Главная | Журналы | Персоналии | Книги | Медиа | ПОМОЧЬ МЕГАЛИТУ |
Центр |
Владимир ПучковОб авторе: Поэт и журналист, лауреат литературных премий им. Н. Ушакова, "Планета поэта"... >>> |
Аркадий СуровОб авторе: Поэт, член Союза писателей России, член Союза писателей Украины, наш... >>> |
Юлия Емец-ДоброносоваОб авторе: Письменниця, есеїстка, художниця, кандидат філософських наук. Народилася у... >>> |
РегионыЦентрРоссияАбаканАнадырьАрхангельскАстраханьБарнаулБелгородБлаговещенскВладивостокВладикавказВладимирВолгоградВологдаВоронежЕкатеринбургИжевскИркутскКазаньКалининградКалугаКемеровоКраснодарКрасноярскКурганКурскЛенинградская областьЛипецкМоскваМосковская областьНарьян-МарНижний НовгородНовосибирскОмскОрелОренбургПензаПермьПетрозаводскПетропавловск-КамчатскийПсковРостов-на-ДонуРязаньСамараСанкт-ПетербургСаратовТверьТулаУлан-УдэУфаХабаровскЧебоксарыЧелябинскЯкутскЯрославльЗападная ЕвропаАвстрияАлбанияБельгияБолгарияБосния и ГерцеговинаГерманияИзраильИрландияИспанияНорвегияПольшаРумынияСловенияФинляндияКавказАзербайджанАрменияГрузияАзиатско-Тихоокеанский регионАзиатско-Тихоокеанский регионАфрикаАфрикаВосточная ЕвропаБеларусьМолдоваУкраинаЦентральная АзияКазахстанКиргизстанТаджикистанУзбекистанСеверная АмерикаКанадаСШАСтраны БалтииЛатвияЛитваЭстония |
Антон РатниковКороткие рассказыКАЛЬСОНЫ
Я нацепил чертовы кальсоны, потому что на улице было холодно. На улице было так холодно, что мне пришлось их нацепить, хотя я их ненавижу. Жена привычно рассмеялась, увидев меня в таком виде. Я стоял посреди комнаты и старался попасть ногой в штанину. Кальсоны плотно облегали мои ноги, и я напоминал недоделанного танцора балета. Мне не нравилось, когда кто-то видел меня в этих кальсонах. — Между прочим, — сказал я, — в детстве я три года занимался балетом. — Правда? — удивилась жена. Я смутился. — Нет. Потом я отскребал машину от налипшего снега. На стеклах налип лед, и я с трудом их расчистил, едва не отморозив пальцы. — Перчатки, — сказал я себе, — важнее кальсон. До работы я ехал час. Перед мостом была пробка. Машины робко продвигались вперед. Громыхал трамвай. Солнце и не думало светить. — Интересно, — спросил я радиоведущего, — в этом городе когда-нибудь рассветет? — В ближайшие дни ожидается похолодание до минус двадцати трех градусов, — ответил ведущий. Мимо моей машины, не спеша, прошла собака. Вид у нее был грустный. Он поднялась на мост. Наверное, тоже спешила на работу. В офисе было холодно. Хотя и потеплее, чем на улице. Я снял куртку. Кальсоны снимать не стал. Они остались на мне. Я приехал первый. Нужно было записать интервью с одним футболистом, небольшое на три-четыре вопроса. Я позвонил ему. — Вы куда-то пропадаете, — сказал он. — Что-то со связью, наверное, — я повертел телефон, — так лучше? — Да-да. Так лучше. — Окей. Как проходит подготовка к следующему матчу? — Мы собрались на... зе... готовность... игра... пять на четыре... мы... чемпионат... неожиданно... тренер готов... такова игра. Так прошло все интервью. Когда я задавал ему вопрос, он недовольно бурчал: «Куда-то вы пропадаете». Потом я вертел телефон. — Другое дело, — говорил футболист. Больше ничего было не разобрать. — Спасибо, — сказал я в конце, повесил рубку и написал искомое интервью. В принципе, можно было и вовсе ему не звонить. Все экспресс-интервью похожи друг на друга. По крайней мере, у меня. Дальше дела пошли хуже, потому что пришел народ. Народ стал ходить, кашлять, разговаривать со мной и строить из себя умников. На ногах многих и многих из них должно быть красовались кальсоны. — Холодно, — сказал мне Сергей. — Да, — сказал я. — Очень холодно. — Да-да. — А