Даниил Чкония

Рецензии на книги 2013 года

Лидия Григорьева. Вечная тема. Избранные стихотворения и поэмы – М.: Время, 2013 – 544 с.


 


Дыханьем сада, светом, который пронизывает сад, сквозным образом благодатного явления сада проникнута книга избранных стихов Лидии Григорьевой «Вечная тема».



 
Кот в саду, шелестящий хвостом словно ива –
воплощенье наива.
Кот в саду, разгребающий лапками ветер –
простодушен и светел.
Кот и сад – как сюжет примитивной картины –
хороши и едины.




 



Это – глаз (глас) живописца фиксирует и воплощает увиденное и услышанное любящим сердцем. Потому что это тема любви, страстной, плотской, чистой в своей духовной наполненности, тема радости и красоты жизни – вечная тема поэта Григорьевой. Свет, цвет и звук царят в её стихах. «Здесь саксофон – как дерево растёт, и лопаются звуки, словно почки!» Т а к видит и слышит мощную стихию жизни, её ствол и её взрыв, её музыку Лидия Григорьева.


Поэтическая речь её – всегда динамична, экспрессивна – автор не боится приподнятой интонации, не сбивается на бытовую речь, но при этом никогда не впадает в ложную пафосность. В её стихах много движения, как в переносном значении – движение мысли, так и в прямом – перемещение в пространстве, но энергетика движения не спадает даже там, где должны царить расслабленность и созерцательность:



 
Испания – лишь чёрное на жёлтом.
А также то, что всяк свояк – нашёл там:
допустим, бычью кровь, свернувшуюся ртутно,
случайную любовь, сверкнувшую беспутно,
иль стихотворный плач периода распада
и сон, бегущий вскачь… Не грёза ли – Гранада?
Литературный фон, вотще в душе носимый.
Автомобильный гон опасней, чем лосиный:
За горсточку песет – висеть шарами в лузе,
Запойно оглазеть просторы Андалузьи.
В духовные отцы возвесть певца и хвата.
Как солнечны дворцы эпохи халифата!
Кто подлинник сличит с подтекстом дня и ночи?
Испания – перчит, рифмует и чесночит.
Жара вскипает всклень – и нет живого места.
Благословенна лень – божественна сиеста.



 


Первые две строки – начало движения, раздумчивый разгон стихотворения, но уже взрывается ритм и сила интонационного удара поддерживается внутренней рифмой на цезуре, и кажется: плывут дворцы и полна энергии движения сама сиеста – это выполнено рукой мастера! В книге жизни есть место радости, печали, трагедийным стихам о потере близких людей, о преодолении боли, о воле к жизни. Но нет никакой расслабленности, скуки, уныния.


 Давно отмеченная читательским вниманием и оценкой профессиональной среды, в своём избранном Лидия Григорьева с новой силой предстаёт масштабным поэтическим явлением. У этой книги жизни просматривается Путь.


 


 


Лилия Газизова. Люди февраля. Книга стихотворений. М.: Воймега, 2013 – 60 с.


 


Пятая книга известной казанской поэтессы Лилии Газизовой подчёркивает особенности её поэтического характера: осознанную негромкость высказывания, умение автора заставить окружающий мир на какое-то время прекратить шум и суету, дабы услышать этот голос, сдержанность интонации – не всякое вскрикиванье и публичное камлание означают глубину переживания – за сдержанной интонацией Газизовой оно – переживание – сразу же прослушивается. Газизова сосредоточенна, она знает, что хочет сказать читателю, но не захлёбывается в желании высыпать всё и сразу, она собеседник сдержанный, уважающий того, кто к разговору готов. Она не вещает, она размышляет вслух – грустновато, почти сомневаясь в своей правоте, защищаясь самоиронией, отчего и вызывает наше читательское доверие:



 
Правде ложь предпочитаю.
Ведь она говорится словами
Красивыми и тёплыми.
…………………………….
Правда бедным нужна.
Бедным телом или душой.
У меня же красивые щиколотки.



