Ночные. Стихотворения

***

...Наш примус всё чадил устало,

Скрипели ставни… Сыпал снег.

Мне мама Пушкина читала,

Твердя: «Хороший человек!»

Забившись в уголок дивана,

Я слушал - кроха в два вершка,-

Про царство славного Салтана

И Золотого Петушка…

В ногах скрутилось одеяло,

Часы с кукушкой били шесть.

Мне мама Пушкина читала -

Тогда не так хотелось есть.

Забыв, что поздно и беззвездно,

Что сказка - это не всерьез,

Мы знали - папа будет поздно,

Но он нам Пушкина принес.

И унывать нам не пристало

Из-за того, что суп не густ.

Мне мама Пушкина читала -

Я помню новой книжки хруст…

Давно мой папа на погосте,

Я ж повторяю на бегу

Строку из «Каменного гостя»

Да из «Онегина» строку.

Дряхлеет мама… Знаю, знаю -

Ей слышать годы не велят.

Но я ей Пушкина читаю

И вижу - золотится взгляд…

 

Ночные стихи

Напрасно… Слова, как «антонов огонь»,

Сжигают души не сгоревшую малость.

Уже из ладони исчезла ладонь,

Что, вроде, пожизненно мне доставалась…

А следом поношенный плащик исчез,

Что вечно висел на крючке в коридоре.

Ни женских шагов, ни скрипучих завес,

И сами завесы отвалятся вскоре…

Всё стихло… Лишь полночью схвачен этаж

За меркнущей лампочки узкое горло.

И чувствуешь - всё, что копилось, отдашь,

Чтоб только мгновения память не стерла,

Когда в глубине потрясенных зрачков

Растерянный облик спешит проявиться,

И сам ты в зрачках отразиться готов,

И платье вдоль ждущего тела струится…

Как всё это призрачно… Тени спешат

Впечататься в бледную кожу обоев -

Туда, где впечатан испуганный взгляд,

Один на двоих… И предавший обоих…

Причем здесь трагедия?! Горе уму…

Здесь даже Шекспир разберется не шибко.

И тьма обращается в новую тьму,

И щепками сделалась звучная скрипка.

Её все вертели - опять и опять, -

С осиною талией божую милость,

Её разломали, пытаясь понять,

Откуда же музыка в ней появилась?..

Разломана скрипка… И взгляд овдовел…

И надвое полночь в тиши раскололась.

Всё в жизни предельно… Иду за предел…

На тень от беззвучья… На голос, на голос…

 

***

Как быстро все это, как скоро!..

Уходит эпоха.

Мальчонка стоял у забора -

Тогда еще кроха.

 

Гадал про концы и начала,

Вздувалась рубаха.

Над озером птица кричала -

Тогда еще птаха.

 

Кричала светло и несмело

О вещей минуте.

А дерево солнца хотело -

Тогда еще прутик.

 

Листочки в зеленых накрапах,

На листиках - жилы.

И были и мама, и папа

Тогда еще живы…

 

Стоял тот мальчонка, не зная

Путей к пьедесталам.

И туча была грозовая

Лишь облачком малым…

 

***

Кто там плачет и кто там хохочет,

Кто там просто ушел в облака?

То ли кречет кричит, то ли кочет…

То ли пропасть вдали, то ль река...

И гадаю я, тяжко гадаю,

Не поможет здесь даже Господь,--

Где прошли мои предки по краю,

Чем томили суровую плоть?

Зажимаю в ладонях монетку

И бросаю в бездонье пруда -

Робкий знак позабытому предку,

Чтобы молвил - откуда?.. Куда?..

И вибрирует гул непонятный

Под ладонью, прижатой к земле,

И какие-то сизые пятна

Растворяются в сумрачной мгле.

И вдруг чувствую, дрожью объятый,

Посреди перекрестья дорог,

Как ордою идут азиаты

На восток… На восток… На восток…

Но не зрится в прозрениях редких,

Что подобны на детский наив, -

То ль с ордою идут мои предки,

То ль с дружиной, орды супротив?

И пока в непроявленной дали

Растворяются тени теней,

Чую - токи идти перестали

А вокруг всё - мрачней и темней.

И шатаюсь я вдоль раздорожий,

Там, где чавкает сохлая гать,

И всё Бога пытаю: «Я - божий?..»

А Господь отвечает: «Как знать…»

 

***

Который день, который год,

Труд не сочтя за труд,

И в урожай, и в недород

Их сумрачно ведут.

 

Штыками тени удлиня,

Ведут, как на убой.

Лениво чавкает земля

От поступи больной.

 

Лениво падает лицом

Один - в сплошную грязь.

О нет, он не был подлецом,

Но жизнь не задалась.

 

Лениво обойдет конвой

Обочиной его.

Лишь ворон взмоет по кривой,

А больше - ничего…

 

И снова, унося в горбах

Свою святую Русь,

Идут кандальники впотьмах

И шепчут: «Я вернусь…»

 

И снова падает другой

На этот грязный снег.

И год иной… И век иной,

Но тот же - человек.

 

Негромкий выстрел… Глохнет тишь

От поступи колонн.

Куда отсюда убежишь? -

Из плена да в полон.

 

Да и не думают бежать

Бредущие толпой.

Они и есть - Святая Рать,

Когда нагрянет бой.

 

Им просто выдадут штыки,

Ружье на восемь душ…

И станут звезды высоки,

И ворог бит к тому ж…

 

И, значит, тень свою влача,

Топтать им мерзлый наст.

А орден с барского плеча

Страна конвойным даст…

 

***

Эта робкая сирость нищающих тихих берез…

Снова осень пришла… Все опять удивительно просто -

Если ветер с погоста печальные звуки донес,

Значит, кто-то ушел в ноздреватое чрево погоста.

 

И собака дичится… И женщину лучше не трожь -

Та похвалит соседку, потом обругает её же…

И пошла по деревьям какая-то странная дрожь,

И такая же дрожь не дает успокоиться коже.

 

Только женские плачи все чаще слышны ввечеру…

Увлажнилось окно… И я знаю, не будет иначе--

Если в стылую осень я вдруг упаду и умру,

Мне достанутся тоже скорбящие женские плачи.

 

Постоишь у колодца… Почувствуешь - вот глубина!

А потом напрямки зашагаешь походкой тяжелой.

Но успеешь услышать, как булькнет у самого дна

Та ночная звезда, что недавно светила над школой.

 

Вслед холодная искра в зенит вознесется, слепя

Обитателей теплых и похотью пахнущих спален…

И звезду пожалеешь… И не пожалеешь себя…

Да о чем сожалеть, если сам ты и хмур, и печален?

 

***

Постою…Помолчу…

Постелю в головах полотенце,

Полувысохшей веткой

вокруг очерчу полукруг…

И услышу далекий, тревожащий голос младенца,

И просыплются крошки

из влажных и вздрогнувших рук.

 

Как тревожно душе

среди этой тоски голубиной,

Как светло и печально

врастают в закат дерева!..

И калина-малина вновь стала калиной-малиной,

И седою травою

вновь стала седая трава.

 

Этот брезжущий свет…

Эти листья в багровых накрапах,

Эта тихая нежность,

что тайно щекочет гортань…

Этот чахлый птенец на подкрыльях своих косолапых,

Что забился в кустарник

и смотрит: «Попробуй, достань…»

 

Как пронзительно всё!

Как мучительно всё и напрасно!

И душа вечереет,

и дымка вползает во взгляд…

Но струится над болью таинственный свет непогасный

И согбенные птицы

куда-то летят и летят…

 

***

По раскисшей тропе, оступаясь, пройти

И в конце зарыдать почему-то.

Оттого ли, что прочие сбились с пути,

Оттого ли, что в памяти люто…

 

Ну а следом, упав на жестокий песок,

Пропускать сквозь тщедушное тело

Тот глубинный, колючий, но сладостный ток,

От которого высь закипела.

 

И когда все терзания вверх воспарят,

Все метания, стоны и плачи,

Ты оставишь себе только память и взгляд,

Чтобы взгляд этот память иначил.

Пусть замечется он, робок и одинок,

Чуть отметив, что дождик закапал,

Чтобы выхватить челку… И пальчики ног…

И одежду, упавшую на пол…

 

Только миг просветленья… А после - провал,

После - черная эта минута.

Будто брел человек и куда-то пропал,

И забыли его почему-то…

 

***

Глухари токуют в глухомани…

Пробубнив до самого темна,

Глухариха вскрикнет… И обманет…

Потому, что женщина она.

 

И к ночи в притихшем перелеске,

Где ты, зачарованный, стоишь,

Только тишь да этот свет нерезкий…

Свет нерезкий… И ночная тишь…

 

***

Захлебнется фонарь,

осторожная тенькнет синица,

Неподкупные звезды

уйдут в непроглядный зенит.

И стрела полетит,

Чтоб назад уже не возвратиться…

А вослед ей вторая - сквозь время!-

Стрела полетит.

 

Будет вещий ворчун

ворожить среди сизого мрака,

Доставая уголья

худой пятерней из костра.

И по-волчьи завоет

молчавшая долго собака,

И утихшая боль

Вновь окажется так же остра.

 

Изможден и не сыт,

Будто воин, бредущий из плена,

Чахлый куст осторожно

уронит дрожащую тень

На ночных ходоков -

и у тех посинеют колена,

На горбатый плетень -

станет только горбатей плетень.

 

Заалеет восток…

И слегка просветлевшие лица

Обратят на него

сиплый сторож и жалкий ходок.

И тому ходоку

вдруг стрела меж лопаток вонзится,

Ну а следом - вторая…

И почва уйдет из-под ног…

 

Сторож спятит с ума -

жил приятель и вмиг его нету.

Кто убил его в спину?..

За что?.. За какие дела?..

Как ему объяснить,

что стрела обогнула планету -

Это души пустеют,

Планета всё так же кругла…