будет еще холоднее. — Возможно. — Хорошо, что у меня есть финское термобелье. — Термо что? — Термобелье. Классная штука. Здорово утепляет, носишь с комфортом и в помещении не жарко. Я насторожился. — Ты что, рекламный агент? Они платят тебе процент от продаж? Сергей насторожился тоже. — Кто «они»? — Ну, финская мегакорпорация, производящая термобелье. — Нет. Но идея неплохая. Потом Сергей ушел, на какой-то сюжет. Кажется, его ждал лыжный кросс в парке. Я не знаю, что может быть хуже, чем лыжный кросс в парке. Наверное, только лыжный кросс на асфальте. Я тоже отправился на запись. Чиновничьи посиделки, две стороны подписывали какой-то никчемный документ. Вся процедура длилась от силы три минуты. Люди в дорогих костюмах сели за стол, чуть-чуть поговорили и поставили свои подписи под документами. Если на них и были кальсоны, то стоили они чертову кучу денег. В конце встрече я взял интервью у особенно напыщенного человека в костюме. — Мы подписали сегодня очень важное соглашение... Очень важное... На самом деле, его важность еще только предстоит оценить. — Отлично, — сказал я, — а о чем оно? Человек напрягся. — Об этом лучше спросить у Виталия Борисыча. И он куда-то ушел. Я принялся искать Виталия Борисыча, но не нашел. Я не уверен, что этот человек вообще существовал. Редактор попросил меня написать статью быстро, и я выполнил его просьбу. В этой статье было шесть абзацев, пять раз употреблялось слово «сотрудничество» и один раз — «дифференцированный». Часть материала я содрал из какой-то электронной энциклопедии. Думал, переписать своими словами, но стало лень, оставил как есть. Редактор сдержанно похвалил за оперативность. Я так и не понял, что за документы они подписали на этой встрече. Домой я пришел уже поздно. Стянул штаны, сел на диван, включил телевизор. Волшебным образом в моей левой руке оказалась бутылка пива. Рейнджерс играли с Питтсбургом, и Дубински впечатывал в борт этого ублюдка Мэтта Кука. Вошла жена. — Опять этот хоккей! И кальсоны... У меня уже не было сил их снимать. Я так и сидел в них, пялился в телевизор, сопел. Пиво давно выдохлось. Жена спала в другой комнате. Завтра должен был начаться новый день. ВЕЛИЧАЙШИЙ ИЗ НЫНЕ ЖИВУЩИХ ПИСАТЕЛЕЙ В феврале журнал со странным названием «Майские грезы» издал мой первый рассказ. Он находился аккурат между стихами, воспевающими климакс, и статьей одного литературоведа, в которой ставились в прямую зависимость фазы луны и социальная критика в стихах Пушкина. Что там говорить, я оказался в милой компании. Публикации я ждал так долго, что когда это случилось, ничего не почувствовал. Ни радости, ни страха, ни раздражения из-за того, что редактор выкинул какие-нибудь строчки. Я даже его не читал. Тут передо мной встал вопрос: а что дальше? Это был очень важный вопрос, ответ на который все не находился. Что дальше — я не знал. Возможно, дальше не существовало ничего. Вообще ничего. Понимаете? Я сидел в одной компании и попивал ром с колой. Вечеринка была шумной, и я бы с удовольствием дал деру, но мне, во-первых, было лень, а во-вторых, хотелось напиться. Бар находился на расстоянии вытянутой руки. Когда в стакане кончалась жидкость, я, не вставая с места, доставал бутылки и поочередно наливал из них в стакан. Лед давно растаял, лаймы кончились, кола выдохлась. Меня это не останавливало. С упорством орла, который выклевывал у Прометея печень, я мешал себе коктейли. После восьмого или девятого лонг-дринка ко мне подсела одна красотка. Ну то есть как красотка... Соображал я уже туго, и, откровенно говоря, некрасивых женщин для меня больше не существовало. Она танцевала где-то и села в соседнее кресло, чтобы, как она выразилась «промочить горло». В ее манере поведения действительно было что-то ковбойское. Пожалуй, она пересмотрела плохих романтических комедий. Я не спеша смешал колу с ромом и для нее. Она сделала глоток. — М-м-м... Какой-то странный вкус. — Наверное, слишком много рома. Могу добавить теплой колы или растаявшего льда. — А обслуживание тут ничего, — сказала она и рассмеялась. Я тоже улыбнулся. Она сделала еще один глоток и закинула голову, словно думая о чем-то. Ее светло-каштановые волосы стекали по плечам. Это был блестящий образец игры на публику. Я тут просканировал свои шансы на секс с ней. Выходило где-то процентов 75-80. Девушка была уже достаточно пьяна. Мы познакомились. Оказалось, она пришла сюда с подругой. Подруга уже ушла, бросив ее одну. Она здесь мало кого знала, и ей было «немного скучно». — Здесь слишком много людей в очках, — сказала она. Я украдкой огляделся. Никто очки не носил. Не знаю, может, это было образное выражение. И вдруг она огорошила меня. — А ты ведь писатель, верно? Пишешь рассказы, да? Честно говоря, я не люблю все эти разговоры обо мне. Я теряюсь и чувствую себя неловко. Но я был достаточно пьян, чтобы позиционировать себя как величайшего из ныне живущих писателей (ВНЖП, как я про себя говорил). — Да, — сказал я, — пишу. Света (да, ее так звали, черт возьми, совсем забыл) сделала еще глоток. — Я читаю твой блог. Иногда. — Классно. А я читаю твой? — Нет. Я добавила тебя в друзья, но ты меня добавлять не стал. Зазнался? — Вряд ли. Просто иногда руки не доходят... Тут я остановился. На языке у меня крутилась похабная шутка, по поводу того, до чего у меня доходят руки. Но я решил повременить. Рано показывать свое истинное лицо — уцененного поручика Ржевского. — Я тебе не верю, но прощаю тебя, — сказала Света. — Наверное, я бы тоже себя не добавила. ХОТЯ Я ТОЖЕ ПИШУ РАССКАЗЫ. Ах, вот оно что, девушка, оказывается, тоже пишет. — Как называется твой блог? Я добавлю его, — сказал я, роясь в кармане в поисках блокнота. Мне хотелось сделать девушке приятное. — Брось, — засмеялась она (правда, как-то натужно), — не нужно делать мне одолжения, уж я-то себе цену знаю. — Мне интересно. Правда. — Хорошо, — сказала она, — Психокислотная диско-пантера. — Ха-ха, — сказал я, — очень смешно. Девушка пристально посмотрела на меня. — Нет. Серьезно. Так называется мой блог. Психокислотная диско-пантера. Похоже, это была не шутка. — Неожиданное название, — сказал я. — Броское. — Ага. Я открыл блокнот и написал в нем: «Антон, пожалуйста, не спи с этой сукой, ради всего святого». — «Диско-пантера» пишется через дефис, — сказала Света. — Да-да. Я закрыл блокнот. — Готово. Она сделала еще глоток. — А рассказы у тебя ничего. — И у тебя тоже. — Ты же их не читал. — Но я уверен, что твои рассказы — ничего. — Спасибо. Сама я в этом не уверена. Она вздохнула и протянула мне пустой стакан. Я повторил трюк с ромом и колой. Смешал и себе. Колы осталось мало, и в стакане плавала какая-то бурая жидкость, похожая на машинное масло. — О чем мы говорили? — спросил я. — О тебе. Хотела бы почитать твой рассказ, который вышел в журнале. Он хороший? — Неплохой. — Я думаю, он хороший. — Он, безусловно, очень хороший. — А вот мои рассказы еще не скоро опубликуют. Она опять горестно вздохнула. — Не переживай. Упорство рано или поздно приведет тебя к нужной цели. — Надеюсь. Я хочу устроиться на литературные курсы. Хочу, чтобы мне показали пару приемов. — Идея благая. Я тоже ходил на такие курсы. — Ты чему-нибудь там научился? Я задумался. — Один человек сказал мне, что писатель должен делать две вещи: как можно больше читать и как можно больше писать. Я и раньше об этом знал, но услышать это снова было приятно. Девушка опять вздохнула. Я обратил внимание, что настроение у нее как-то портится. — А я мало читаю... — Начать никогда не поздно. — И пишу мало... — Поэтому ведь ты идешь на курсы. Она оживилась. — Да! У меня ни на что не хватает времени. Надеюсь, они научат меня писать быстро и... — Хорошо? — Хорошо. Да. И Весело. — Аминь! Мы замолчали. Света почти допила этот стакан. — Честно говоря, — сказала она, — у тебя хватает паршивых рассказов. Это было так неожиданно, что я едва не выплеснул ром изо рта. — Да? Ну, наверное... — Да-да. Есть хорошие. Но есть и так себе. А есть и просто плохие. Ты, откровенно говоря, не Уильям Фолкнер. Я развел руки в стороны. — Что правда, то правда. — Но все-таки что-то в тебе есть. — Изюминка? — Если бы ты был булкой, я бы сказала — изюминка. Но ты — хлеб. Она засмеялась и смеялась долго, запрокинув голову назад. Тут до меня стало доходить, что девушка очень сильно пьяна. Я расстроился. Секс стал менее реалистичен. — Ладно, — сказал я, ставя пустой стакан на полку, — пожалуй, я пойду. — Куда? — Домой. — У тебя дома хорошо? — Там тихо по крайней мере. — То есть все крутые писатели уходят в разгар вечеринки? — Не все. Но многие. — А знаешь, не такой уж ты и крутой писатель, — сказала она с вызовом. — Согласен. — Ты запятые не правильно расставляешь. — Есть такое дело. — И вообще у тебя стиля нет. — А откуда ему взяться? — Одного я не пойму — откуда у тебя такая гордыня? Я решил не отвечать, стал натягивать куртку. — Уходишь от разговора? — Ага. Я потом напишу об этом рассказ. Света улыбнулась. К ней словно вернулась трезвость. — Ты хороший писатель, Антон. Но как мужик — ты полное ничтожество. — Почему это? — Настоящий мужик уже давно пригласил бы меня к себе. — А если я джентльмен? — Ты не джентльмен. Ты — мудак. Что ж, с вечеринки мы ушли вместе. Спустя полтора часа у величайшего из ныне живущих писателей был величайший оргазм. А вот Света осталась мной не очень довольна. С утра мы проснулись с серьезной головной болью. Ее блог я добавил во френд-ленту, но так и не прочитал ни одного сообщения. Тот листок из блокнота я вырвал, он висит над моим рабочим столом. Когда я не знаю, о чем писать, я просто смотрю на него, и тема приходит сама собой. |
ГолосованиеВыберите название/тему следующего раздела проекта "Вещество"ЖурналыСИБИРСКИЕ ОГНИВРЕМЕНАКыштым-ГраниСОТЫВЕЩЕСТВОАРТИКЛЬДАЛЬНИЙ ВОСТОККОВЧЕГМОСТЫМЕНЕСТРЕЛЬПриокские зориВИТРАЖИДОНДРУГОЕ ПОЛУШАРИЕБАЛТИКА-КалининградНОВЫЙ СВЕТНАЧАЛОСлово-WordКольцо АЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРАДЕНЬ ПОЭЗИИЖурнал ПОэтовСВОЙ ВАРИАНТГРАФИТИНЫЕ БЕРЕГА VIERAAT RANNATЮЖНОЕ СИЯНИЕЛитературный ИерусалимЖурналы, публикация которых на сайте прекращена:Пятью пятьКочегаркаРусское вымяЕВРОПЕЙСКАЯ СЛОВЕСНОСТЬЕВРЕЙСКАЯ СТАРИНАЗДЕСЬЛитСредаЗаметки по еврейской историиСемь искусствЛиФФтОСОБНЯКСЕВЕРЛИТЕРАЧЕЛОВЕК НА ЗЕМЛЕЮЖНЫЙ УРАЛИЛЬЯСеверо-Муйские огниАРГАМАК-ТатарстанСлова, слова, словаЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАДВОРКИКАЗАНСКИЙ АЛЬМАНАХПять стихийЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАПИСКИГВИДЕОНИНФОРМПРОСТРАНСТВОСорокопутДЕРИБАСОВСКАЯ - РИШЕЛЬЕВСКАЯСТЕРЖЕНЬТело ПоэзииБАШНЯБЕЛЫЙ ВОРОН22ВОЛОГОДСКАЯ ЛИТЕРАТУРАНАШЕ ПОКОЛЕНИЕУРАЛРУССКАЯ ЖИЗНЬДЕТИ РАФУТУРУМ АРТАРТ-ШУМЛИТЕРА_DNEPRТРАМВАЙЧЕРНОВИКЗАПАСНИКЗИНЗИВЕРЫшшо ОдынПРЕМИЯ ПБЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫЛИКБЕЗЗНАКИ11:33ВАСИЛИСКДЕНЬ И НОЧЬУРАЛ-ТРАНЗИТНОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬАЛЬТЕРНАЦИЯ |