Из Калинина в Тверь. С любовью

Литературный журнал Homo Legens

Поэтических мероприятий у нас проводится множество. И часто кураторы определяют их задачи не иначе как «актуализация всероссийского поэтического пространства», «определение главных тенденций литературного процесса» или иным пафосным образом. С фестивалем «Из Калинина в Тверь», прошедшим в середине июня, всё было иначе. Один из его учредителей, некогда тверской, а ныне — известный московский литератор Анна Голубкова, обзванивая потенциальных участников, звала их почитать стихов в случайном порядке и для случайной публики.

Однако, уже к середине фестиваля, проходившего весьма динамично и нескучно, Анино лукавство стало очевидным. У мероприятия были вполне внятные цели. Для определения этих самых целей и состоялось наше с ней блиц-интервью:

— Аня, о грядущем фестивале участников Вы оповещали примерно так: «Просто почитаем стихов, погуляем по Твери. Ничего серьёзного». Теперь очевидно: мероприятие имело очень продуманный состав и вполне определённую концепцию. Можете её сформулировать?

— Задача фестиваля, как ее с самого начала формулировал оргкомитет, была очень проста — посмотреть, как будут существовать в тверском пространстве стихи современных русских поэтов, возникнет ли интерес к ним у публики. Полной уверенности в этом лично у меня, к примеру, не было. Фестиваль проводился безо всякого финансирования исключительно на энтузиазме оргкомитета (хочу сразу же сказать большое спасибо Марине Батасовой и Александру Сорочану), и потому что еще я могла сказать, приглашая поэтов в Тверь, кроме как: «Приезжайте – в прекрасный летний день погуляем по городу и заодно почитаем стихи»?! Возможно, что впечатление продуманности состава — это не причина, а следствие особой фестивальной атмосферы, немедленно образовавшейся в Твери.

— В Твери проходит некоторое количество весьма ярких литературных мероприятий, например, фестиваль верлибра в 2007 г., однако регулярных событий мало. «Из Калинина в Тверь» будет ежегодным?

— Концепции как таковой у фестиваля пока что нет. Оргкомитету только еще предстоит собраться, обсудить опыт прошедшего фестиваля и решить, как со всем этим жить дальше. Да, конечно, хотелось бы сделать фестиваль ежегодным и хотелось бы также не ограничиваться только чтениями, а попробовать самые разные формы публичного представления литературного произведения, которые имеются у нас на данный момент. Фестиваль сам по себе, на мой взгляд, должен быть интересен не только публике, но и поэтам, а это значит, что его содержание должно постоянно меняться и должно непременно включать элементы смежных видов искусства.

— То есть, Вы намерены поменять формат мероприятия? Будет ли в таком случае, например, ограничено потребление алкоголя?

— Фестиваль, я так думаю, должен остаться именно фестивалем. Какой смысл менять формат, когда он и так достаточно гибок и способен включить в себя самые разные формы взаимодействия поэта и публики? Хотя, конечно, можно будет в следующий раз организовать для желающих заплыв через Волгу в нижнем белье или прямо в чем мать родила — чтобы не пропадал зря этот вдохновляющий душевный порыв. Как мы все знаем по опыту большой истории, ограничить употребление алкоголя невозможно, можно лишь создать вокруг этой проблемы нездоровый ажиотаж. Поэтому никаких ограничений свободы самовыражения за рамками фестиваля не будет, ну а на самом фестивале мы постараемся как-то сбалансировать вдохновляющее воздействие алкоголя регламентом и программой, интересной для самих участников.

— Почему не приехал Нугатов?

— Специально под Валерия Нугатова, на мой взгляд, нужно делать отдельный фестиваль экстремальной поэзии. Я как-то плохо представляю его читающим в областной библиотеке им. А. М. Горького. Хотя, что самое смешное, в этой библиотеке Нугатов выступал в 2007 году в рамках фестиваля верлибра, и я даже на этом выступлении присутствовала. Тем не менее, несмотря на этот реальный исторический факт, Нугатов и областная библиотека в моем сознании не сочетаются никак. И я далеко не уверена, что публика, пришедшая на фестиваль — даже та, которая собралась в Речном вокзале — была готова к восприятию его мрачных, провокативных и невероятно впечатляющих стихов. Не надо забывать и о стилистическом несоответствии — среди собравшихся в Твери поэтов он выглядел бы как Фредди Крюгер на детском утреннике. И в то же время я думаю, что соответствующая публика в городе есть и что в дальнейшем, конечно, при желании самого Валерия Нугатова, вполне можно будет организовать какое-то выступление.

Действительно, особая атмосфера фестиваля сделалась явной уже на утренних чтениях, прошедших в городской библиотеке. Здесь выступали самые разные авторы — от мастера литературных перформансов Светы Литвак до весьма редко появляющегося на публике Михаила Квадратова. Однако чувство цельности и продуманности литературного события полностью оформилось именно там. Публика, достаточно многочисленная и молодая, внимательно слушала, особенно привечая местных авторов. На слух больше всех аплодисментов собрал Святослав Михня. Впрочем, «пришлых» Евгению Вежлян, Арсения Ли, Николая Байтова, Александра Курбатова, Анну Золотареву и других столичных авторов тоже встречали весьма заинтересованно.

Вечером этого дня, 16 июня, должен был пройти решающий для российской команды на европейском первенстве матч с греками. Футбол — тема для стихов не чуждая. Редактор отдела  критики Нового мира Владимир Губайловский прочел целый цикл о футбольных героях минувших времен. Увы, спустя несколько часов, футболисты здорово огорчили.

