦентральная АзияКазахстанКиргизстанТаджикистанУзбекистанСеверная АмерикаКанадаСШАСтраны БалтииЛатвияЛитваЭстония |
Ефим ГаммерВечность мгновений - любовь. Рассказ1. Пыль на ветру
А дождь вновь монотонно, по-курьи, клевал крышу. За блеклым окном было сумрачно. По небу, должно быть, скользили тучи. А, может, и нет. Может, его целиком - от горизонта и до горизонта - поглотила бесконечная пасмурь. Туч я не видел, но чувствовал. Они будто нависли надо мной, мохнатые и белесые, как ангорские коты. Казалось, помани: и эти серебристые звери домашнего применения вкрадчиво придвинутся к тебе. А ты, словно в муфту, погрузишь в их пышный мех руку и осторожно, чтобы не спугнуть, будешь греться от чужого тепла, скрашивая свое одиночество. Туча... туча ли?.. - ангорским котом примостилась на полу комнатенки. Влажно дышит и мокрым языком слизывает с туфель уличную пыль. Пыль? Надо же, непогодь и пыль. Откуда? Приставучая, черт! Наверное, с пустыря. По дороге на телеграф, вроде бы, перебирался через застраиваемый пустырь. «Приезжай тчк срочно тчк», - отбил телеграмму. Ей. А ехать-то, ехать... Чего там ехать? Всего пять остановок на трамвае. Но то на трамвае... Хотелось написать по-другому: «Любишь - возвращайся навсегда». Но смутили язвительные глаза телеграфистки. Язвительные ли? Смутили... “Любишь?” Говорила - “да”. Девичьи слова - что пьяному море перейти. Или? Говорила - “да-да-да!!!” Это было, было, было. Но – ссора, затем ссора и одиночество. Мне очень нужен человек - родная душа. Я без него, как пыль на ветру. Слабое дуновенье, и прилипну к чьим-то встречным ботинкам, сапогам, калошам, как та, с пустыря, что слизывает туча... туча ли?.. с моих туфель. Мне очень нужен человек! Я без него как пыль на ветру. Но я не пыль. И что мне ветер? Я сам пойду.
2. Путь к тебе
Туч зыбистая толочь, предчувствие дождя. Грязными лужами небо латает выемки асфальта. В росный тротуар впечатываются следы. Словно шахматное поле остается за мною. Я иду к тебе... Я иду к тебе. А вровень с сердцем - неуверенность. Что сказать тебе? Как сказать?
Помню: в стесненье чуть скошенный взгляд, кивок головы - вас можно? “Белый танец”. Меня приглашают. И мне представляется - весь зал следит за мной: отвечу я на приглашение, поднимусь ли со стула? Я поднимаюсь, ощущая зыбкое недомогание в груди. “Женское танго” - тихо и задумчиво. Грустная смутность щемит. Я - говорливый и хлесткий - в молчание замкнут. Молчание мне не по росту, тесно и жарко в нем. — Звать... Как тебя звать? — Люба. — Значит, любовь? — Любовь, и не иначе... Мне фразой цветистой, но не расхожей, хочется щегольнуть. Она на языке, словно яблоко на терке. — Луна... - вываливается отдельными крохами слов, стесняя меня.в мыслях и движениях.- Представь, мы на Луне. Вокруг... как их?.. селениты вокруг. А оркестр лунный вальс играет... А? — Не вальс, а танго. — Пусть танго, - соглашаюсь. — Мы же... мы не мудреные селениты, а просто лунатики. И мягкая, но в колючих искорках, улыбчивость затаилась в твоих зрачках. Их антрацитная глубина вобрала меня в зазеркальную тьму, как в колодец. И я потерялся. Как бы сам в себе потерялся. Или... уже в тебе?
Помню: скамейка, одна из семейства “наших”. Рядом, на гудроне, сдвоенность теней, высвеченных парковыми фонарями. Теням легче намного. Без звука и привносного волнения - слились. А нам? Нам надо учиться жизни у собственных теней. Пальцы ощупью овладевают таинством. Они, как тени, соприкасаются, они, как тени, вместе. Здравствуй, чужая ладонь! Здравствуй! Здравствуй и ты, чужая жизнь! Здравствуй! А звезда - одна из многих - скатилась вниз, как слеза. Но слеза - радости или печали? — Кто-то умер, - сказала ты. - Есть такое поверье: падение звезды предрекает смерть. Закатилась чужая звезда. Но на каждую смерть - по закону природы - приходится чье-то рожденье. — Пусть сегодня родились мы, - говорю я.
