Александр Тенишев

Я в ночи огнем бенгальским горю. Стихотворения

Кабаре 


Моё сердце как маленький дом. 
Кто сегодня в него постучится? 
Я не знаю, ведь я танцовщица. 
Я танцую в ночном кабаре. 


Кто в него постучится? Поэт. 
Или может быть служащий банка. 
Мне вчера намекнула цыганка. 
Это будет капризный брюнет. 


Я в приметы не верю, хотя 
Все немного мы верим в приметы. 
Ты сегодня мне даришь конфеты. 
Завтра мне изменяешь шутя. 


Моё сердце как маленький дом. 
Кто сегодня в него постучится? 
Я не знаю, ведь я танцовщица. 
Я танцую в ночном кабаре. 


Звёздочка 



Где ты нынче, звёздочка провинциальной сцены? 
Сумрак озарявшая светом красоты. 
Пылкие поклонники уездной Мельпомены 
Целыми охапками несли тебе цветы. 


Слава твоя ширилась и была бесспорной. 
Бурно аплодируя, зал в конце вставал. 
Где-то за кулисами возле грим-уборной 
Губернатор сам тебе руку целовал. 


Но лукавый голос, знай, поёт одно: 
— Разве это слава? Это же смешно! 
— Поезжай в столицу там и ждёт успех. 
— Разве ты не видишь? Ты же лучше всех! 



Изнывать под бременем провинциальной скуки 
Отчего-то стала ты с некоторых пор. 
На себя бы, кажется, наложила руки, 
Если б не расчетливый твой антрепренер. 


Что же так в провинцию из столицы манит 
Этих оборотистых молодых людей? 
Наплетёт с три короба, разум затуманит 
Лестными посулами алчный лицедей. 


Сладкий его голос знай поёт одно: 
— Разве это слава? Это же смешно! 
— Поезжай в столицу там и ждёт успех. 
— Разве ты не видишь? Ты же лучше всех! 



Как в синематографе быстро замелькали 
Города уездные: Суздаль, Кострома, 
Тверь …Какая разница? Всюду то ж, нельзя ли 
Чуточку помедленней? Не сойти б с ума. 


То ли от усталости, то ли от простуды 
Перед выступлением ты совсем слегла. 
И уже не слышала толки, пересуды 
Докторов в гостинице, утром умерла! 


Под попоной снега город крепко спал. 
Ветерок афишу по краям трепал. 
Жизнью заплатила ты за свой успех. 
Жаль, что ты не знаешь. Ты же лучше всех! 

Певичка и скрипач 



Скрипач любил певичку, 
Та пела в варьете, 
Худую истеричку 
С глубоким декольте. 


В руке она любила 
Вертеть свой мундштучок 
И басом говорила, 
— Ревнуешь, дурачок! 


И как, судите сами, 
Ему не ревновать: 
То офицер с усами 
С ней станет флиртовать, 


То брошку, то заколку 
Подносит ей богач, 
И плачет втихомолку 
Расстроенный скрипач. 


Но когда он из потертого футляра 
Свою старенькую скрипку достает, 
Плачет бедное, задерганное сердце, 
И она ему так жалобно поет: 


«Не грусти ты, мой скрипач, не грусти 
И на этот раз пойми и прости. 
Ведь не ведаю сама, что творю. 
Я в ночи огнем бенгальским горю!» 



Когда она на сцене — 
Ее безмерна власть! 
Пред нею на колени 
Так хочется упасть. 


Вот песенка допета, 
Она как смерть бледна. 
И вновь из круга света 
Шаг делает она. 


В гримёрке ждет кого-то? 
Жалеет ли о ком? 
Сидит вполоборота 
С извечным мундштуком. 


Тоска ее изводит, 
Так скучно ей — хоть плачь! 
И глаз с нее не сводит 
Встревоженный скрипач. 


Но когда он из потертого футляра 
Свою старенькую скрипку достает, 
Плачет бедное, задерганное сердце, 
И она ему так жалобно поет: 


«Не грусти ты, мой скрипач, не грусти 
И на этот раз пойми и прости. 
Ведь не ведаю сама, что творю. 
Я в ночи огнем бенгальским горю!» 



Жизнь вроде анекдота 
С вокзала на вокзал. 
В тугой же узел кто-то 
Их две судьбы связал?! 


И так скрипач играет, 
Что грусти нет конца. 
Певичка разбивает 
Холодные сердца. 


Закончив выступленье, 
Она сбегает прочь, 
Чтоб утолить томленье, 
В сиреневую ночь. 


Он хочет быть с ней рядом, 
И это не секрет, 
Опять печальным взглядом 
Скрипач ей смотрит вслед. 


Но когда он из потертого футляра 
Свою старенькую скрипку достает, 
Плачет бедное, задерганное сердце, 
И она ему так жалобно поет: 


«Не грусти ты, мой скрипач, не грусти 
И на этот раз пойми и прости. 
Ведь не ведаю сама, что творю. 
Я в ночи огнем бенгальским горю!» 

