Стиходикобразии

Из циклов

«БЕСЕДЫ О МОРЕПРОДУКТАХ», «МЕТАМОРФОЗЫ СУЩЕСТВ И ВЕЩЕСТВ»

 

При изготовлении этой книги ни одно животное не пострадало

 

 

ЛЕЧИЛКА

 

Лечись, лечись, люли-люли,

Ни у кого не боли –

Ни у медведя, ни у волка,

Ни внутри, ни около,

Дуй – дуй на ваву, дуй

На скатерти и в пруду,

Ни с кого беда, ни на кого не переходи,

Человек ли, зверинка, ухватка ли дикая,

Люли-люли, люли-люли,

Ни у кого, ни у кого не боли!

 

 

КРЕНДЕЛЯ

 

БАЙКА

В фуфайке из байки однажды БАбайка

Со мной покаталась на новеньком байке.

 

Спать бабайки не ложились,

В платья новые рядились

И писали: «ба! бу! бя!»,

Чудо-буквы выводили,

Выводили из себя:

«Колдуй баба, колдуй дед,

Колдуй серенький медведь»,

 

Охраняли от пожара,

Наводненья и кинжала

Чудный книжный магазин,

В хороводы собирались,

В бусы ярки наряжались

(С пол-одиннадцатого).

Кренделями шли, кадрилью,

День не ели, два не пили,

Ну и что же,

Знает школьник и детсад:

Книга – самый лучший брат.

(Помни тоже).

«Колдуй бабка, колдуй дед,

Колдуй серенький медведь».

 

 

УДОДЯТ

 

Удоды на фабрике завелись.

Удойным удодством удодят жизнь.

 

 

ВИТАМИНЫ

 

Слава витаминам, бегущим к нам – не мимо.

 

 

КОТОФЕЯ

 

На далёкой кошачьей планете,

Где и в полдень звёзды видны,

Кувыркаются кошки, как дети,

(Не как разные кабаны).

 

К самым странным из них, из Музея

Прилетает сама Котофея.

Прилетай, Котофея, и к нам,

Мы готовились к этой встрече,

И читали книги под вечер,

(Не давали копать кабанам).

 

А на нашей, не близкой планете,

Где у каждого разные сны,

И за сказку никто не в ответе,

(Мы не сделались кабаны).

Потому, прилетай, Котофея!

Потому, прилетай, Котофея!

А-а, а-а!.................................

 

 

КТО ДОЛЖЕН?

 

Бывало по вёдрам, а то вверх стены

Ходил кот мой бодро без чувства вины.

Зачем, не пойму, гражданин огорчён,

«КОТ ДОЛЖЕН! КОТ ДОЛЖЕН!» –

Твердит, как речёвку?

 

 

КОТ УРЧАЛ

 

В колотильник кот стучал

Чтоб его я покачал,

И мычаньем огорчал

Пожилых односельчан.

Говорю им, вы услышьте,

Как красиво кот мой дышит,

Это вам, поди, не чайник

И не радиовещанье,

Не придуманный начальник

И не треп без окончанья,

Даже и не крокодильник,

Не кухонная прядильня.

 

Пригодится кот родимый –

Колыбельник и будильник.

 

 

ПОСЛУШАЕМ ПРО ЛУКЕРЬЮ

 

Про Лушу котяшку послушайте, что ли,

Такое не станут рассказывать в школе.

Селилась Лукерья в избушке из меха,

(Куда и не всякий-то может доехать),

Где резво порою ловила уклейку,

Загнав равнодушно её под скамейку,

Пугала болонок, встречающих лаем,

Бросала в часы анальгин с балалайкой,

Щадила креветку, цветы защищала,

Прохожим улыбку дарила на счастье.

Она в кительке и в матроске пригожей,

Она не скучала и в обществе ложек:

Помыслит, бывало (а мыслей без счёту),

Возьмёт в собеседники тотчас кого-то,

Придуманный кто-то ей тут же ответит,

Беседуют, мило бывало… Медведи

Проходят, и всяк поцелуи пошлёт ей,

За ними кроты, комары, уксолотли,

Летят пароходы, дымят самолёты,

И рыцарь коня снаряжает в походы,

Инсекты жужжат, сплюшки спят на афишах,

И спутник космический реет над крышей.

 

 

КАМБАЛА КАТИЛАСЬ

 

С горки камбала катилась

Во все четыре стороны,

Птица в небе восхитилась

Камбалой задорною,

Сильно камбала пылилась, –

Мало ль так катиться, –

Сколько зданий повалилось,

Знают только птицы.

 

 

ОТСУТСТВИЕ УСТРИЦЫ

……………………………..

 

 

МЕДЛЕННОСТЬ  КАРАКАТИЦЫ

 

Выходи, не гуди, каракатица,

Сколько можно в камнях каракатиться?!

Уже спутники все возвратились с орбит,

А ты только примерила платьице.

 

 

СЕМЬ ГОЛОДНЫХ ПОЭТОВ

 

Семь голодных поэтов вошли в гастроном

Любоваться морепродуктами.

Инфузории прыгали за окном

И охотились на кондукторов.

 

Семь голодных поэтов помчались гурьбой,

Позабыв про овощи-фрукты,

Потому что важнее на свете – любовь.

И спасли изумлённых кондукторов.

 

На летящем трамвае кондуктор повёз,

У аптекаря взяли фонарь они.

Вдохновение всех довело до слёз,

Больше, чем в дорогом пингвинариуме.

 

 

КРУГОВОРОТ ЗВЕРЕЙ И РАСТЕНИЙ В НАРОДЕ

 

Успокаивал вомбат себя укропом,

Постепенно застолье сменялось галопом.

Стал укроп предлагать поменяться местами,

Чтобы завтракать вомбатом беспрестанно,

Ну а тот – быть опять укропом евойным,

И когда со стола посмотрел укроп

На меня, я сказала ему: «довольно!

Все свободны». И встала скромно.

И решительно.

 

 

ЗООЛОГИЯ

 

Звери не нуждаются в парфюмерии –

Они и так красивые.

Можешь сам подойти и проверить.

Посмотрел – обратно, в лес отнести их.

Не веришь зоологу – скорей присмотрись,

Не будет зря мимо ходить столько дней,

Фауна – не тамагучи тебе и не тетрис:

Нет батареек в ней.

 

 

ЕВСТАФИЙ

 

Евстафий в козах ценил серьёзность,

Даже когда в бигудях эти козы

Правду искали в повозках и в позах,

Даже когда сардины в мороз

Ходили к реке в картузах в полоску,

Даже когда бывал под наркозом.

 

 

КАЛЯКИ-МАЛЯКИ

 

Уму непонятные знаки

Чертили в пруду бурбуляки,

Во всей выступали красе.

На небе взошли зодиаки.

Прочтя те каляки-маляки,

«О, Азбука!» – молвили все.

 

 

В ЗАПАСНИКЕ

 

В запаснике естественном

Копились звери группами,

Ходили там учёные,

(Один из них в тулупе был)

Глядел учёный бережно

На флору и на фауну,

Не странно это, не грешно,

И не смешно подавно.

Во мшанике запрятались

Диковинные существа,

Учёный их приветствует –

Меж ними пролегла трава,

……………………………

Сказал он: «!Ух!», сказал он: «Ох…»,

Спросил: «Что беспокоит Вас?».

Он наложил на них тулуп,

И запретил им ананас.

«Не ты, не ты ли Айболит ?!» –

Спросили существа всерьёз.

«Я ли? Не я… Метеорит

Летит над ними! Ваш вопрос

Мне интересен, погодите,

Я в этом плыл метеорите».

 

Что было дальше, знать ли нам?

Домыслить можем лишь, друг мой.

Подумай сам, подумай сам,

Мой собеседник дорогой.

 

 

ДОСТОВЕРНОЕ СВИДЕТЕЛЬСТВО  О КАРАКУМБЕ

 

Во лесах – горах, кукуя

Угнездилась каракумба,

Утюгами заправляясь,

Возлетела над полями.

И одни из них – гнедые,

А другие – золотые,

А всех вместе их в природе

Ни за что не различить,

Если встретишь у воды их

Или в качественной тыкве,

Расскажи о них в народе,

Ты об этом не молчи,

Как взвивает и куражит

Крепче чем пирамидон

Не виденье, не миражи –

Птицы образ молодой.

 

 

КАКТУС

 

– Как мне быть, почтенный Кактус?

 

 

ПАПА УИЛЬЯМ 2

 

– Отец, скажи нам прямо,

Бывал ли на Луне,

И ездил вверх ногами

С цветами на коне?

 

Сказал отец серьёзно:

– Всё было, дети, да.

Бывал я в странных позах,

Но, знаете ль, вреда

Всё то не приносило –

А только красоту,

И в акваланге стильно

Я прыгал на лету,

И с гор скользил на люстре

В большие облака,

А если было грустно,

Брал кошку за бока,

И кошки этой тушку

Прикладывал ко лбу,

Она была воздушной

И пела: «Бу-бу-бу!».

 

– Скажи нам, милый папа,

Где кроется ответ

О том, что Кукорямба

Бывает, или нет?

И как нам разобраться,

Во сне и не во сне,

В декоративном танце,

Снаружи и вовне?

 

– О, дети, – молвил папа, –

Бывает всё всегда,

Помыслили когда б вы

О том, совсем недавно,

И каждый шорох мелкий, –

Зелюк, или вальдшнеп, –

Всё учтено, как вилки

В музее на окне,

И всё, что невидимо

И невредимо что,

От сплюшки – и до дыма,

От шляпы – до манто.

 

И до утра в прихожей плясал огонь светло,

Вверх головами кошки качались над столом.

И улыбались дети, помыслив обо всём.

 

 

БАСНЯ

 

Тем, кто курил, не выходя из тела,

бросать нет смысла – поздно, проще тем,

кто мог, но и они-то, зная смело,

что могут бросить, даже не хотели.

порой важнее знать, что можешь, чем

взять так – и сдуру выполнить излишне

бессмысленное дело, нет, не честь –

вранье б тут проступало трижды.

 

Однажды кошка, в тазике найдя

похожий силуэт знакомой кошки,

решила обещанье дать, как дятел,

крупою поклялась не понарошку,

как вдруг в один погожий зимний день,

подарок обнаружив у двери, –

табак благоухающий везде, –

и поняла, как зло себя дурила,

ни склонности к гурманству не учтя,

ни сообразив, что может cтать ей плохо,

с подавленным желанием шутя,

и вот она, рыдая, как дитя,

которому не выводили блохи

полмесяца, отправилась сама

в большую первосортную аптеку,

с собой взяв два внушительных письма

самой себе, но – упс – когда уехав

из дома, обнаружила, что нет

её самой ни в тазике, ни дома,

и некому ни знанья, ни привет

ей передать, она взяла бидон,

начистила и собрала свой рык

в шкатулку из заморского метала,

и села на завалинке горы,

(стоять тогда ей показалось мало).

С усердием потом она легла,

и дымом успокоенная нежно,

не помня, сколько суток проспала,

домой пришла давно уже не прежней.

Теперь в аптеке покупает мак,

что фармацевтом стойко обработан,

а так всю жизнь курила бы табак –

к чему такие кошечке расходы.

мораль не в том, что денег жаль на мак,

а в том, чтоб доверяя организму

и чуду, упаковывать в карман

спонтанные, цветные афоризмы.

 

 

ВЕСЕЛЬЕ

памяти Изумрудной Колесницы

 

Когда завершала раскрашивать гвозди,

Ко мне постучали престранные гости.

И в лампочке с очень внимательным видом

Сверлили отверстие с помощью вилки –

И тут вдохновение всех охватило,

Научные опыты – страшная сила.

Ну что ж, на гитаре сыграем погромче,

Чтоб счастье соседям раздать по кусочку.

И мы многократно на люстре качались,

Друг другу любовно стихи посвящая,

Танцуя, летая… и я прокричала:

Я чувствую радость. Несите бокалы.

Ножи, канделябры и ножки стола

Летели, звеня от угла-до угла,

Вот сальто, друзей моих номер коронный –

Летят разноцветно осколки плафонов.

И только котяшка спала беспробудно

Внутри эпицентра совсем не обута.

Соседи ж, решив побуянить всерьёз,

Вспороли нам ножичком шины колёс,

Наверно, хотели в игре с нами слиться,

Бедняги, не могут совсем веселиться.

 

 

Я ЕХАЛ

«Используй всё, что под рукой, и не ищи себе другое…»

                                   Филиас Фог

 

Я ехал в трамвае № 17,

В мешке вёз ценные крупы,

И вышел на станции полюбоваться –

Шёл месяц косматый на убыль,

Я шёл, исполняясь лугов благодатью,

Но вот энтомолог сугубый,

И как-то цикаду вдруг взял он некстати

И начал рассматривать в лупу.

Его обращение невыносимо –

Не слышал он их возмущенья,

Его обращение недопустимо,

Дышал на них спиртом и тленьем.

Цикаду Парфён и цикаду Пафнутий

Приметил для выставки грубой,

Он думал, за это ему в институте

Вручат металлический рубль.

Крылатые звери, они не хотели

В стеклянных болтаться раструбах,

В подсолнухе радостном жили и пели,

Не знали о вредных поступках,

А также в прекрасном мех-пункте купили

Себе бесподобны тулупы,

И мчаться на всех пучеглазках хотели

За красками в Мариуполь.

 

И тут я подумал: «Не жалко мне крупы», –

(С собой не ношу я гантели), –

Цикады спасённые в озере пели,

Шёл месяц косматый на убыль.

 

 

КОЛОБОЭМА

 

Часть колобка осталась здесь,

А Часть Его пошла в кино.

Никто не ел его давно –

И раздвоился вдруг он весь.

Потом Они пришли домой,

У Них беседа началась,

И задал вдруг вопрос прямой

Часть колобка Другому Части:

«Ужели каждый из нас кругл,

Когда мы в профиль и в анфас,

Не дырка мы в случайном бублике,

Не в абажуре нам, не в каске

Ходить по стройке, мы ушли

От репки, жучки, есмь скребён

Мы по сусекам: тварь – мы – ли,

Али имея право, ём.

Остановись-ка, карусель,

Дуди, дуда, пой, голова,

Не дай осе и колбасе

Нас с ритма сбить – раз-два, раз-два!».

Часть колобка сказала: «Стой,

Приятель (или это я!?)

Кто там? – опомнился другой,

И отозвался сам: «Паяц!

Что вздумал ты играть со мной,

Себя не спутаю ни с кем,

Вот как возьму тебя и съем,

Потом сядь на пенёк и спой.

И так бы длилось всё вполне.

Но «жили-были» – это сказ,

И колобок одним стал пазлом

И уместился на стене,

Повис он, как Шалтай-Болтай,

Никто собрать его не мог,

Пришёл усталый Теремок,

И стал он колобка считать,

Перечислять и описать

Пытался, повторяя: «ять»,

Приснился он ему во сне

В виде таблицы на коне,

А теремку, что он музей,

Приснилось в лесополосе.

Так колобок – колобкопазл,

По стенам ходит в теремке,

А терем в зайце, тот – в утке,

Та в сундуке, на остров сразу

Приди и в этом убедись,

А остров кроется в шарах –

Шарада здесь или игра,

Но сказке это не вредит.

 

Какая путаница здесь – 

Но в ней зарыт культурный пласт.

Нет колобка – он вышел весь.

Он вышел – сказка началась.

 

 

КРОКОЗЯБРА

 

Надев пирог на швабру,

Кормили крокозябру,

Она вползала в граблю

И плюхнулась в парник.

Она храпела храпом,

Пугала поцарапом,

Размахивала трапом

С разбега напрямик.

Но врач её зацапал,

У дворника взяв сапу,

Но он её не грабил –

Её переиграл.

Теперь её жалеют

Козявки, бармалеи,

Что хором пили клей с ней

И брали телеграф.

 

 

НА ВЕСУ

 

Не циркач, не культурный деятель –

Просто девочка шла в лесу

И совинушке, – вот так дело, –

Предложила спеть на весу.

Не кусали их ни опричники,

И ни призраки, и никто.

Оттого что чужую приличную

Высыпали пургу в решето.

И, взглянув друг на друга сочувственно,

И одно имея в виду,

Оторвавшись от ветки чувственно,

Улетели легко и воздушно.

 

 

ПРО КНИГУ КРАСНУЮ

 

Ах, в солнечной Ленивии,

Жуют листочки алые

Глазастики пытливые,

Шерстиночки коалые,

Висят на каждом дереве,

Местами не меняются,

И ничего не делают,

Линяют и стесняются.

А добрые прохожие

Их открепить стараются,

Но бедные медведики

Пугаясь, выдираются,

А если и открепятся –

То на земле валяются,

Пока их не подсадит кто

И долго извиняется.

Но строго Книгой Красною медведик защищается,

А в ней беречь медведика прохожим завещается

(За это им мороженого пачка обещается).

Поэтому медведики беспечно размножаются.

 

 

ВОСПОМИНАНИЕ О СЛАВНОМ ДЯДЮШКЕ БУЛЕ

 

Прекрасный дядюшка Булёк

Был очень славным малым,

Он помещался в бутылёк

С закруткою нормальной.

Он в ЖЭК ходил, как на парад

И то считал полезным,

Напоминал, когда всем спать,

Дышать, ходить и ездить.

(Когда вообще он говорил,

Трещали окна изнутри,

Снаружи все подъезды).

Он двери запирал на ключ,

И часто проверял их,

И пластырем на всякий случай,

Надёжно закреплял их.

Участок собственный ценил

И окопал сто грядок,

Сто раз всё это повторил

Приправил перцем, посолил

И там навёл порядок.

(Порядок для него всегда –

Чтоб напряжён изрядно).

Он был приличный человек:

Не пил и не курил он,

Во всём был сдержан, словно кекс,

Не ездил по перилам.

Прекрасный дядюшка Булёк

Себя считал учёным

Он загонял себя в кулёк,

Потом кормил себя он впрок,

И в этом быть бесспорно мог

Великим чемпионом.

Знал в экономии он толк,

И ночью портил пробки,

И обосновывал потом

Те действия подробно.

Взамен румяных овощей

Он брал мешок блохастых

Своей сестре родной для щей,

Особенно на праздник.

В хозяйстве знал он верно прок,

Хранил он в нише шесть коров,

Пластмассовых и ласты.

Он труд любил, как склады круп

Один и в хороводе,

И утверждал, что виден труд

Лишь только на заводе.

Котов кормил он – от труда

Под ласковое «жрите!»

Но им напоминал всегда:

«Котам не место, да-да-да:

В шкафах, кастрюлях, на столах,

На форточках, в корыте».

Часами уважать он мог

Надёжный телевизор,

Тряся трусами с бахромой,

Пугал он вредный мировой

Злой империализм.

Прекрасный дядюшка Булёк

Умел гасить пожары,

(Все правила знал назубок),

Он кочергой брал уголёк

И в темноте, как мотылёк

Бежал варить кальмары

Вслух им преподавал урок

Он заодно помалу.

Прижился вдруг у нас Булёк,

Когда коты зевали,

Но тут схватил его поскок

И выбросил на свалку.

И мучал бы вопрос меня, к чему такой проект был,

И как Булька мог применять здоровый человек?

Но может это быть в пример, каким не быть, и только.

Четыре пишем – два в уме. И нежно пьём настойку.

 

 

ГОТИЧЕСКАЯ ПОЭМА

пёстросюжетная

 

На улице, на улице

Нет фонарей давно,

Гуляет ночью девочка,

Кривляется чудно,

Безлюдной, тихой улицей

Струится, как стрела,

И вовсе не волнуется

И даже весела.

Ни пёсика, ни кошечки –

Сплошные упыри

И вурдалаки тощие

Косятся из щели,

На улице, на улице

Нет фонарей, темно,

И призраки сутулятся,

Как пьяные в кино,

Коварные, стоглазые

Над крышами визжат

И воют безобразые,

Поесть её хотят.

Но девочка не прячется,

Командует: «Стоять!»,

Бесовскими одёжами

Её не напугать,

Она им тычет зеркальце,

Смеётся: «Ха-Ха-Х-а!

А ну-ка расступитесь-ка

Подальше от стиха!»

И растерялись демоны,

Поникли упыри,

Чуть были тут – и где они?

Да что там говорить!

 

Вот сказочка нехитрая

Про девочку и ночь.

С любым случиться может так.

Сумей себе помочь.