 


Расслышав этот голос, вы получаете право бродить по страницам книги – выставочному залу Газизовой. В этом зале выставлены предельная искренность, незащищённая открытость, доверие к нам, ибо, по мнению автора, «толстого ребёнка намного чаще обижают, чем худого», а при этом Газизова убеждена, «что в каждом из нас плачет толстый ребёнок».


Можно декларировать любовное переживание, а можно сказать так, что ком в горле встанет – понимаешь, как умеет любить женщина:



 
Не разговаривай руками!
Я не знаю, куда мне смотреть:
В глаза твои,
Вечно нездешние,
Или на длинные руки твои,
Что невиданный танец танцуют,
А я зачарованно слежу
За их вечным движением…



 


Если вы слышите эти стихи, несмотря на безумие грохочущего мира, поздравляю вас: вы остаётесь человеком. Как Лилия Газизова. 


 


 


Наталья Аришина. Сто стихотворений. М.: Прогресс-Плеяда, 2013 – 119 с.


 


Избранные стихи Натальи Аришиной выстроены хронологически, что вполне понятно: они отражают творческий и жизненный путь автора. И одно из первых стихотворений этой книги звучит неким камертоном, определяющей нотой неулыбчивой музы поэтессы:



 
Люберцы, Люберцы, Небо прилеплено косо.
Пляшут балконные прутья, и в виде вопроса
высохший стебель прижался за выступом кладки.
Мёртвые астры в осеннем лежат беспорядке.
Люберцы. Снова на поезд. Ни дома, ни сада.
Только пространство в сплошной пелене снегопада.
Тихой порошей залатаны крыши и поле.
Пусто, нетоплено, страшно сегодня на воле.



 


Неуютен этот мир в восприятии поэта, не уготовано поэту тёплого местечка во времени. Если верен тезис, что лирический поэт всю жизнь пишет одно лирическое стихотворение, к Аришиной это относится в первую очередь. Поэтесса – так называет себя она сама, настаивая на женском, женственном определении профессии, призвания – знающая толк в жанре поэмы, не обминувшая балладный стих, сильнее всего проявляет свой дар в лаконичном лирическом высказывании. Словно дополняя душевное переживание и поэтическую мысль стихотворения, датированного 1972 годом, грустно констатирует, спустя три десятка лет:



 
Что за степью, за морем? Тот же свет,
плавно переходящий в кромешный мрак.
И сухой остаток не лучших лет
освещает скупо чужой очаг.




 



Иными словами, не только во времени, но и в пространстве нет этого тёплого местечка. Сказано ведь не о бытовых неурядицах и житейских проблемах, а именно о мироощущении, об общем неустройстве этого мира, об общечеловеческой тоске, которую слышит поэтесса. Вот и возникает всё та же, сдобренная самоиронией, грусть:



 
Простонародье тянется на юг
и старожилов уплотняет ловко.
Вдали от вилл и дорогих услуг
вовсю идёт народная тусовка…
В народе жить – не сахар и не мёд.
Осточертела эта коммуналка.
А у причала – белый пароход.
Да денег нет. И родственников жалко.



 


И как бы ни складывались житейские ситуации, будь они даже очень благостны на внешний взгляд – не об Аришиной конкретное замечание – унять эту общечеловеческую тоску и боль невозможно. И потому, ещё толику лет спустя, на бытовой вопрос таксиста, нет ли сигаретки, закурить, словно завершая сквозную тему, прозвучит:



 
Откровенно дрожу, не тушуюсь.
Я когда-нибудь переобуюсь
и пальтишко на рыбьем меху
непременно сменю на доху.
 
Я не ваша забота, водитель.
Вы крутите баранку, крутите.
Не хотелось бы ухнуть в кювет.
Правда. Нет у меня сигарет.



 


Грустно. А почему грустно – вопрос не к поэтессе Аришиной, вопрос ко времени и пространству.


