Монгольское танго. Стихи

* * *
Нам не хватит бензина на горний полёт
и речного песка на стеклянные замки.
Осторожное сердце едва узнаёт
свой осиновый колышек в общей вязанке.

...И душа человека, душа вообще,
у Хароновой речки сливаясь с природой,
демонстрирует свойства абстрактных вещей –
государства? религии? времени года?

УГОЛОК ДУРОВА

                 …далеко, на озере Чад

на вкус мясо жирафа
разбившего себе голову о решетку вольера
в приступе любовной горячки
напоминало тебя.

разве нежность
не похожа на краткий инструктаж
по рукопашному бою?

это ново, когда знаешь –
пальцы той, с кем целуешься
могут запросто свернуть тебе шею

когда знаешь –
ей, наверное, уже доводилось
ласкать кого-то и так

когда знаешь –
с тобой
она никогда
ничего такого не сделает

если, конечно, не делать резких движений
если не делать резких движений
не делать резких движений

* * *
То ли моют полы, то ли пахнет полынь,
то ли входит, садится, сдвигает столы
эскадрон, не дошедший до Ганга.
Зябко скрипнет костыль, тихо всхлипнет медаль,
и тапёр отпирает трофейный рояль,
и несётся «Монгольское танго»...

То ли хочется спеть, то ли чудится степь,
то ли время запуталось в конском хвосте,
словно цепкий июльский репейник.
И, припомнив мотив, они курят всю ночь,
и глядят, и молчат, и хозяйская дочь
подаёт им четвёртый кофейник.

И не весел никто, и никто не сердит,
где кончается спирт, начинается флирт –
приглашают хозяйку на танец.
Но за шторой давно рассвело, и уже
время прятать обратно свой маршальский жезл
в комиссарский застиранный ранец...

То ли моют полы, то ли пахнет полынь,
то ли просто укол патефонной иглы,
то ли дождь, то ли снег, то ли ангел,
теребя облака перебитым крылом,
входит в серое небо под острым углом
с первым тактом «Монгольского танго».

* * *
На Коломенском метромосту
закемаришь запнешься
позабудешь дышать

так и ляжешь
сначала набок
потом самому себе под ноги
в неуютных ботинках
сорок второго на вырост

и уже не услышишь
как остановится поезд
как брякнут ключи за подкладкой

как под левым соском трепыхнется
кардиостимулятор мобильника
с припозднившейся её СМС-кой

ЧЕТЫРЕ ОВРАГА

Наш город не помнил ни герба, ни флага.
Куранты на башнях прилежно хромали.
Больница, тюрьма да четыре оврага,
которые мы называли холмами.

И были, наверно, по-своему правы,
и жили, наверно, недолго, но просто.
И экс-прихожане двенадцати храмов
собой удобряли двенадцать погостов.

Лихие прабабки справляли столетья,
все сказки счастливо кончались венцами.
От браков рождались здоровые дети,
которые нас называли отцами

ни то по привычке, ни то по ошибке,
и вскоре ошибки своей устыдились.
Они до темна собирали пожитки
и все как один до светла уходили.

Они волокли чемоданы и лица,
они занимали вагоны и трюмы.
А после – ложились в чужие больницы,
а после – садились в далёкие тюрьмы.

И были, наверно, по-своему правы,
и жили, наверно, своими умами,
украдкой молясь за четыре канавы,
которые мы называли холмами.

* * *
Ты уедешь в деревню – тайком, надолго,
на санях, на попутке, на сером волке,
налегке загостишься в одной из вотчин,
отдохнув от фамилий, устав от отчеств.

Обживёшься, привыкнешь читать молитву,
навещая колодец, чиня калитку,
и гадать на побелке печною сажей...
Две зимы проскучаешь и выйдешь замуж.

Вы засеете грядки травой и луком.
Но, припомнив твой адрес, как ванька жуков,
мне едва ли случится прислать депешу
по невнятной причине – запью? повешусь?

За отсутствием факта представим чудо –
докурюсь до инфаркта. Женюсь. Забуду.
Из пяти этих слухов по крайней мере
хоть один вероятен, а значит – верен.

Ты уедешь в деревню, найдешь дорогу,
ибо что не верста там, то ближе к Богу,
раздающему ливни, снега, порошу…
Я верну тебе имя, когда вернешься.

* * *
Здесь ищут истину и прячут
столовый нож за сапогом
и в праздник белую горячку
мешают в жёлтый самогон,

пьют чай из треснувшего блюдца,
ругают жён и давят блох.
И если всё же подерутся,
предметом спора будет Бог.

Для всех далёкий и зловещий
и ставший только на Руси
такой же очевидной вещью,
как спички, хлеб и керосин.

* * *
Мы сосновый клин вышибали клином,
отходя ко сну, задували свечку,
и слепили бога из жёлтой глины,
а из красной глины сложили печку.

Старики углём подводили брови,
и, кряхтя, сгибали свои колени,
и поили бога овечьей кровью,
и кидали в печку одно полено.

Мы ломали хлеб пополам без крошек,
упускали дичь, подбирали стрелы.
И никто не думал, что бог хороший,
и никто не спорил, что печка грела.

…А они глядели прямей и строже,
и носили волосы цвета стали,
и любили запах огня и кожи,
и сперва пришли, а потом остались.

И из наших лбов распивали вина,
и черпали воду из нашей речки...
И слепили бога из жёлтой глины,
а из красной глины сложили печку.