В защиту стрелочника. Стихи

БРАТЬЯ И СЕСТРЫ

1.

Пускай забвения трава

ни в чём ни разу не права,

но – милосердную сестру –

я жизнь из памяти сотру

от первых до последних дней,

да и куда мне дальше с ней?

2.

Мне Ватикан в затиброречье

являл своё сверхчеловечье,

а человечье раза два

замоскворечная Москва

на перепутьях мне являла,

и тоже не казалось мало.

3.

…а кто ты, собственно, и чей,

тебя усаживай в кеб,

однажды скажут Стокс и Чейн,

а ты считал Борис и Глеб

в шелках и в праведной крови?

ОК, как их ни назови.

4.

Ну вот и встретились, сестрица,

и всюду смерть, как говорится,

во всей своей красе, кажись,

и, если так, то чем не жисть,

в которой я подчас банкую?

Видали мы и не такую!

В ЗАЩИТУ СТРЕЛОЧНИКА

Если ангел выпил лишнего,

и миры сошли с орбит,

значит, это – план Всевышнего,

так что лучше без обид

на бесчисленные мелочи,

как там кризис ни глубок:

Бог в любом раскладе – стрелочник,

ну, а стрелочник – не Бог.

СВОБОДА СВЕТА

Обошлось не без базаров –

Белый свет исчез с радаров,

может, вследствие теракта,

может, двигателей сбой,

может, человечий фактор,

но никак не сам собой,

что и есть свобода света,

хоть не каждый верит в это.

***

Ты смотришь через не могу,

не подавая вида,

на город, что исчез в снегу,

как в море Атлантида,

и знаешь то, что знает каждый,

хоть франк масон, хоть печенег, –

и море высохнет однажды,

и, может быть, растает снег.

***

Что безмозгло, то и бессердечно

при любой погоде, всюду, вечно,

ну а бессердечное – безмозгло

жарко на дворе или промозгло,

но гоните страх, дышите ровно –

это я о лирике любовной,

жанре, безусловно, самом смелом,

и, конечно, об искусстве в целом.

***

Пускай и впрямь отважный лыжник,

когда в него попал булыжник,

буквально не повёл и бровью,

но знает каждый эрудит:

спорт иногда вредит здоровью,

а, может быть, всегда вредит.

***

Филофобу фобофил

органически немил,

и противен, как микроб,

фобофилу филофоб,

в чём, скажу публично вам,

ничего нет личного.

САМОНАЗВАНИЕ

Коль славен Господь в Палестине,

а где ещё славен Господь,

то дело совсем не в осине,

на коей болтается плоть.

Не важно, какой там синоним,

а паче того эвфемизм –

что может быть славным в Сионе?

Естественно, лишь сионизм.

А где-то в России плотины,

в труде не считая невзгод,

возводит народ Палестины,

церковный российский народ.

***

Подавись хоть молочая

вечно млечным соком –

зуб за зуб не отвечает,

а за око – око.

И, конечно же, в пиаре

с правдой или ложью

место хватит каждой твари,

даже твари Божьей.

ГЕНСЕК

1.

Я мальчик Джугашвили,

я не живу на вилле

в Лос-Анжелесе, sorry, –

живу в местечке Гори

в обиде, да в испуге

практически в лачуге,

где вечно пьяный папа,

в себе открыв сатрапа,

чудит средь бела дня –

что выйдет из меня?

2.

Зачем в родном жилище

читаю «Принц и нищий»

уже в который раз, –

бессмысленный соблазн,

основанный на вздоре –

где Лондон, а где Гори,

а на душе – клопы, –

податься ли в попы

во имя лучшей доли,

или в марксисты, что ли,

хоть Маркс не Саваоф,

зато и выбор нов –

да так ли нов, однако?

Жду мудрости и знака.

3.

Так закалялась сталь,

прошу простить за юность,

а прошлого не жаль,

куда с ним, на фиг, сунусь?

МАРИУС, ЖИРАФ ДАТСКИЙ

А что в нём было? Только вес, да рост

и, если правда, дух, то не титана, –

жирафа не положат на помост,

как воина, четыре капитана,

и не изобразит событий сих

Шекспир в укор и назиданье близким,

и разве только будет сложен стих

на смерть жирафа неким Межурицким,

который людям выписал бы штраф,

будь он Господь, сгноил бы их в кутузке –

короче говоря, прости, Жираф,

хотя, конечно, ты жираф не русский.

НА ЧИСТОЙ ВОДЕ

На чистой воде хорошо, как нигде,

и ангелы нас не оставят в беде,

а как пропадём, например, под дождём,

не стоит печалиться – способ найдём

когда-нибудь завтра, а, может быть, днесь,

как способ нашли обозначиться здесь,

где звёзд во вселенной не счесть, старина –

зачем нам, приятель, другая страна,

как будто и впрямь не хватает планет –

ты помнишь, товарищ? И я уже нет.

***

Если мир устроен зряче,

то хотел бы я понять,

от кого и кто нас прячет

день за днем, за пядью пядь?

Что устроит личность эта,

если на своем пути

срока до конца и света

не сумеет нас найти?

И не знают зверь и птица,

ни мудрец, ни идиот,

что же, собственно, случится,

если всё-таки найдёт.

Но терять не стоит духа,

если есть на свете кров,

упакованный так глухо

в бесконечности миров.