Лицом к стене. Стихотворения

* * *

Мы расстаёмся — ни больше, ни меньше.
На душу камень, и в сердце клин.
Сколько же мной перелюблено женщин?
Сколько тобой — мужчин?
Этой любви — не земное зачатье.
В миру золотых середин
Сколько мне женщин раскрыли объятья?
Сколько тебе — мужчин?

Сколько презрения брошено в лица
Лукавым подателям благ?
Крылом не измерит летящая птица
Убогий земной шаг.

Время оставит отчётливый признак —
Резьбу благородных морщин.
Ты — моих женщин оставленных призрак.
Я — призрак твоих мужчин.

* * *

И снова зима,
Я не помню, какая по счёту
(Я их провожал слишком часто —
Одну за одной).
Последний мой день
Безвозвратно с лихвою промотан,
А всё остальное —
Как будто уже не со мной.

О чём эта жизнь?..
В безграничном своём превосходстве,
На вздохе побед,
Незаметен был выдох потерь.
И душу знобит
В окружающем чванстве и скотстве,
Но, впрочем, всё это
Не так уже важно теперь.

Ты знаешь, кто я?
Я твоё близорукое сердце.
Я камень,
Который лежит у тебя на душе.
Я сон со слезой,
Приходящий из детства,
Но, впрочем, и это,
Наверно, не важно уже.

* * *

Вокруг бушует чёрная пурга,
И лютый холод сковывает душу,
Могильный мрак широт небытия
И свист ветров закладывает уши.

Я в этом мире чёрно-белых снов
Ищу дорогу к тихому приюту,
Чтоб сбросить бремя жизненных грехов
И обрести прозрения минуту.

Но время-странник ускоряет бег
И в книге жизни прошлое стирает,
Напоминая: «Ты лишь человек,
Который только в Боге оживает».

* * *

А у нас на Руси так водится:
Жизнь горька, как полыни вкус,
Что ни баба у нас — Богородица,
А мужик, как ни есть,— Иисус.

Но не то чтобы Богу равные,
И не то чтобы каждый свят,—
От рождения православные
С головы и до самых пят.

Их-то спины — от века гнутые,
Попривыкшие к хомутам;
Их умы одержимы смутою
К лжепророкам и лжецарям.

Батогами жестоко битые —
Раз уж грешных Сын Божий спас;
Видно было — не лыком шитые:
Смерть за смерть либо глаз за глаз.

На земле — словно дети-сироты,
Коротая свой век, скорбя,
А повсюду пируют ироды,
Омывая в крови себя.

Купола под крестами храмовы,
Злат сусальный слепит глаза.
Дети Симовы, дети Хамовы.
Дети Ночи и дети Дня.

* * *

Расстояние! И всего-то?
В мире, где расстояний нет,
Есть свобода, она, свобода, —
Панацея от всяких бед.

Есть глаза — раскалённые угли.
Взглянешь — выжгут. И сердце — в прах.
И на шкуре, с рожденья смуглой,
Клейма выжгут. На небесах.

Твой ли голос?.. ну, пой же, пой мне,
Чтобы знать, что лишь ради тебя
Я родился на скотобойне,
На планете грехов — Земля.

* * *

За каждую четверть грешную
Святую отдам половину,
И если на крест вешают,
Рук своих не отрину.

Глаз своих не закрою.
Равви, что может статься,
Когда себе яму роет
Слепое земное братство?

Бисер у ног — мечен —
Не возлюбивших Бога.
Вечный не был бы вечен,
Когда б не судил строго.

Равен и тот, и этот.
Архангел мечом машет.
Меч — это тоже метод
Спасения душ наших.

Каларгон

 Дяде Виктору. Покойся с миром

Я помню ночь, звезду Полярную
И неуютный спецвагон.
Я помню станцию товарную
С чудны?м названьем Каларгон.

Конвойный крик: «Какого лешего?!»,
Полузаснеженный барак,
Тяжёлый путь этапа пешего,
Скрипящий по сугробам шаг.

Я помню: вышки, словно ёлочки,
Стояли, вкопанные в снег.
Вся жизнь разложена по полочкам:
Входи, заблудший человек!

И вот она, обитель скорбная —
Для падших ангелов приют,
Где все одеты только в чёрное
И Бог весть, как ещё живут.

В такой глуши, никем не хоженой,
Неужто правду говорят,
Что контингент тут «отмороженный»,
Что нет пути назад?

Глушили лаем псы слюнявые,
Срывая голос на фальцет,
Пришлись им явно не по нраву мы
Или одежды нашей цвет.

Равнина снежная белее белого —
Для тысяч душ один загон.
Жизнь перемешана и переделана
С чудны?м названьем Каларгон.