 


 


Елена Иванова-Верховская. Другая память. Стихи. – М.: Библиотека журнала «Дети Ра», 2013 – 104 с.


 


На фоне иных умствований по пустому поводу стихи Елены Ивановой-Верховской полны искреннего переживания, а их внешняя простота оборачивается точным воплощением живого чувства, человеческого, истинно женского переживания:



 
Вот иду домой и плачу, –
Почему – одна – домой?
Жизнь давно переиначена,
И теперь ты не со мной.
Унесло, покрыло инеем
Темной влагой разных лет,
Всё смотрю на жизни линию –
У неё обрыва нет.



 


Действительно, нет обрыва у линии жизни, нет истеричной обиды на жизнь, и то, что любовная тема – главная в этой книжке стихов, очевидно. Она сквозная, тема любви, утраченной, но живущей в памяти. И наполнена она болью, которая, как ни странно, животворна. В книге достаточно стихов, в которых оживают времена, их культурно-исторические слои, образы России, Европы, Азии, но к теме любви, то счастливой этой «другой памятью» или мимолётным приливом радости, то грустной неустроенностью души, автор возвращает нас постоянно:



 
А будет скроенных часов
Случайно вырванная кража,
И никаких не хватит слов,
Молчания не хватит даже,
Чтоб объяснить, зачем, к чему,
И стоит вообще так рваться,
Чтоб уезжая к одному,
Совсем к другому возвращаться?



 


И ничего удивительного в том, что тема любви перетекает в тему её вечного присутствия в жизни поколений – поэтическая мысль, высказанная Ивановой-Верховской:



 
Нет клуба, сестры, только Чкалов летает,
Навеки уйдя в свой последний вираж.
Земля никогда, никого не теряет,
Меняется время и экипаж.




 



Сказано пусть негромко, но очень внятно и убедительно.


 


 


Ольга Сульчинская. Волчок. Стихи. – М.: Воймега, 2013 – 84 с.


 


Третья книга стихов Ольги Сульчинской ярко высвечивает особенности её поэтического мышления, развивающегося на грани фольклорного слова, детского мировосприятия, сказового повествования. В авторском предисловии она предупреждает читателя, ищущего объяснения происходящему в её стихах действу – смутное чувство догадки и воспоминания, поражающее детскую душу страхами, но и завораживающее эту душу могучим зовом жизни. Стихи о детстве, сильные прапамятью? Может, и так. Стихи о любви, воспринимаемой с детской чистотой души? И это тоже. Стихи о жизни? Несомненно:



 
Эта плоть обитаема мною
На недолгий, но праздничный срок…



 


Все эти ипостаси стиха – воплощаются в одних и тех же строчках, где фольклорное начало, первородность детского видения и сила любовной страсти выражены со свойственным Сульчинской сильным жестом:



 
Меня любили. Но так, как ты, –
Никто меня не любил!
Горели птицы, разинув рты,
И змей по воздуху плыл.
Он плыл. Он был золотым огнём,
И в самом центре огня
Мы вдвоём сидели на нём
И ты обнимал меня…
…И ты столкнул меня вниз, а сам
Пришпорил дракона – и
Взвился к пылающим небесам,
Как лучшие сны мои.
Оттуда, невидим – в огне, во мгле –
Ты крикнул мне: «Не жалей!»
И я полетела к земле, к земле,
Делаясь всё тяжелей…



 


Цитировать такие строки хочется во множестве, но рамки мини-рецензии не позволяют этого. Тема утраченной любви – тема боли сквозит со страниц этой книги. Но, словно защищающее себя детское лукавство, говоря об ушедшей любви, сердце выдаёт её постоянное присутствие – она здесь, она в тебе, её не скроешь никакой иронией:



 
Даже если ты всё же вернёшься сюда
Своего не отыщешь следа
Это время дружочек оно как вода
Уходя не оставит следа




 



След остаётся: вода течёт, как время, время течёт, как вода.