А поэты — отнюдь нет. После недолгого перерыва, включавшего в себя обед и экспресс-экскурсию по наиболее безумным образцам тверской городской скульптуры, поэты вновь собрались в красиво гибнущем здании Речного вокзала возле стрелки Тверцы и Волги. Число зрителей уменьшилось, но тем сильнее среди них была заметна компания студенток, группировавшихся вокруг другого организатора фестиваля — молодого профессора филологии Александра Сорочана. Приглашением региональных авторов ведал именно он. Впрочем, тема нашей краткой беседы тверской литературой не ограничилась:

— Александр, насколько я знаю, сфера Ваших научных занятий — проза, и преимущественно проза минувших времён. Как возник интерес к актуальной поэзии?

— Действительно, и докторская диссертация, и монографии мои посвящены исследованию прозы XIX века. Однако современная литература постоянно находится в сфере интересов вузовских преподавателей — прежде всего потому, что к ней проявляют интерес студенты. Я не слишком хорошо знаком с явлениями новейшей поэзии — однако замечу, что люди, преподающие новейшую литературу в местных вузах, иногда попросту не ведают о существовании таких явлений. А мои собственные предпочтения далеки от «актуальных» — от Геннадия Калашникова до Максима Анкудинова; впрочем, восторги мои распространяются и на произведения, положим, Кирилла Корчагина.

— Существуют региональные поэтические школы. Например, Тагильская, Нижегородская. На Ваш взгляд, тверская поэзия живет как нечто целое, или представляет собой совокупность абсолютно независимых творческих единиц?

— Об этом я недавно писал в альманахе «Графит» (Тольятти). Провинциальная поэзия в Центральной России обратилась в серию разноплановых перформансов, иногда ярких и запоминающихся — и очень слабо связанных друг с другом. Поэты в Твери (особенно это касается т.н. литобъединений) замкнуты на себя и склонны восторгаться собственной «гениальностью»; исключения редки. Может быть, попытки выстроить «общую линию» не слишком нужны, а индивидуальность необходима; однако при нынешнем положении вещей поэты просто не могут адекватно оценить собственных возможностей.

— Идея тверского издательского центра, которую продвигал некоторое время назад Марат Гельман, может оказаться продуктивной? Вообще, насколько самодостаточна тверская культурная среда?

— В Твери есть несколько небольших и вполне успешных издательств (в том числе издательство Марины Батасовой); для местных авторов их вполне достаточно. Есть и крупные полиграфические комплексы. Проект Гельмана мне показался непродуктивным. А о самодостаточности тверской культурной среды — пока Москва не переехала в Нью-Васюки — можно только мечтать.

— В российских масштабах наиболее известный тверской поэт, безусловно, Евгений Карасёв. С локальной точки зрения это оправдано? Если нет, отчего другие тверские поэты гораздо хуже представлены в периодических изданиях?

— Евгению Карасёву в определенный момент просто повезло — актуальная тематика, притягательность биографии сделали его творчество в 90-е годы широко известным. При всем уважении к Карасеву, мне подобная ситуация не кажется сколько-нибудь адекватно отражающей реальное положение дел. Культурный ландшафт в Твери определяет «актуальное» творчество, как ни странно, связанное с темой 101-го километра. Самый известный тверитянин ХХ века — Михаил Круг, самый известный тверской поэт — Карасёв. Мне кажется, что поэтическая жизнь в Твери богаче и разнообразнее — Святослав Михня, Дарья Родина. Поэты младших поколений, может быть, не столь «актуальны», зато их творчество более значимо для понимания «культурного ландшафта»; увы, притягательность лагерной темы все еще велика.

Впрочем, Евгений Карасёв хоть и не единственный тверской поэт, но, безусловно — из самых значимых. Открыв чтения в здании Речного вокзала, он вновь это доказал. По диапазону поэтического голоса сопоставить в России сейчас с ним можно очень немногих. И, конечно, удивительная интонация, когда рифмы рождаются будто из самого воздуха. Однако, и выступавшие вслед за ним Владимир Тучков, Кирилл Корчагин (к слову, получивший накануне престижную премию «Московский счет»), Александр Макаров-Кротков, Юлия Тишковская, Денис Ларионов, Кира Фрегер, Дарья Родина обладают вполне сформировавшимися и весьма индивидуальными поэтиками, интересными совсем не только внутри узкого круга поэтической тусовки. Завершали поэтические чтения, длившиеся на двух площадках в сумме почти девять часов, участницы арт-группы «бАб/ищи» — Марина Хаген, Анна Голубкова, Дарья Суховей и Юлия Скородумова. В какой-то степени финал этот стал квинтэссенцией фестиваля. Казалось бы, что можно общего найти между краткими, будто перенесёнными на русскую литературную почву из совсем иных краев, трехстишьями Марины Хаген и куда более традиционными, чуть сентиментальными текстами Юлии

Скородумовой? Но стилистическое разнообразие совсем не препятствует единению на каком-то ином уровне.

Собственно, в этом, в удивительном сочетании, казалось бы, несочетаемого, и заключается главный успех тверских чтений. Точнее — их организаторов. Организаторам остается пожелать успеха, а фестивалю — многих лет. А кто там водки перебрал, кто деньги потерял, кто в Тверцу за мячиком нырял, так это перейдет в разряд сплетен и быстро забудется. Зато суть останется.