Тамби Уру

Хворост. Стихотворения

      ХВОРОСТ


 


   Ирье Хиива


   и её «Из дома»


 


Мне приснился твой сон. Из берлог


выходили красивые люди.


Вместо ног колыхали их лыжи,


вместо рук возносили их крылья.


И, как волны, в снегу вместо стоп


отпечатков – в зените полудня


их накаты взбирались все выше


и вкатились на божий порог


уж, казалось бы, в пене бессилья.


 


Не откроешь ли двери нам, дядька,


деверь наших былых любимых?


Мы тебя приглашали на свадьбы,


ты ж не зыркнул и на казнимых.


Ну а он прорычал: чай, не март вам,


притворившись февральским медведем.


Из ноздрей – утомленным паром:


два пути вам и оба не в двери.


 


Коронована мглистой тиарой,


словарем двуязычной трёхлетки,


ты своих собрала, что хворост,


ты чужих обняла, как ветки.


Полыхнули твои, что порох,


да дотлели на стылых нарах,


а чужие принесть корону


обещались, забрав тиару.


 


Из принцессы всея народа


в почухонки хотели, в девки.


Только финка-то – в ножнах имя,


волчий вой – колыбель-распевки


ей. Кому-то царить – корону


подавай и невзятый Зимний.


Ей зима сотворяет троны


в каждой снежной своей ложбине.


 


Ей Нева не державная речка –


горсть воды зачерпнуть для смеха.


Ей любовь не полунной течкой,


ей перина порой – помеха.


 


Несмеяна и смех захлёба…


И завидует старая Ингрид,


что земля молчаливой кровью


отошла голосистой финке.


 


И в тебе не разжижена в морось


эта вязкость любви и рока.


Ну и что, что всего-то хворост?


Ты смотри, как горит высоко.


 


* * *


 


Будешь долго жить, приснилась мертвой.


Хулиганка, милый мой ребенок.


Кисть, рука...Чу, из холстов-пеленок


вылупилась новая тоска


и бредет по венам распаленным


холодом ухмылки: «Никогда». –


Будешь долго жить, приснилась мертвой.


 


Будешь вечно знать, что не бывает


вещих снов. Поломанная кукла


тяжче, чем утопленный ребенок.


Змей бескрылый, ангел оскопленный


(в трубы-похоть каждый завывает)


в сон войдут. Остепененной суки,


будешь вечно знать, о не бывает


вещих снов поломанная кукла.


 


Вещих снов поломанная кукла


будет обещать, что танец будет.


Будет обещать, что чудо танца


будет жить в осанке полногрудой,


что веревок рвань, осколки-будни


принца выкроят из оборванца,


в сон введут разгоряченной суки


(обещанием, что танец будет).


 


Будешь долго жить, приснилась мертвой.


Я ж, явившись в сон твой: принц-ребенок,


февралем по льду немых поземок


утеку, уткнув Богиню-суку


словно в чистый снег горячей мордой.


Будешь долго жить в невинной скуке.


Будешь долго жить, приснилась мертвой.


 


         * * *


 


Милая мила мне до охри/па,


до неверья в силу так хрипеть.


И она порой окрикнет сыто:


«Цыть, дурак, ну ж стало сипло петь».


Вот и пьешь ее живую воду


в тишине за пóскулы стыда.


Что ж, как волк завоешь на погоду –


на любовь теперь молчать века.


И в берлоге тычешься в волчиху


теплым носом, холодом страстей...,


а она возьмет и скажет тихо:


«Пой же, волк, сипи о мне своей».


 


* * *


 


Ольга-неольга, Ольга-неольга,


Ольга-неольга: ну и не больно.


По берегам рек, широких и вольных,


тропы порой запорошены солью


высохшей крови и пота взалканья.


Крылья-некрылья под куполом медным


дрожью по славе святого летанья


в тяжком уверии грехопаденья.


Ольга-неольга, крылья-некрылья,


пришлый фотограф: смерти и свадьбы.


Сестры ревниво столы понакрыли,


крылья споили ревнивые братья.


Реки-нереки, реки-нереки,


реки-нереки: имени пропуск.


То, что в графу занесут, то навеки,


наша фиалка ночная?–?не крокус.


Благоухание медь не начистит,


запах соленый слащавые лица


к ликам богов и святых не причислит.


Ангел-неангел, птица-нептица


давится клекотом, давится мыслью.


Слово-неслово, слово-неслово…


Если их не было или повисли...


Крылья, бывает, возносят нас снова.


 

К списку номеров журнала «Слова, слова, слова» | К содержанию номера