Главная | Журналы | Персоналии | Книги | Медиа | ПОМОЧЬ МЕГАЛИТУ |
Центр |
Александр ОвчинниковОб авторе: ... |
Евгений ТатарскийОб авторе: родился в 1985 году в городе Ялта, АР Крым, УССР в семье врачей. Окончил школу... |
Федор ГавринОб авторе: Писатель, драматург, автор прозы для взрослых и сказок для... |
РегионыЦентрРоссияАбаканАнадырьАрхангельскАстраханьБарнаулБелгородБлаговещенскВладивостокВладикавказВладимирВолгоградВологдаВоронежЕкатеринбургИжевскИркутскКазаньКалининградКалугаКемеровоКраснодарКрасноярскКурганКурскЛенинградская областьЛипецкМоскваМосковская областьНарьян-МарНижний НовгородНовосибирскОмскОрелОренбургПензаПермьПетрозаводскПетропавловск-КамчатскийПсковРостов-на-ДонуРязаньСамараСанкт-ПетербургСаратовТверьТулаУлан-УдэУфаХабаровскЧебоксарыЧелябинскЯкутскЯрославльЗападная ЕвропаАвстрияАлбанияБельгияБолгарияБосния и ГерцеговинаГерманияИзраильИрландияИспанияНорвегияПольшаРумынияСловенияФинляндияКавказАзербайджанАрменияГрузияАзиатско-Тихоокеанский регионАзиатско-Тихоокеанский регионАфрикаАфрикаВосточная ЕвропаБеларусьМолдоваУкраинаЦентральная АзияКазахстанКиргизстанТаджикистанУзбекистанСеверная АмерикаКанадаСШАСтраны БалтииЛатвияЛитваЭстония |
Георгий ЯропольскийКремнистый путь. Венок строф1 Восходит над юдолью краткой высокий, как звезда, вопрос, и застываешь над тетрадкой: неужто, думаешь, дорос? Был крохотен и малокровен — неужто станешь с небом вровень? Считал, что годы в сток сольют, ан — окликает Абсолют? А ведь казалось, весь ты взвешен и найден лёгким, аки пух. Соседкам услаждая слух, свищи себе среди орешин: там не пробьёшь ограды лбом, где крылья сложены горбом.
2 Где крылья сложены горбом, там и сюртук до подбородка, и уморительным гербом считаться может сковородка. Там крыша к темени впритык, но каждый к этому привык и вызубрил два поворота, чтоб остротОй слыла острОта. Добиться места в банке шпрот — вполне достойная задача, но, удержав себя от плача вплоть до улыбчивых широт, шаг укрепляешь в яви шаткой ошеломительной догадкой.
3 Ошеломительной догадкой приходит мысль о временах, спрессованных единой кладкой, но обратимых, как во снах. Минувшее настигнешь с тыла, а всё, что будет, прежде было — охота к перемене мест творит бессчётный палимпсест: во время перелёта птицы пересекаются с собой, все воплощения гурьбой спешат на прежние страницы, и рядом со стишком в альбом — земля в сиянье голубом.
4 Земля в сиянье голубом, увиденная словно с лунной поверхности, где астроном, воздав восторженности юной, мир прозревает сквозь века: как слиток, светится строка, весома и неоспорима — помета духа-пилигрима. Неукротим свободный дух! Парит, не скованный ничем, он — не важно, ангел или демон, лишь то значительно, что вслух твердит о знании особом, пронизан истины ознобом.
5 Пронизан истины ознобом ток, исходящий от вершин, и вряд ли сделается снобом Кавказских гор приёмный сын — тому порукою провалы ущелий, сумрачные скалы, чей неуступчивый гранит от хворей душу охранит. Раздор не дыбится распадом, а прошлого затем не жаль, что близью делается даль, яд пересиливая ладом, когда, влекомый вещим словом, ты прикасаешься к основам.
6 Ты прикасаешься к основам мироустройства, к тем корням, что грезят о цветенье новом назло остывшим головням. Не сыто данью увяданье, но прерывается рыданье, когда один безбрежный миг на человеческий язык перелагается (подстрочник — всё окружающее нас, а также скрытое от глаз). Бывает, что, взглянув на росчерк, душа самой себе видна, поэта восприняв сполна.
7 Поэта восприняв сполна, встань у окна многоэтажки: прохожих вяжет пелена, шаги их скованы и тяжки, у всех морщины на челе: Россия, говорят, во мгле… Из мрака вырвался, однако, обычный бумагомарака! Припомнив слово «рококо», заёрзаешь, неловко ёжась, — и вся звериная серьёзность вмиг улетучится легко. Стезя, поймёшь, всего одна — до самых бездн, а не до дна.
8 До самых бездн, а не до дна доводит ангельское пенье, но эта музыка слышна лишь там, где есть долготерпенье. Умение молчать и ждать — сродни науке побеждать: пока сомненья не прижали, в хрестоматийные скрижали на раз вписав Бородино, сурьмой из пафосных запасов строк воспалённых не запачкав, не сожалел об этом, но, чтоб не хватал хомут за шею, он рвался к саморазрушенью.