Капитан 



На продавленном диване 
Дремлет старый капитан, 
Подзастрял он в ресторане 
И напился вдрабодан. 
Его комнату качнуло 
Или это чувств обман? 
Но бутылка из-под стула 
Закатилась под диван. 


Ну а завтра снова пьянка, 
Шуры-муры с разбитной 
Пьяной девкой, перебранка 
С собутыльником в пивной. 
Он домой, уже качаясь, 
Поплетётся вечерком 
И у двери, чертыхаясь, 
Вновь завозится с замком. 


И один мотив печальный 
Затвердил он наизусть, 
От него так больно сердце 
Вдруг сожмётся, ну и пусть. 


Бедный, бедный капитан, твой кораблик сел на мель, 
А давно ль в костюме белом ты на мостике стоял? 
Это всё уже неважно, ты ведь пьёшь уж пять недель, 
Скоро ты заснёшь так крепко, как давно уже не спал. 



Всё труднее просыпаться — 
Так дремота тяжела, — 
Каждый божий день стараться 
Жить, но знать, что жизнь прошла. 
И с утра, уже из дома, 
Всё в кабак несёт его. 
Там один над рюмкой рома 
Он встречает Рождество. 


А придя домой, читает 
Письма выцветшие он, 
И опять, как встарь, играет 
Вдалеке аккордеон. 
Бог с ней, с давней той любовью, 
Вспоминать её к чему? 
Смерть, склоняясь к изголовью, 
Нежно так споёт ему. 


Тот один мотив печальный, 
Что твердил он наизусть, 
От него так больно сердце 
Вдруг сожмётся, ну и пусть. 


Бедный, бедный капитан, твой кораблик сел на мель, 
А давно ль в костюме белом ты на мостике стоял? 
Это всё уже неважно, ты ведь пьёшь уж пять недель, 
Скоро ты заснёшь так крепко, как давно уже не спал. 


*** 


Разве что-нибудь может плохое случится?! 
Разумеется нет, разумеется нет. 
Детство кончится, в сердце твоё постучится 
Ненаглядный корнет, ненаглядный корнет! 


Станет жизнь так сладка?, как арабская сказка. 
Только грянет война, только грянет война! 
Ждать себя не заставит дурная развязка. 
В небе дрогнет луна, в небе дрогнет луна. 


А потом революция, ужас скитаний. 
Жизнь по съемным углам, жизнь по съемным углам. 
В прошлом трепет наивных поспешных свиданий. 
В настоящем бедлам, в настоящем бедлам. 


Всё имущество письма, да плюшевый мишка, 
В кошельке два кольца, в кошельке два кольца! 
Будешь жить тихо-тихо, как серая мышка. 
И дойдешь до конца, и дойдешь до конца. 


Сон предсмертный, как тучи пробьет грозовые 
Ослепительный свет, ослепительный свет. 
И предстанет опять пред тобой, как впервые 
Ненаглядный корнет, ненаглядный корнет. 

Письмо 



От письма твоего пахнет морем, 
И духами, и чем-то ещё, 
Чем угодно, но только не горем, 
Я целую его горячо. 
Ну а я, я живу по старинке. 
Жизнь течёт, как и раньше текла. 
На царапинах старой пластинки 
Граммофонная скачет игла. 


«Как хотел я отсрочить разлуку, 
Но напрасно молил небеса 
И, целуя холодную руку, 
По-собачьи глядел Вам в глаза. 
Не вернуть тех ночей сладострастных — 
Дотлевает любви уголёк, — 
Как эмблема усилий напрасных, 
Всё в окошко стучит мотылёк.» 



Мне письмо всю тебя возвращает, 
Я словечки твои узнаю, 
Вижу: время совсем не меняет 
Прежний шарм твой, манеру твою. 
Аромат сладкой жизни вдыхая, 
Ты о ней мне поведать смогла, 
На царапинах, к центру съезжая, 
Граммофонная скачет игла. 


«Мне пора собираться — темнеет. 
С болью в сердце я слушаю Вас… 
Холодами крещенскими веет 
От любезных обдуманных фраз. 
Не вернуть тех ночей сладострастных — 
Дотлевает любви уголёк, — 
Как эмблема усилий напрасных, 
Всё в окошко стучит мотылёк.» 



Я читаю опять всё сначала, 
И мечта опьяняет меня, 
Что письмо это ты мне прислала 
Из счастливого давнего дня. 
Оживают смешные картинки 
Прошлой жизни, сгоревшей дотла. 
На царапинах старой пластинки 
Граммофонная скачет игла. 


«На крыльце я как будто очнулся: 
Эта страсть, наважденье, обман, 
Это просто чуть-чуть затянулся 
Заурядный уездный роман. 
Не вернуть тех ночей сладострастных — 
Дотлевает любви уголёк, — 
Как эмблема усилий напрасных 
Всё в окошко стучит мотылёк. 

К списку номеров журнала «ГВИДЕОН» | К содержанию номера