Объектом авторского внимания в книге стала «Великая Метаморфоза», превращение Свердловска в Екатеринбург, которое растянулось на пару десятилетий: от перестройки до «стабильности» 2000-х и современности. И пока метаморфоза осуществлялась, город не был ни Свердловском, ни Екатеринбургом, он находился в особом состоянии. Процитирую: «Даже на слух энергичное и краткое название Ебург как-то соответствует сути того Екатеринбурга — города лихого и безбашенного, стихийно-мощного, склонного к резким поворотам и крутым решениям, беззаконного города, которым на одной только воле рулят жесткие и храбрые, как финикийцы, лидеры-харизматики. Хулиганское имя Ебург — символ прекрасного и свободного времени обновления».
«Прекрасное и свободное» предлагаю запомнить, чтобы к нему вернуться, однако почему вдруг Екатеринбург, когда еще какие-нибудь пару-тройку лет назад Иванов определенно видел своей сверхцелью перемещение центра горнозаводской цивилизации со Среднего Урала в приуральские земли? Прощай, Бажов, да здравствует пермский Голливуд! Но нет, писатель, слишком долго не поддававшийся обаянию горнозаводской столицы, все-таки очаровался ею, и теперь в его книгах Екатеринбург — по праву центр уральской ойкумены. Думается, здесь сошлись сразу несколько факторов. Биографический, например. Все-таки Иванов жил и учился в Свердловске в годы перестройки, с которых начинается его новая книга, был очевидцем происходящего, возможно, весьма неравнодушным к отдельным событиям и фигурам — равнодушных тогда было мало. Коммерческий фактор: как и «Горнозаводская культура» (предыдущая книга, созданная по заказу Минкульта Свердловской области), «Ебург» нацелен на собирание и продвижение брендов, которых здесь приличное количество. Не уверена, что-то подобное получилось бы, если бы Иванов задумал создать очерки про Пермь того же периода. Да и про Пермь после В. Абашева писать довольно трудно, а проект «культурная столица», ради которого еще недавно в этот город съезжалась разномастная публика, в том числе именитые профессионалы, воспринимался Ивановым — что известно по его многочисленным высказываниям — как не учитывающий идентичность региона, ему глубоко враждебный. Любопытно было наблюдать, как писатель, уже начавший осознавать себя в качестве «гения места», переместился в иные земли (обидевшись на Пермь?): обживать нижегородскую глухомань или бороться за место под солнцем в нелюбимой столице (цикл о дэнжерологах). Переместился он, конечно, не физически, даже не геопоэтически, поскольку «дэнжерологи» — это не про географию, но сами блуждания по карте показательны, как показательно и триумфальное возвращение не в Пермь, а в Екатеринбург. Стало быть, столичность, пусть она даже второй свежести, важна для Иванова и для его «уральского проекта» особенно (еще один фактор). И вновь цитирую: «Ебург не прятался от истории и никому не позволял отвечать за себя. И удивительно, что решения Ебурга часто оказывались более остроумными или более адекватными, чем решения Москвы или решения российской провинции. Вот по этим причинам яркий опыт уже ушедшего от нас Ебурга общезначим для нации».
Все бы могло быть именно так, как написано, если б у нас имелись подобные же книги, скажем, о Питере или Новосибе, в принципе, о любом миллионнике, с которым можно было бы сравнить ивановский Ебург. Без них остается только верить/не верить заявлениям писателя. Кстати, одновременное создание подобных книг могло бы стать культурно значимым проектом, лишний раз объединяющим страну — что не всякий нынешний закон способен сделать…
Интересно поискать ближайший аналог ивановскому «Ебургу», ибо про уральскую столицу за эти 20 лет написано немало — от В. Исхакова и О. Славниковой до прочитанных только на родине С. Петрова и О. Батталова, от А. Матвеевой и А. Ильенкова до совсем малоизвестных В. Жукова и А. Рябова, пару лет назад запустивших в сети проект по типу проектов Д. Глуховского, но с четкой геопоэтической миссией и суровым в своей простоте названием «Екатеринбург». Из аналогов пришла на ум только книга статей и эссе Е. Касимова «Физиология Екатеринбурга», да и та, как ясно из заголовочного комплекса, про частности, в то время как Иванов открыто занимается феноменологией: не просто каталогизирует отдельные объекты, определяющие имидж города и прямым образом влияющие на его историю, но создает его целостный образ. Остается развести руками и признать, что книга по своему замыслу оригинальна, и особый респект А. Иванову, если этот замысел — его личный креатив.
Из приведенных выше цитат уже более-менее понятно, каким предстает Ебург в ивановских очерках. Город с бешеной энергетикой и безмерными амбициями, все время пытающийся «взять суверенитета, сколько может», а потому часто входящий в конфликт с политикой Москвы: тут тебе и Ельцин, десантировавшийся в столицу и затем сломавший курс страны, и Россель с Баковым, попытавшиеся реализовать идею Уральской республики и ввести в обращение уральские франки, и ОПГ «Уралмаш», вытеснившая столичного Деда Хасана со своей территории, и Ройзман, скандально победивший на последних выборах мэра (видимо, действительно, последних). Из политически значимых фигур остался без внимания только Леонид Волков, который сами знаете кого активно поддерживал и что делал в Москве летом 2013 года, но это совсем не ивановская история, запомним ее отсутствие, как запомнили прежде пассаж о «прекрасных и свободных временах обновления».
Город полон пассионариями, людьми с настоящим уральским характером, выплавленном на железоделательных и танкостроительных заводах. Они самоотверженно делают свое дело в самых неблагоприятных условиях, до последнего верят в себя и потому побеждают и только после этого уходят, как ушли Ельцин с поста Президента РФ или из МЖК его главный энтузиаст Евгений Королев, отправившийся в Индию за просветлением, или не уходят, как «чайфы» или династия Крапивиных в «Каравелле», трудятся в поте лица. В деятельности многих уральцев есть определенная логика: их проекты часто вырастают из провинциальной самодеятельности до признания на всероссийском уровне. Хотя, надо заметить, Иванов включает в книгу не только всероссийские бренды, но и сугубо региональные. Люди, поступки, события. Таким образом туда попадают свердловский рок-клуб, поиски останков царской семьи, деревня художников Волыны, мафиозные войны, старик БуКашкин, Николай Коляда и «уральская школа драматургии», «Минерал-шоу», Борис Рыжий, волейбольная команда «Уралочка», уральский наив, Литературный квартал, Сергей Светлаков и Гена Букин, общество «Сутяжник», небоскреб «Высоцкий», даже взрыв на Сортировке. Все это обслуживает создаваемый писателем образ Ебурга, немного перекошенный и гипертрофированный, но, полагаю, вполне убедительный для не слишком требовательного массового читателя.
«Ебург» Иванова, конечно же, художественный дистиллят. Критика уже выделила три тематических линии в книге: политическую, криминальную, линию искусства. Добавлю лишь, что всё, оказавшееся за их пределами, для Иванова как бы и не существует. К примеру, достижения науки — физики, химии, истории, филологии — или развитие сферы IT и интернета, где Екатеринбург какое-то время лидировал. Оно понятно, Иванову не хочется перегружать книгу интеллектуальным балластом, ибо в обществе, предпочитающем любой сложности очередную порцию телесериала про «ментов», он вроде бы не востребован. Но в том-то и дело, что хороший и коммерчески продуманный писатель в состоянии организовать спрос на любые вещи, вышедшие из-под его пера, и если он отказывается просвещать, то вольно или невольно потворствует сокращению количества героев для возможного продолжения своего исторического опуса. Не все же время писать про ОПГшников. Да, блокбастер «Ебург» — это замечательно и местами увлекательно, но все-таки зачем Екатеринбургу Иннокентий Шеремет «версия 2.0»?
Самое время вспомнить и то, что было нами отложено на потом: прямую зависимость ивановской истории от политики. Роман Арбитман, оценивая общую концепцию «Ебурга», уже предложил считать его апробацией единого учебника истории в регионах. «Светлое время обновления» в приложении к Перестройке встречается лишь в предисловии книги, сам же автор предпочитает работать с избитым, но прочно инкорпорированным в массовое сознание стереотипом «лихих девяностых», которые затем — еще один стереотип — сменила эра стабильности. Концепция, возможно, коммерчески удобная, но от писателя уровня Иванова, берущегося за изображение новейшего времени, хотелось бы все-таки не упрощений, а оригинального и взвешенного взгляда на эпоху, тем более что на многочисленных встречах с читателями он по-другому оценивает современность, чем в книге, и позволяет себе вполне свободные высказывания.
Удивляет именно эта бросающаяся в глаза разница между писателем Ивановым и автором в его текстах. Разница, ставшая для меня очевидной еще с «Коммьюнити». Или вот еще один пример. Когда Марк Липовецкий и Татьяна Михайлова пишут в «Знамени» (2014, № 4) об искажении образа Служкина, который из интеллигента 1990-х, верящего в идеалы свободы, в фильме «Географ глобус пропил» превращается, по сути, в то, что представляет собой его окружение, а свобода его рифмуется с цинизмом (сдача и гибель постсоветского интеллигента), то вроде как появляется ощущение, что сам Иванов здесь ни при чем, это так интерпретировали образ Служкина за него. «Ебург» делает более чем очевидным конформизм, «сдачу и гибель» Иванова, создающего сусальные образы всех, кто успешен (без разницы — политика, бизнесмена, исполнителя шансона, главаря мафии и т.д.). Автор словно бы пытается дать понять, что он такой же крутой парень, как и они, пусть и с журналистскими замашками, но вовсе не интеллигент. Однако радикальный Кормильцев, которого Иванов журит за «бескомпромиссный индивидуализм», намного симпатичнее своей последовательностью, верой в идеалы. Парадокс заключается как раз в том, что многие персонажи «Ебурга» идеалы имеют, потому-то они и становятся героями этого города, но автор, так восхищающийся ими на страницах книги, выбирает для себя жизнь в реальности не гуманной и даже уже не постмодернистской. И остается последний вопрос: а зачем писателю Алексею Иванову, которого мы все любим и на которого равняемся (я без иронии), это надо?