9 Он рвался к саморазрушенью! Геронтологии в укор, он, верный дерзкому решенью, и Агасферу нос утёр. Запрудив жизненную силу, дал фору и Мафусаилу — не обвивая ствол, что вьюн, он два столетия как юн. Вдыхая тот же самый воздух, такой же вижу быстрый блик — и горделиво-скорбный лик подозреваю в дымных звёздах: остаток, так сказать, сухой под мишурой и шелухой.
10 Под мишурой и шелухой, способными отправить в аут, заставив выдохнуть: «на кой?» — беззвучно зёрна вызревают. Извилист троп, но, несомненно, изнанка — это не измена: не умирают имена, идущие тропой зерна. В глобальном графике жестоком порой случается зазор — так влага карстовых озёр вдруг устремляется к истокам. Движений слабых под трухой не различает лишь глухой.
11 Не различает лишь глухой скользящей поступи мгновений. (Приплясываний за сохой — читай: взлететь поползновений — не одобрял могучий граф, в чём был, по-моему, не прав, поскольку нет здесь параллели.) Набрякли тучи, раздобрели, и шелест праздного дождя в листве блистающей всё длится, пока шипящих вереница не достучится, подведя к мошенническому решенью: Мишель рифмуется с мишенью.
12 Мишель рифмуется с мишенью? Созвучие — не самоцель! Зоил, подвергнув поношенью, рекомендует вермишель, но та настолько бесхребетна что только «глок» или «беретта» уравновесят это зло — строфу к абсурду понесло, что объяснимо подоплёкой убийства из-за пустяка: курок спустившая рука была, по-видимому, лёгкой. Пускай резов ты, словно ртуть, — не защитишь от пули грудь.
13 Не защитишь от пули грудь ни ментиком, ни доломаном. Врать о солдатике забудь — весёлом, стойком, оловянном. На первых, может быть, порах ты уцелеешь, вертопрах, но, продолжая жаждать бури, пробоины дождёшься в шкуре. В сплетениях слепящих молний на землю влажную падёшь, разгульный перекрыв галдёж — тем ощутимей, чем безмолвней. Уже назад не повернуть, ступая на кремнистый путь.
14 Ступая на кремнистый путь, не пой, товарищ, трали-вали: кремниста ли, терниста суть — заранее поймёшь едва ли. Лобастый, словно лабрадор, воздень из лабиринта взор к одной из бусинок Центавра: какая, право же, растрава — нести бессмертия тавро! Едва обвыкнешь в круговерти, как, точкой выверенной смерти утяжелив твоё перо, паблисити лавровой грядкой восходит над юдолью краткой.
15 Восходит над юдолью краткой, где крылья сложены горбом, ошеломительной догадкой земля в сиянье голубом. Пронизан истины ознобом, ты прикасаешься к основам, поэта восприняв сполна — до самых бездн, а не до дна. Он рвался к саморазрушенью! Под мишурой и шелухой не различает лишь глухой: Мишель рифмуется с мишенью. Не защитишь от пули грудь, ступая на кремнистый путь.
|
ГолосованиеВыберите название/тему следующего раздела проекта "Вещество"ЖурналыСИБИРСКИЕ ОГНИВРЕМЕНАКыштым-ГраниСОТЫВЕЩЕСТВОАРТИКЛЬДАЛЬНИЙ ВОСТОККОВЧЕГМОСТЫМЕНЕСТРЕЛЬПриокские зориВИТРАЖИДОНДРУГОЕ ПОЛУШАРИЕБАЛТИКА-КалининградНОВЫЙ СВЕТНАЧАЛОСлово-WordКольцо АЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРАДЕНЬ ПОЭЗИИЖурнал ПОэтовСВОЙ ВАРИАНТГРАФИТИНЫЕ БЕРЕГА VIERAAT RANNATЮЖНОЕ СИЯНИЕЛитературный ИерусалимЖурналы, публикация которых на сайте прекращена:Пятью пятьКочегаркаРусское вымяЕВРОПЕЙСКАЯ СЛОВЕСНОСТЬЕВРЕЙСКАЯ СТАРИНАЗДЕСЬЛитСредаЗаметки по еврейской историиСемь искусствЛиФФтОСОБНЯКСЕВЕРЛИТЕРАЧЕЛОВЕК НА ЗЕМЛЕЮЖНЫЙ УРАЛИЛЬЯСеверо-Муйские огниАРГАМАК-ТатарстанСлова, слова, словаЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАДВОРКИКАЗАНСКИЙ АЛЬМАНАХПять стихийЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАПИСКИГВИДЕОНИНФОРМПРОСТРАНСТВОСорокопутДЕРИБАСОВСКАЯ - РИШЕЛЬЕВСКАЯСТЕРЖЕНЬТело ПоэзииБАШНЯБЕЛЫЙ ВОРОН22ВОЛОГОДСКАЯ ЛИТЕРАТУРАНАШЕ ПОКОЛЕНИЕУРАЛРУССКАЯ ЖИЗНЬДЕТИ РАФУТУРУМ АРТАРТ-ШУМЛИТЕРА_DNEPRТРАМВАЙЧЕРНОВИКЗАПАСНИКЗИНЗИВЕРЫшшо ОдынПРЕМИЯ ПБЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫЛИКБЕЗЗНАКИ11:33ВАСИЛИСКДЕНЬ И НОЧЬУРАЛ-ТРАНЗИТНОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬАЛЬТЕРНАЦИЯ |