Маргарита Пушкина. Оттопыренность

МАРГАРИТА ПУШКИНА-ЛИНН. ОТТОПЫРЕННОСТЬ. М., 2014. - 415 с. - Издательство ИП Галин А. В.

"Невежество юности. Нищенство царственных стариков -

всего лишь одно дыханье назад

Это было так от меня далеко!

Далеко...

Мутирующие идеи.

Мутирующие семена.

Падают на благодатную почву."

"Звездная рысь"

2013

  При чтении стихов, расположенных в первой части этой книги, не раз себе задавала вопрос: "Зачем?". Она же мастер, она поразительный мастер, - но зачем она так аккуратно завершает мысль, откуда эта тяга к законченности (чуть не сказала: к коде). Ведь по структуре эти стихи предполагают незаконченность мысли, именно что "оттопыренность". В них нельзя поймать лирического героя или героиню за хвост, "я" здесь похоже скорее на облако, это объект, равноценный "ты" и "мы", но по законам языка "я" - инструмент наиболее оперативный. И тем не менее: зачем она прописывает каждую мысль?

"Когда до вершины осталось всего несколько шагов,

И казалось, что мир вот-вот упадет к нашим ногам,

Ты бросил мне "прощай", повернулся и пошел прочь."

"Подстрочный перевод баллады, которую еще никто не написал".

  Есть книги ручной работы. Несмотря на то, что вышли в типографии. К ним вполне идёт и слово "тираж", и слово "формат", и "макет" тоже. Но тем не менее такие книги - ручной работы, от момента возникновения в голове автора и до того, когда последний читатель прочёт последний, в хронологическом порядке, экземпляр. Такова "Оттопыренность" Маргариты Пушкиной-Линн. Впечатление читателя, не знакомого с этим автором - скорее легкий шок (на самом деле шок может оказаться очень глубоким, но это сразу не осознать). Возможно, читателю предложили фэнтези нового поколения. На обложке - молодой прекрасный гуру с самаркандскими бровями в окружении разноцветных сущностей, смотрящий вопросительно и строго. Однако что это? Гуру оказывается Фридой Калло – «Автопортрет с обезьянкой». Взгляд гуру диссонирует с общей фанатзийной картинкой. Контраст между грезами и истиной? Или их таинственное взаимодействие? При дальнейшем рассматривании обложки некоторая самодеятельность, помстившаяся в начале, складывается в необычный и редкий стиль, уводящий к шестидесятым. А что если обложка в точности соответствует стихам и прозе внутри книги?

  Слово "психоделика", употребленное как обозначение поэтического стиля, мне почти не встречалось, и я не стала бы брать на себя смелость утверждать этот новый термин. В голове возникла картинка. Начало девяностых. Знакомый журналист, некогда написавший вместе с друзьями письмо Эбби Хоффману, говорит серьезно: "Поезд психоделической поэзии давно ушел". Тогда у меня не было инструментов для возражения, а только подумалось: ой ли? Вскоре нахожу на полке одного из первых независимых книжных магазинов "Заживо погребенную в роке".  Теперь Margenta - настоящее движение, но об этом современная литературная общественность с центром в Москве и Петербурге не очень знает, а зря. "Заживо погребенная в роке" стала для меня ниточкой к У. Йейтсу, У. Х Одену, Роберту Лоуэллу, Теодору Ретке, Денизе Левертов, Сильвии Платт и многим другим прекрасным англоязычным авторам. Но главное - встреча с новым Поэтом. Тогда подумалось: зачем это странное "Линн"? Что-то знакомое. Или у нее американцы или англичане в роду? Конечно, это фамилия Джоплин, но я благополучно об этом тогда забыла. В этой двойной фамилии была беззащитность и вместе с тем самоирония. Опасный баланс, но поэт иначе не может. "Тихие сумасшедшие приближают будущее" - таков эпиграф ко всей книге из Габриэля Гарсиа Маркеса. Возможно, это в первую очередь об авторе и его творениях. И тоже не без самоиронии.

  Однако вернусь к книге. Кроме стихов, на мой глаз, достойных отдельной книги в престижной поэтической серии престижного издательства, "Оттопыренность" предлагает прозу. Это причудливое ветвистое образование, включающее сюжетное повествование (центром которого является таинственный Иероним), сказки, медитации и нечто вроде дневниковых записок. В целом всё это выглядит как коллаж, вроде тех, что с любовью выписывались и выклеивались на стенах комнаты, где слушали "The Beatles" & "Pink Floyd". По ниточке разворачивается ассоциативный ряд: Гессе, Ричард Бах, Гуру (Славоросов) с его трактатами, проза Леннона, недавно опубликованная в передовом журнале,  и время-время-время. Книга настолько субкультурна, настолько эстетична, что ей, полагаю, уже трудно в рамках субкультуры. Тем более, что один из старших детей волосатого движения в отечестве так и сказал: "Хиппизм не умер. Он растворился в городской жизни". Значит то, что раньше было достоянием немногих, теперь вышло на более широкую орбиту. И мне бы хотелось, что "Оттопыренность" была прочитана не как собрание субкультурных текстов, а именно как высокая литература, каковой она и является, с прибавлением элементов волосатой эстетики.

  Теперь о стихах, поскольку стихи мне ближе, чем проза. Мне всегда было удивительно, как Пушкиной-Линн удается сохранять уникальное чувство русского языка, при том что более западного по структуре стиха поэта я не знаю. "Да это чистая языковая школа!" - скажет иной литератор. Один из признаков западной поэзии для русского уха и сердца - ироничность. Похожее по смыслу  в русском - ерничанье. На сленге - стеб. Застебать, выстебать, стебный. Ерничанье - не вполне насмешка. Ерничанье может быть дружественным, теплым. Оно лишено однозначности иронии, опять же, для русского. За иностранцев сказать не могу, возможно в их иронии тоже масса оттенков. Стихи Пушкиной-Линн передают разные оттенки ерничанья: от мягкой дружественной "подколки" до страдания, которое можно облегчить опять же ерничаньем. Но это восхитительное ерничанье все же стильная оболочка к стихам. Это безусловно стихия. Холодная, мощная, безжалостная стихия. Вспоминаются трактаты Евгения Головина о поэзии и поэтах. Эта стихия сметает последние привязки человека к своему небольшому "я". Она вполне обнаруживает двойственность связей. Личностно-религиозные связи так и остаются условностями, если молчит сердце. Нравственно-социальные связи обнажают лицемерие, от которого крайне трудно освободиться. История превращается в цепь непоследовательных действий обезумевших людей, ненависть оказывается чем-то вроде массового психоза.

  "Оттопыренность" происходит во всех мирах, скрытых внутри одного. О множественности миров только подозревалось. Но чей это мир, скрывающий множество? Автора? По прочтении нескольких стихотворений возникает образ странника, путешественника - из мира в мир. Этот поэт точно знает, что мир далеко не однороден, что их много - миров. Может быть, это мир читателя? Но ведь он у книги не один читатель, и множество - прочтений. Так возникает зыбкий, едва намеченный образ мира всех людей: то, о чем Леннон пел в "Imagine", далеко не такой прекраснодушной песне, как может показаться и рисующей вовсе не безоблачное будущее. Разнообразие миров косвенно отражается в разнообразии форм стихотворений, которые уместнее называть медитациями. Даже в стихотворении с короткими "скоморошьими" строками чувствуется этот несколько замедленный, посверкивающий неспешными блестками ритм поэтического дыхания.

  Разнообразие этих стихов головокружительное. Вот пример, как открытка из безбашенной юности, еще идущая к своей пока мне неведомой цели, стихотворение с названием-посвящением "Вознесенскому".

"Неровность нерва,

Неровность мысли

Предлагая неоправданно чистой выси

И обозначая случайную пристань

Для нас, кораблей.

Жги, Андрей!"

2011  г.

  Идеально воспроизводит "вознесенскую" стилистику. Несмотря на "корабли", вызывающие на носу изображение головы Юрия Шевчука. Но собственно пушкинское-линн тут "мы - корабли, нас жжет Вознесенский", которое, так и не написано. Этот подтекст проявляет во всем стихотворении значение Вознесенского, как вода изменяет цвет индикатора. Цвет - ярко-красный. Среда - высокоактивная. "Русский сон" с "отстраненностью колоколен" наоборот, скуп и холоден.

  Мне ближе в этой книги стихи с разбитыми на ступени, неровными, ломаными, длинными косноязычными строчками. Когда поэтесса говорит на «русском английском», в стихах проступает будущий дух, по виду может быть и готический, но в нем много от персонажа компьютерной игры. "Мы видим это время насквозь"

"...Где-то в тенистых аллеях, там в обнимку с воздушными феями,

От наслажденья немея,

Сотни двойников Дориана Грея

ухудшают свои портреты

Анти-эстеты..."

"Сны. Шуршание Австро-Венгерской Империи. Карты Таро". 

  Если бы эта книга была идеальной, если бы каждое стихотворение в ней было отшлифовано как диамант, не стоило бы читать. Если бы структура книги была понятна и просто-гармонична, у меня не возникло бы интереса к поэту Пушкиной-Линн. Мне нравится, что эта книга (по сути, конечно, метатекст) так структурно запутана. Мне нравится, что стихи в ней так лохматы и неровны. Мне нравится, наконец, эта попытка уделить внимание каждой точке мироздания, как будто это вообще возможно. Как будто вообще возможно просчитать взаимодействие всех точек, чтобы голос каждой был услышан. В этой книге есть удивительная тишина. Возможно, так молчит человек, который не настаивает, чтобы его поняли. Книга – молчит как человек? Но слишком необычный поэт, слишком своеобразное творческое поведение... Но может быть, с настоящими поэтами всегда так происходит?

  По втором прочтении восторг от стихов "Оттопыренности" сильно уменьшился. После третьего поняла, что рецензию напишу и напишу именно на той волне, которая была в самом начале.