Помню: долго я ждал. Время, раскроенное на мгновения, приходилось вырывать из себя, как занозы, и складывать их в неподъемную пирамиду ожидания. Я ощущал себя рабом, который тащит на вершину этой пирамиды одну минуту за другой и никак не может остановиться. А тут еще - сбоку от нее - пристроился Сфинкс, загадочное создание разума и неволи. Пристроился и вопрошает: “Почему не пришла?” Но ты пришла... Правда, не в условленный час, с опозданием... Мной помыкать? Пещерной неуступчивости обида хлестнула меня наотмашь. — Явилась?! - слепо разорялся я, обгорая в жару щек, как от пощечины. - Больно нужно теперь! Можешь возвращаться домой! А после мне стало известно: скорая была у тебя. Укол, рецепты и краткое “нужен покой”... “Нужен покой”... Но я тебя ждал, и ты пришла... Поздно? Жизнь, полагала ты, не кончается в условленный час. Ни в тот, ни в другой, условленный... В дневнике ты писала: “Не могу без него!.. Не могу!... Вчера... сегодня... А завтра?.. Завтра?! Где он, где? Не могу без него, не могу без него...”
И вот я иду к тебе. Туч зыбистая толочь, предчувствие дождя. Грязными лужами небо латает выемки асфальта. В росный тротуар впечатываются следы. Словно шахматное поле остается за мной. И такое же поле впереди. Я иду к тебе. Две одинокие фигуры встретились посреди шахматного поля. — Ты? — Я. — Ко мне? — К тебе. — А я к тебе. Я поднял глаза и увидел свое отражение в глубине твоих зрачков. Я остался в тебе, увидел я. И еще я увидел - цветок. Ты держала цветок, аленькую гвоздику. Гвоздику - для меня? — Сегодня день нашего рождения... — Ах, да... День рождения... — Три месяца... — Да-да, ровно три месяца. Поди ж ты, срок! — Совершеннолетие... — Совершеннолетие в три месяца... И рефреном отдается. Во мне и в ней. “Я не могу без тебя!..” “ Не могу без тебя!..” “ Без тебя!.. “Я!..”
3. Звездный контакт
Навесной осенний ветер скользил по шершавым панелям парка, понизу мелко, как бы собачьим языком, рябил мутные лужи, а вверху застревал между ветвей, чтобы сбить последние листья. Они кружили в воздухе, будто исполняли предсмертный танец. Им не хотелось на землю - ибо с ними падала отчая Осень под ноги пришлой Зимы. Было поздно. Высверки звезд пронзали небо. Я шел вдоль канала. Переходной мостик. Стрелковый парк, и опять вдоль канала. Я возвращался домой... На ладонь мою пал изрезной кленовый лист. Пал на ладонь и замер на ней, не желая грядущего погребенья в сугробе. Я шел, и шаги мои, как аккорды, ложились на гудронные клавиши. И слагалась из них, из аккордов-шагов, непонятно-понятная музыка: песнь об осенних деревьях, распославших по свету желтые поздравительные адреса: “С поздней осенью вас!” Любопытные звезды свесились вниз, словно зрители театрального забалконья, и внимали зарождающемуся во мне концерту. Из подсознания выпестовывалось, завоевывало сознание несказанное, виртуозно немолчное “Сказание желтого листа”. Музыка... музыка... Шла?.. Надвигалась?.. Восходила?.. ...Музыка - переполнила меня. Я уже не схватывал с лету неведомые созвучия, заключенные в музыкальные фразы. Созрело иное: в меня, как в фарватер, входила мелодия и не вмещалась во мне... а, может, в моем восприятии... Она сугробисто нарастала, погребала под себой - в надежном тепле и зябком недоумении. Словно из-под снежного покрова я внимал необычному концерту. А он спешил по крутым клавишным ступенькам в высь, от густых тонов к полутонам, еще выше, еще, еще, и застревал где-то на границе ультразвука. Неизвестный оркестр бушевал, ярился, пел, страдал. Он говорил... говорил из небытия со мной. А я улавливал, не улавливая, его многомощный язык. Улавливал, не улавливая... И чувствуя это, оркестр постепенно изнемогал, отдалялся. Но все еще, все еще, пусть уже на значительном расстоянии, пусть уже из невозможного далека, просил понимания, и сквозь просьбы свои внушал нечто важное, необъяснимо важное для всех. Небо казалось заплаканным... Одна из звезд, голубая, созревшей слезой покатила вниз. Наблюдая за ее текучим скольжением к смерти, я тревожно ощущал родство этой небесной искорки с овладевшей мною музыкой. Звезда умирала медленно и безропотно. И вдруг, когда с ярким вспыхом сгорела, во мне, синхронно с ней, умолкла и Голубая симфония... умолкла на самой высокой, пронзительной как пуля, ноте - недосказанная и неясная. Я в растерянности смотрел по сторонам. Желтым кленовым листом, зажатым в кулаке, вытирал потное лицо. Что это было? Что? Разбрызгивая лужи, я побежал по скользким аллеям парка. Домой! Домой! Вот мой подъезд. Вот лестница, входная дверь. Указательный на кнопке звонка. Бабушка в тревожной обеспокоенности пропускает меня в прихожую. Ничего не говоря, чтобы не забыть, не забыть! - я проскочил мимо нее... К роялю!.. Я замер у инструмента, руки легли на клавиатуру, но музыка - музыка, пришедшая со звезд, - осязаемо вымывалась из-под пальцев, уходила, уходила, как из горсти вода... И с ней - слова, будто рисуемые в стихотворном разъеме неба звездными лучами, прежде четкие, теперь невнятные, пластилиновые что ли, меняющие форму и смысловое содержание. Магнетически привязанные к мелодии, они уходили за ней в никуда, растворялись в каком-то сновидческом пространстве, поглощающим спросонья образы, фразы, звуки. “Что это было? - подумалось мне, - Гриновская мечта о несбывшемся?” И будто отзвук затаенной, пульсирующей мысли - растерянный голос бабушки: — Что это было? Как это?.. Ты?.. Да знаешь ли ты... А глаза у нее - расширены, и голос дрожит... и слова, словно дождевые капли с карниза, - упруги. — Попробуй еще раз, - говорит она. Я взял первый аккорд, вновь побежал по клавишам. Чтобы ни было, это было! Но что? Мелодия то появлялась, то уходила в зыбкую глубину, как те же дождевые капли в бесплодный песок. Бабушка подошла ко мне, вытерла о фартук ладони. — Пусти... я сама... И мелодия, ушедшая в бесплодный песок, начала возрождаться, скульптурно вылепляться заново. Словно Венера становилась прекрасной. Словно Венера обретала тело мраморной красоты. Но... странно... сравнение с Венерой и... Да-да, ей не хватало завершения, не хватало... Венере, помнится, - не хватало рук, ей - ну, разумеется! - финала... Не хватало... Как это я не почувствовал раньше, в парке, когда, весь поглощенный ею, спешил домой - успеть! успеть! Что успеть? Дописать финал? Но я не композитор. Жил бы мой дедушка. Правда, и он в официальных бумагах не значился композитором. Он был военным корреспондентом, ушел на войну с третьего курса консерватории. И писал на фронте, конечно, не оратории и симфонии. Последний репортаж прислал из отвоеванной у фашистов Праги. Девятого мая 1945 года. Девятого и погиб. Он… Эхом донеслось от рояля: — Он... Эту поэму он не окончил. — Какую – «эту»? — Эту! Эту! «Вечность мгновений – любовь». Так и назвал, когда уходил на фронт. — Кто? - спрашиваю машинально. — Он... Твой дедушка.
|
ГолосованиеВыберите название/тему следующего раздела проекта "Вещество"ЖурналыКАШТАНОВЫЙ ДОМСИБИРСКИЕ ОГНИВРЕМЕНАКыштым-ГраниСОТЫВЕЩЕСТВОАРТИКЛЬДАЛЬНИЙ ВОСТОККОВЧЕГМОСТЫМЕНЕСТРЕЛЬПриокские зориВИТРАЖИДОНДРУГОЕ ПОЛУШАРИЕБАЛТИКА-КалининградНОВЫЙ СВЕТНАЧАЛОСлово-WordКольцо АЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРАДЕНЬ ПОЭЗИИЖурнал ПОэтовСВОЙ ВАРИАНТГРАФИТИНЫЕ БЕРЕГА VIERAAT RANNATЮЖНОЕ СИЯНИЕЛитературный ИерусалимЖурналы, публикация которых на сайте прекращена:Пятью пятьКочегаркаРусское вымяЕВРОПЕЙСКАЯ СЛОВЕСНОСТЬЕВРЕЙСКАЯ СТАРИНАЗДЕСЬЛитСредаЗаметки по еврейской историиСемь искусствЛиФФтОСОБНЯКСЕВЕРЛИТЕРАЧЕЛОВЕК НА ЗЕМЛЕЮЖНЫЙ УРАЛИЛЬЯСеверо-Муйские огниАРГАМАК-ТатарстанСлова, слова, словаЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАДВОРКИКАЗАНСКИЙ АЛЬМАНАХПять стихийЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАПИСКИГВИДЕОНИНФОРМПРОСТРАНСТВОСорокопутДЕРИБАСОВСКАЯ - РИШЕЛЬЕВСКАЯСТЕРЖЕНЬТело ПоэзииБАШНЯБЕЛЫЙ ВОРОН22ВОЛОГОДСКАЯ ЛИТЕРАТУРАНАШЕ ПОКОЛЕНИЕУРАЛРУССКАЯ ЖИЗНЬДЕТИ РАФУТУРУМ АРТАРТ-ШУМЛИТЕРА_DNEPRТРАМВАЙЧЕРНОВИКЗАПАСНИКЗИНЗИВЕРЫшшо ОдынПРЕМИЯ ПБЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫЛИКБЕЗЗНАКИ11:33ВАСИЛИСКДЕНЬ И НОЧЬУРАЛ-ТРАНЗИТНОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬАЛЬТЕРНАЦИЯ |