Роман Файзуллин

Черная машина. Повесть

I


  Это были первые дни весны. Слабое мартовское солнце местами подтапливало залежавшийся с зимы грязный снег. По улице тяжелой, уставшей походкой шел человек. Молодой или старый, так сразу и не скажешь. На лице недельная щетина, длинный локон грязных волос выдавался из-за серого капюшона его куртки. Белки глаз слегка воспалены и сами глаза, их вид, в общем, говорит о глубокой утомленности их владельца. Словом, фрустрация на лицо.
- О, привет Вадим. Как дела,- обратился к нему человек невысокий человек.
- Да не очень. В запое…за водкой иду, - ответил он.
  У Вадима есть девушка, светлая, добрая и мудрая, из редчайшего числа тех, за которых во времена классики мужчины стрелялись на дуэлях. Они любят друг друга. Не просто «любят», а действительно «ЛЮБЯТ». Но из-за того, что он не может найти своего места в жизни и из-за его привязанности к алкоголю они часто ругаются и поразительно страдают. Страдают обои. Одновременно. Синхронно.
Она всею душою хочет, что бы для их двоих было как лучше, а он совсем не знает, что делать.
- А из-за чего зАпил?
- Не знаю. С любимой поругался…
На самом же деле, он поругался из-за того, что запил, а не наоборот, как ему хочется думать.
- Вот, Она.-  протянул он кожаное портмоне Furstenborn, которое подарила ему его возлюбленная. Внутри была вложена фотография.
- Красивая. Любишь?
- Больше всего, что возможно.
При этих словах глаза его заблестели робкой детской радостью. Он сделал паузу и через минуту - другую продолжил:
- Выпить хочешь?
- Нет, - улыбнувшись, ответил Василий.
Василий живет на соседней улиц. Они редко пересекаются с Вадимом. У этих людей совсем разные жизни и отношения к ней, но что-то роднит их, и каждая такая встреча вызывает неподдельную улыбку на лицах обоих. Работает Василий редактором в местной газете. Девушки у него нет. Живет один. Вся жизнь его наполнена работой и научной работой.
- Если будешь пить, люди перестанут тебя уважать.
- И ты? – с ухмылкой посмотрел Вадим Василию в глаза.
- И я, - улыбнулся тот, - а потом ты умрешь никем.
- Я уже умер, - Вадим больше не ухмылялся. Лицо его стало серьезным. Василий ничего не ответил. На этом они простились и каждый пошел по своим делам.
Вадим взял бутылку водки, два мандарина, стаканчик и направился во двор. Там встретил Леху,   местного алкоголика, бывшего профессионального спортсмена, зека и вполне неплохого собеседника, если быть уже довольно пьяным.
- Будешь?- предложил Вадим
- Буду. – Согласился Леха и они пошли в подъезд. Домой Вадим не водит кого угодно, поскольку там вполне чисто и имеется не мало житейских ценностей, наподобие компьютера, домашнего кинотеатра, микроволновки и прочего. И вообще, Леха из тех, кого по - пьяни может заклинить, и тогда может наступить пиздец. У него в голове постоянная  готовность к атаке.  И незапланированных боевых действий в собственной квартире Вадиму хотелось бы меньше всего.
  Они встали на втором этаже. Расстелили газетку с рекламой, которые имеются в избытке в любом подъезде. Почистили мандарин. Выпили по одной. Через минуту повторили и стали говорить. Говорить о какой – то чепухе, как это всегда бывает при таких обстоятельствах. Философствовать на пустом месте Вадим не любит. А когда пьет, то не любит особенно. Философствующий алкоголик, это еще противнее, чем просто алкоголик. Вадиму куда приятнее послушать, рассказы Лехи о его криминальном прошлом. Узнать кое – какие особенности тюремной жизни. Опустили бы его? Как бы приняли такого как он? Что происходит с человеком, который заезжает на зону впервые? Все это ему интересно.
  Алексей рассказал в подробностях.
- Просто так, - сказал он, - никого не опускают там, и вообще через хуй сейчас не наказывают. Но тебе то зачем знать? Ты туда не попадешь.
- Мне все – равно это интересно, - поправил Вадим.
- Когда мне книгу свою подаришь? – спросил Леха.
- Не знаю, - ответил Вадим, - ее еще написать надо, а у меня в последнее время совсем ничего не пишется.
- У тебя в министерстве спорта никого? – сам не зная зачем, спросил Вадим.
- Нет, - ответил Алеша, - давно то было, - и стал рассказывать, как ТО было.
За разговором водка подошла к концу. Вадим нарыл в карманах 100 р. Решили взять еще одну бутылку дешевой водки, а не две самогонки, как хотелось бы Лехе, потому что самогонка, как считает Вадим, это уж совсем печально. Леша обтер выпитую бутылку носовым платком, выбросил в форточку и они пошли за добавкой.
  На выходе из магазина Вадим нечаянно задел плечом одного юношу стоящего со своими товарищами( человек 5-6). Извинился. А Леша и вовсе послал их нахуй и очень заковыристо предложил идти по добру по здорову, пока он им всех не положил, от чего Вадим истерически хихикнул. Кто - то из толпы послал его в ответ. Они явно не хотели выходить проигравшими из сложившейся ситуации.
- Ну, тогда, поехали, - сказал Леха и в считанные секунды положил всех. Он сделал это красиво. Как в кино.
- Красиво, как в кино, - сказал ему Вадим уже в подъезде, - давно телевизор не смотрел.
- Пиздюков учить надо, - заключил Леха.

*************************

  Ирина сидела в подсобном помещении. В изящных пальчиках левой ее руки был зажат мобильник. Она плакала. Только что прошла ревизия, недосчитались трех платьев, но расстраивалась так она не по этому поводу.
- Ирина?- дверь в подсобку приоткрылась. – Ой, прости. Ты чего?
- Ничего, все нормально.
- Там товар на склад привезли, надо принять по накладным.
- Хорошо Юля. Ты иди, я сейчас буду.
  Девушка вытерла потекшую туш, выпила пол стакана воды с корвололом и пошла на склад. Многие охранники в торговом гипер-центре смотрят на неё с недовольством. Сотрят так, как смотрела бы пнутая под зад шавка на породистого кабеля. Ни с кем из них она не разговаривает. Не разговаривает и не здаровывается.
Красотой эта девушка обладает весьма непосредственной, редкой, отнюдь не смазливой. Красотой, про которую говорят, - истинная. Т.е. глубокая, духовная, исходящая из самых недр тонкой и сложной конституции сила. И гордость. Гордость, которая всегда  при ней. Всем своим природным взглядом эта девушка говорит: «Не подходи. Нахуй пошел!!» А послать действительно может, и при необходимости совсем не мягко. Послать так, что и у самого хаблистого хера уши завянут. Все это в сумме: красота + откровенная неподступность рождает ненависть и зависть всем такого всем известного слоя, как мещане. Впрочем, как и всех остальных.

  Грустная девушка с бейджиком «управлящий» приняла товар. Внимательно все посчитала. Расписалась в накладных. Отдала распоряжения, что из вещей оставить, а что отнести в магазин, развесить на витринах. Когда все ушли она принялась звонить по мобильному.

**************************
- Алло, да?- едва ворочающимся языком ответил Вадим.
- Ты где? !
- Я у сосс-седа…
В вдалеке слышался пьяный женский голос вперемешку с не менее пьяным мужским. Слов было не разобрать, но было явно, что назревает нешуточная потасовка или как минимум между людьми видеться лихой спор.
- Иди домой. Прошу, иди домой Вадим, - изо всех сил просил из трубки нежный женский голос.
- Да, хорошо, сейчас пойду, - с трудом пробормотал он и, не закончив разговора, положил мобильник в карман джинс.
На кухни владелец квартиры, мужичишка седых волос и хилого тела старательно посылал на хуй женщину раза в два моложе его и во столько же пьянее. Лет эдак сорок с небольшим, можно было дать этой бухой в доску разухабистой бабе.
- Сынок, - обратился старичек к Вадиму, - это кто такая?
- Это Нина, проститутская мамка, - недолго думая ответил Вадим. Мамка удивленно сморщила лицо, посмотрела на Вадима, сложила губы в трубочку и поднесла к ним указательный палец, всем своим видом показывая, что тот выдает ненужную уму пенсионера информацию.
- А что ты не проституток начальница разве? – видя, что тем самым ставим даму в неудобное положение перед малознакомым ей пожилым мужчиной, смеясь повторил Вадим.
К слову сказать, она и в правду промышляла тем, что поставляла дешевых мандавошек малообеспеченной части граждан. За вполне умеренную цену. Настолько умеренную, что иногда платой за отсос было просто несколько бутылок водки. Конечно, при таком раскладе и качество проститутки оставляло желать лучшего. Это были даже не проститутки, а просто шлюхи. Но это, ни коем образом не заботило, как и не касалось главного героя рассказываемой истории. Не касалось, поскольку он, никогда не пользовался ими. Не перил он и без любви тех, кто по - лучше. Не хотелось.
- А ты кту такоой? – спрашивала округлив глаза в конец опьяневшая Нина.
- Я сын Григория Матвеича! – указывая на пенсионера гордо ответил Вадим.
- Он мой сын! Сын! Мой сыыын!!!– подхватил дедушка.
- Я у себя дома!
Старик все больше и больше выходил из себя. Его трясло.
- Он сын, он у себя дома! А ты иди на….-
Женщина сняла сапоги( до сих пор она находилась в них) и держась за стены, медленно, едва волоча ноги проследовала в зал. В зале она остановилась у дивана. Ее глаза были стеклянными. Зрачки двигались медленно. Она осмотрела ложе. И громко рыгнув, улеглась всею тушею на лежанку, мгновенно провалившись в  глубокий алкоголический сон.

******************************
- Ирина, ну я пойду? Мы с Женькой в кино собирались…
- Да, конечно, я одна здесь управлюсь. Иди Юличка.
- Пока… .И, не расстраивайся ты так сильно. Все образуется…
- Спасибо Юличка. Спасибо.
- Не расстраивайся. Ну, все, я пойду.
- До завтра.

На улице, Юлю,  продавца – консультанта магазина модной женской одежды «Фатима» ждал Залупнев, - потрепанного вида здоровенный парень. Лицо у него было крепким и круглым, а руки мозолистыми и здоровыми. Залупневу двадцать четыре, но на вид можно дать все 30. Он небрежно поцеловал её:
- Привет Юлька!
- Привет Женька!
Они взялись за руки. Он еще раз поцеловал ее, и они быстро зашагали к ближайшей остановке.

«Кино кином, - думала Юля, - но мы еще разу не трахались с ним, а знакомы уже два месяца. Правда, с какого именно времени их положение из «знакомых» перешло во «встречающихся» ей и самой было не совсем ясно. Расплывчато как-то все и неопределенно виделось барышне. И при том, - продолжила она размышление, - я только вчера наконец-то, порвала с Серегой, о котором Женя разумеется ничего не знал и не знает»
Это размышления заводили Юлю в тупик, и она решила не думать над этим вовсе, что бы за зря не раздражать свой и без того уставший от рабочего дня мозг.

«Все – равно, - думала она, - все само собой разрулится, как это всегда было. Как это всегда и бывает»

Тут рассказчик сделает паузу и внесет небольшую поправку в неосознанное размышление персонажа.

«Как это всегда и бывает» с такими девушками, а правильнее сказать– людьми, поскольку пол тут не имеет никакого значения, - данной нравственной категории, слоя, класса. У которых  жизненная позиция, установка на допустимость половых «отношений», отличии от общности, и прочие движения души, совести и сознания поставлены на самотек. И никакого особого духовного контроля  и проверки на вшивость, как таковой не существует. Проще говоря, эти люди по жизни особо не парятся и все у них в норме. Но нам незачем останавливаться над этим и мы пойдем дальше. Поскольку суть данной истории концентрируется совсем не на этом.

***********************
А тем временем прошли уже сутки, если не больше, а тело главного героя, - Вадима, так и оставалось находиться  в соседской квартире. Лежало оно и тяжело посапывало на диване. С кухни доносился дикий гомон. Прибыла новая смена, из спивающихся и порядком покоцаных жизнью людей. Народ веселился. Продолжалась пьянка.

- Здарова братан, - полез обниматься Толя, когда Вадим шатко остановился в дверях кухни.
- Здорово, - ответил Вадим и одобрительно приобнял в ответ.
Они сидели час или два. Там были кто-то еще, двое. Их лица совсем не различались. Вадим подумал о даунах. Ну, наверное, все вы замечали, что у «них» нет явного различия в чертах лица. Именно «лица», а не «лиц», поскольку, где бы они не появлялись, они неминуемо сольются в одну серую массу. Эти люди, которые ведут праздный образ жизни и постоянно пьют. Но Вадим всегда при знакомстве с такими, изо всех сил пытался разглядеть в них что-то не чуждое себе, человеческое. Дабы при общение, хоть немного согреть их темные души.
Пили много. Пили водку, а после уже неизвестно чего пили. Было наплевать.
- го питух жареный в жопу еще не клюнул, - сказал Шригорий Матвеич, указывая на Вадима.
- Ему надо в армию сходить! – заключил один из троих.
- А раком мне не встать для пущей убедительности, что я мужик?- спросил их всех Вадим.
- Нуу, - стал отнекиваться тот, - зачем так грубо?
- Он же скотина! – вскрикнул внезапно Григорий Матвеич, и залепил оплеуху Вадиму. А тот, только задорно засмеялся и сказал:
- Ну, Григорий Матвеич, въебите мне еще, если вам от этого полегчает.
Для него, такое поведение бедного старика было вполне привычным и он реагировал на это смехом. Но для вновь прибывших, то это было не понятно. И они вполне могли кинуться на подмогу хозяину квартиры, который, не по дружескому расположению, по старческому – алкогольному маразму, любезно давал им деньги на выпивку.
Вместо того, чтобы выполнить просьбу-пожелание, замученный доживанием, а правильнее будет сказать «дожёвыванием» жизни пенсионер принялся активно поливать паренька бранью. Вадим понял, что настало время уходить. Он встал и направился к выходу. Надел ботинки, куртку. И, прежде чем выйти произнес следующий монолог:
- Знаете что, Григорий Матвеич? Идите вы на хуй Григорий Матвеич. Старый вы козел. Меня  это все заебло. – говорил, а на глазах наворачивались слезы, слезы сочувствия и сострадания. Будто и вправду с отцом он прощается, и если не на век, то на половину, как минимум.
-Это ад, весь этот конченный и прожженный, испепеляющий меня духовно смрад. – продолжал он. - Это все не мое, чужое. Пришедшее в меня откуда-то со стороны, извне. Это собственно и не я истинный с вами сейчас говорю, а я подделка. Но есть одно «Но», там снаружи, меня ждет нечто прекрасное и дорогое мне. И значит, я выйду из этого, хоть и полюбившегося мне, но мерзкого и грязного помещения.
Сидящие на кухни казалось, не обращали на его речь и ораторские способности никакого внимания, они были заняты, водку пили. Вроде бы и сам старик потерял уже всяикй интерес к «сыну». Но, тут он неожиданно повернулся к в его сторону и желчно выплюнул в след:
- Так кто же ты такой?
- Ник Билейн, - не оборачиваясь, ответил Вадим и через секунду добавил, - или Гарри Мартел*.
После чего сделал шаг и окончательно вышел. На самом деле всей своей унижающей деда речи Вадим возможно и не произносил вслух, а только лишь подумал. А вот Ник Билейн безусловно имел место быть, впрочем, как и Гарри Мартел.
  Так началась, если только конечно, считать данную историю правдой,  в чем у меня лично, как и у вас, уважаемые читатели нет причин сомневаться, - новая жизнь главного героя.

II

На следующее утро он проснулся с ломотой и болью во всем теле. Дикая жажда. Осознание. Вина. Побег… Страх то накатывал, то отступал. Сердце колотилось, как бешенное и не утихало. Бросало и в жар и в холод. Тяжелое похмелье. Отходняк.
На алкоголика в такой период особенно накатывает необъяснимый страх. Депрессия. Сняться дикие кошмары. Спать панически страшно. Отличить явь от сновидения порой невозможно.
Выпив огромную кружку холодной воды, первое, что он сделал, написал Ей, что любит. И что теперь все будет по - другому. И что он очень виноват. Написал, а потом тут же позвонил.
- Я люблю тебя, - сказал он сквозь слезы, - я все понимаю. Какое зло я тебе причинил…Какое же я…
- Приедь счас - же ко мне на работу, - только и ответила Ирина. В голосе ее слышалась проснувшаяся светлая теплота и  радость. Счастье любимой женщины, радующейся возвращению из далекого рейса своего мужчины. Вадим принял душ. Второпях побрился. Надел чистую одежду и со всех ног побежал к ней.

   Ирина улыбнулась, увидев его измученное, исхудавшее, с пожелтевшими белками глаз, но такое родное лицо. Он прошел в подсобку. Скинул куртку. Хлебнул воды из стоящей на столе пластиковой бутылки и вернулся с ней.
   Смотрели они в глаза друг другу и казалось, ничего больше нет помимо этих двоих. Ни грязи. Ни ненависти. Ни людей. Ни проблем. Ни какой окружающей реальности. Ни плохого - ни хорошего, только они, эти счастливые в этом несчастном мире.
   Шли они, домой, непрестанно обнимаясь и целуясь на каждом шагу.
- Ты, наверное, ничего не ел?
- Да, но я мне и не хочется пока…
- У меня с собой только апельсин.
Ирина достала из сумочки апельсин. Почистила. И разделяя на дольки прямо на улице стала кормить Вадима. Некоторые прохожие останавливали взгляд на этой картине. Молодая красивая девушка сует в рот дольки апельсина юноше, а тот иной раз слегка отнекивается, прежде чем съесть. Все это выглядело трогательно. Романтично. Прекрасно.
- Со стороны это, наверное, выглядит глупо, - сказал Вадим, дожевывая последнюю дольку.
- Да мне плевать, как это выглядит со стороны! – закричала Ирина, - Я люблю тебя! – и повисла у него на шее крепко обняв.

*********************************
«Каждый год, в этот день я отмечаю свои похороны» - написал он с воем ЖЖ. Закрыл все окна. Выключил компьютер. Сделал пару глубоких вдохов. Достал дневник, который он ведет с семнадцати лет и принялся что-то в нем записывать.
За окном было темно. С улицы доносились грязные крики оборзевшей готопоты. Гудели последние троллейбусы. Капли талого снега падали и ударялись о карниз. Город засыпал. А вот Александру спать совсем не хотелось. Он достал бутылку кагора. Налил рюмочку и выпил. После чего немного посмотрел на нее. Ухмыльнулся. Тяжело вздохнул и убрал проч.

*********************************
- Дядь Гриш, дай еще на пузырь.
- Сколько тебе?
- Ну, на пузырь. А тебе что взять?
- Мне пива.
- На, у меня только крупные, - пенсионер протянул обросшему мужчине уголовного вида тысячерублевую купюру. Тот бегающими глазками взглянул на денежку, как кладоискатель на найденные сокровища. Схватил трясущимися руками купюру. Нервно произнес:
- Я сейчас, - и быстро ушел, не сказав не слова.
На улице местные забулдыги во всю шакалили мелочь у всех, кто проходил мимо. Соображали на шкалик самогона, а если повезет то и на пол-литра
- У тебя че нибудь есть?
- Есть. Я в магазин, дядя Гриша отправил. Идите к нему, я туда приду.
- Ты это, долго не ходи.
- Да недолго я. Тут в магазин за углом.
- Много дал?
- На две бытулки.
- Возьми сигареты.
- Если останется, возьму.

**********************************
- Я хочу, чтобы ты восстановился в вузе. Чтобы снова писать начал. Чтобы устроился наконец на работу. Чтобы все плохое закончилось уже!
- Восстановлюсь и устроюсь. Но писать… Ты, же знаешь, я давно похоронил это навсегда. Я бездарен. Ничего не будет. Меня никогда не опубликуют.
- Ты смирился, а не похоронил. Смирился из-за страха, что ты никогда не станешь великим писателем. Но ведь и попыток, как таковых ты не делал. Что ты сделал для этого? Написал пару рассказов и две повести? Съездил на несколько форумов и забыл все, от того, что тебя перестали приглашать и печатать в мелких местных газетенках?
- Ты же знаешь, что все упирается в то, что у меня просто нет дара…
- Я могу отличить талантливый текст от бездарного, - литературу от того, что к этому никакого отношения не имеет. Ты не бездарен. Ты просто лентяй и трус. И еще я считаю тебя самым гениальным. И что ты просто не имеешь права зарывать все это в дерьмо. Разве этого тебе мало?! Стань писателем, ради меня!
Он улыбнулся так. На глазах его навернулись слезы умиления.
- Этого достаточно, - сказал он, гладя ее волосы. Стал целовать ее лицо..- Этого более чем достаточно. Помнишь, когда-то я начинал одну крупную вещь?
- Да, но ты же все стер, когда мы в очередной раз поругались?
- Нет, недописанный роман остался целым. И я продолжу работу над ним.
- Иди ужин готовь, - улыбнулась она, - я очень проголодалась.
- Иду, - улыбнулся в ответ он, - а ты пока поваляйся. Он поцеловал ее нежно в губы. Надел джинсы и вышел из спальни.
  Готовить Вадим любит, и, как правило, получается у него это просто замечательно. Но собственно не в этом дело. Ирина бы с удовольствием ела и то, к чему в мирное время она бы и не притронулась. Например, гречневую кашу с подливом, которую она терпеть не может. Ей важно, что это приготовлено руками ее любимого, человека ради которого она готова жить и побеждать. Человека, ради которого «всё».
  Совместный утренний обед у этой пары – целая церемония. Сперва он укладывает все по своим местам, чинно и важно, - вилка слева, нож справа(если приготовлено мясо). Сервирует блюда зеленью и прочими снадобьями. Красиво укладывает фрукты. При наличии ставит цветы на середину стола в специальную изящную, служащую для этой цели вазу. И лишь потом зовет свою богиню к столу. Та делает патягушки, зевает и мило улыбается заспанным личиком. Будет не лишним заметить и такую немаловажную деталь, что если приготовление пищи(по обоюдному желанию обоих) выпадет на темное время суток, будь то ночь, или раннее зимнее утро, то Вадим даже не смеет включить света при приготовлении. Все манипуляции совершает тихо, едва слышно, как мышка, дабы не тревожить тем сон возлюбленной.
  За трапезой влюбленные, как это обычно и бывает непрестанно улыбались и то и дело кормили друг друга с ложки(вилки). Обсуждали от самого насущного, например, что Ирине необходимо сходить в салон сегодня и отпечатать диплом, так как в домашних условиях этого сделать не получиться, поскольку в последний раз, когда они ругались Вадим разбил(не специально) принтер. До более возвышенного и отвлеченного, уходящего далеко, в пока еще несостоявшееся будущее. Например, создание приюта для бездомных животных или - же школы дизайнеров для одаренных детей с обостренными творческими способностями. Все это конечно подразумевало, что этим двум придется проделать еще не малый путь по раскручиванию и наращиванию своего направления в жизни. Все это конечно было еще только теорией. Мечтами. Но кто сказал, что им не суждено сбыться? Если в венах их кипит жизнь, а в глазах играет страсть к свершениям!
   На улице во – всю в унисон этим двоим, расцветала весна. Тут и там бежали ручейки талой воды. Открывшиеся участки асфальта давали ощущение  уже вот-вот подкрадывающегося лета. Редкая борзая гопота попадающаяся на пути бросала недовольные взгляды на этих источающих счастье. Другие же только искренне, а порой и явно радовались им. Выражалось это, конечно – же,  в открытой улыбке. А в чем же еще. Разве не показатель чистого сердца и просветленного в данный момент сознания, не что иное, как просто бескорыстная улыбка совершенно незнакомого человека?
А тем временем, пока в точке А происходили весьма прекрасные и для кого-то даже удивительно непонятные вещи, в какой-нибудь точке Т может происходили диаметрально противоположные по настроению и насыщенности явления. Несущие совсем иное, темное, если так можно выразиться значение. Явления, которые, так или иначе, являются частью этой – же жизни.
  Такая она, жизнь. Не плохая и не хорошая в сущности. Просто Жизнь, со всеми из этого вытекающими.

III


За окном моросил дождь, дул ветер и ветки деревьев то и дело ударялись о мокрое стекло издавая глухое: «тук-тук»
«…ты только живи и я буду жить. И ничего со мной не случиться, покуда с тобой все будет хорошо. Я буду жить, как жил и ни к кому не прикоснусь и никто не прикоснется ко мне. Никогда никто. Ты только, пожалуйста, живи. Живи и береги себя, как самую великую ценность, которая только возможна на свете, ибо ты и есть самая великая ценность, которая только возможна на белом свете. И ни в чем себя не вини, ты не в чем не виновата. А виноват тот, кто был «до», до того, как ты проснулась и увидела…
Я буду всегда с тобой. Где бы я ни был, я всегда с тобой, помни и грейся этой правдою, больше которой, наверное, не найдется ничего в этом паскудном мире…»

Василий лежал на кровати. Дрожал прижимая к губам фотографию. Слезы стекали по его лицу. Впитывались в подушку. Испарялись. Он что-то шептал. Неустанно целовал снимок.  Бормотал несуразицу.
Прошло несколько часов, прежде чем он успокоился и приподнялся с постели. Сел. Какое – то время находился неподвижно в таком положении. Потом встал. Подошел к письменному столу. Положил фотокарточку во второй ящик. Сделал запись в дневнике. Выпил две таблетки снотворного и крепко заснул.
На следующий день он как обычно пошел на работу. Сонный. Обессиленный. Но с желанием делать что-то хорошее. Ему предстояло разобрать целую кипу писем. Писем от пенсионеров у. в.о.в., которые жалуются в газету, что у них отключают воду. Писем от бездарных поэтов, возомнивших себя писателями. От просто сумасшедших. И от многих-многих других обычных и ничем непримечательных. Кому то из них он иногда, даже отвечал, если находил текст интересным, или же жалоба пострадавшего действительно имела вес и ему, - пострадавшему требовалась помощь.
Приближался праздник великой победы.9 Мая. Василию требовалось подготовить не хилую статью о каком – ни будь герое Велико Отечественной совершившим невиданный подвиг.
  О ком писать статью – рассказ, он совершенно не знал. В их маленьком городке было не так - то много героев. И о тех мало кто слышал. И тут, по волею случая ему попалось письмо от некого Григория Матвеича. В письме он жаловался, что немцы к нему приходят до сих пор. Что от них очень воняет, и они просят дать им денег на водку. И что соседи, тоже козлы те еще, до одиннадцати часов ежедневно долбят стены. У них ремонт уже третий месяц, как не заканчивается. А у него между прочем три медали за отвагу, пурпурный крест и геморрой в старой жопе.
Он посмотрел на адрес указанный на конверте. Старик – герой жил совсем не далеко от Василия, буквально через дом.
Надо же, совсем рядом, - подумал он. - Но на голову дедушка явно болен. Неизвестно что от него ожидать… Ничего, в любом случае материал богатый и думаю, вполне подходящий. Поэтому не стоит терять времени - заключил он, и отправился по адресу указанному на заляпанном чем-то желтым конверте.

Дверь открыл старик. Потрепанный. С взъерошенными волосами. Что удивительно, несмотря на весьма преклонный возраст волосы на голове были все, т.е. он не полысел, как предполагала бы того человеческая физиология. На нем была грязная майка. Древнее трико с пузырящимися коленками и двух – линзовые очки.
- Это такие очки, чтобы хуй отличать от кочки, - пояснил пенсинер.
Еще на входе Василий ощутил сильный запах старой устоявшейся мочи. Аммиак кувалдой ударил ему в нос. Он поперхнулся, но все – же поздоровался и представился, не показав виду.

- Аа!- закричал восторженно  Григорий Матвеевич, - Это вы!? Проходите! Я вас ждал!
- Неужели? – удивился Василий.
- Да, конечно – же, я знал, что вы придете.
- Да откуда - же?- удивленно улыбался Василий.
- Я много слышал о вас! Вы хороший человек!
Василий подумал было, что старик бредит, но потом вспомнил о хвалебной статье, о нем, как о выдающемся передовике-редакторе и подающем надежды политологе, вышедшей месяцем ранее.
- Аа, - протянул Василий, - вы, наверное, о статье?
- Да, именно, я читал о вас в газете. Вас все хвалят. Вы хороший.
Старик на удивление бойко говорил для его восьмидесяти пяти и обращался к гостю исключительно на «Вы», и никак не «сынок» или тому подобное.
   Он пригласил Василия на кухню. У батареи в три шеренги стояли пивные бутылки. Там где, по всей видимости, должно было находиться помойное ведро, под раковиной, все аккуратно было заставлено так – же бутылками, но уже водочными.
- Дедушка любит порядок, - подумал Василий.
На подоконнике стояла трехлитровая банка с мутной водой. На поверхности барахтались полуживые головастики. Подойдя и приглядевшись, Василий понял, это погибающие Гуппи. По первому же, отдаленному взгляду они напомнили ему именно головастиков. Впрочем, он был близорук и этим все объяснялось.
   Григорий Матвеевич поставил чайник. Принесенные коньяк и конфеты оказались кстати. К этому времени чуткий нос Василия уже порядком пообвыкся с запахом санья и можно было не прикрывать его платком, уповая на злосчастный насморк.
- Расскажите, как вы начали свою трудовую деятельность, как воевали и с чего вообще все началось Григорий Матвеевич? – начал свою работу Василий, отхлебнув чефира из железной чашки.
- Ох, - протянул Григорий Матвеич, и по - сему было ясно, что предстоит нешуточный монолог. – Работать я начал в тринадцать лет учеником кузнеца, хотя страстно мечтал, быть подмастерьем какого – нибудь великого художника. Знаете, как раньше было, всю основную работу художника по картине выполняет подмастерье. Художник только последние мазки делает и роспись ставит. Хотел я быть и художником но, война – сука. Пришлось стать маляром.
- Вы же только что сказали, что начинали учеником кузнеца?
- Это сначала. Учеником кузнеца проработал я год. Потом пошел маляром в местное училище. После работал и свинопасом и на фабрике ткацкой. В шестнадцать лет у меня уже корочка была по пятому разряду, на слесаря. Если требовалось, я резьбу на трубах в ручную накручивал. Никакой специальной техники не было.
Кушать было нечего. Прошлогоднюю картошку по весне откапаем на огороде, растолчем и едим. Нечего было кушать. Так и жили. Слава богу, мать на мясокомбинате работала, колбаса то всегда была и мясо. Мясо было – хлеба не было! Как это все без хлеба есть? Нечего было есть. Есть, было, нечего.
А еще мы фильмы возили. Я помощником был. Три рубля с человека за сеанс кинопоказа брали. По всем поселкам и деревням ездили. А ленты тяжелые большие круглые. Я худенький, мелкий, голодный и все на себе, на лошади возили. Реку переплываем, мне старший говорит, - сам утони, но киноленты спаси. В случае чего. Если тонуть будем.А они тяжеленные собаки, уж если тонуть будешь, то бросишь все и сам спасаться станешь. Не до них будет. После меня в армию призвали. В МВД. У меня не хватало одного сантиметра, - нужно было 1,70, а у меня было 1,69. Они сказали, что пока буду ехать, вырасту. И отправили меня на службу в Ташкент, зеков охранять. Отслужив пол - года, я понял, что началась война, так как меня направили рядовым защищать родину. Сталина мы тогда все любили. Тогда любили, теперь не любим. Мы ег больше не боимся. Я то своим мозгом, своим куриным(на этом слове рассказывающий  делал упор). Куриным своим мозгом понимал, что-то здесь не так, какое-то заподло в этом культивировании зарыто, но молчал. Поперед всех морду из норы высовывать не привык.
По мере того, как старик пил, речь его становилась все более и более бессвязной. Но говорил он громко. Каждое слово выкрикивал во всю глотку.
- …вот в 43- ем мы имям дали! Нас за языком послали, а я дурак молодой еще был, языка то захватил, но так отмудохал я немца, что на допрос в тыл приволок труп. А после, когда мы Берлин брали, мне медаль за отвагу дали и пурпурную звезду, там же получил. Сейчас я тебе покажу.
Старик повел Василия в спальню. Там маленьким ключиком открыл большой сундук, стоявший не поодаль от койки. Стал шарить рукой в сундуке.
- Что – такое?
- Что Григорий Матвеич?
- Да подожди ты! Сей - час найду…
Пенсионер продолжал шарить в поисках медалей.
- Куда – же делись мои медали? – спрашивал сам себя Григорий Матвеич и тут- же предполагал: «Неужто спиздили?»
- Да не надо Григорий Матвеич, я вам верю, - успокаивал Василий, - мне не нужны подтверждения. Вы в нашем городе на всю область известны, как герой.
- Да подожди ты, - фырчал тот, - я же тебе показать хотел.
После продолжительных поисков кулек с регалиями все – же нашелся. Взору Василия предстала целая куча медалей и знаков отличия. Так – же к ним прилагался весьма увесистый куль с фотография времен войны. На них Григорий Матвеич был в форме, из -под которой выдавалась могучая мускулатура. А гордое, упругое лицо молодого тогда еще бойца украшали роскошные гусарские усы.
- Это я перед первым боем, волнуюсь еще, - рассказывал историю снимков ветеран, - а это, - показал он на другое фото, - после того, как первое ранение получил…
Хотя память Василия и позволяла ему запомнить дословно все, что рассказывал старик, он все же дублировал текст на бумагу, в свой рабочий блокнот. Он записывал абсолютно все, что говорил Григорий Матвеевич по поводу войны.
- Я вижу сынок, тебя что – то гложет, болит у тебя что-то и не проходит, - сказал Григорий Матвеич, внезапно прервав свой рассказ о войне.- Что у тебя болит, сынок?
Василий улыбнулся. Тяжело вздохнул. Мокнул кусок рафинада впитавшего себя пары аммиака в чай. Проглотил кусок и ответил: «Знаете, я бы сказал, что у меня болит душа, но ее у меня давно нет. Поэтому, даже не знаю, что именно у меня болит…»
- Я понял тебя сынок. Ничего, пройдет, как любовь к жестокости, устанет и пройдет, только подожди…
- Конечно, - улыбнулся Василий, - вместе со мной, а может быть, уже…
На этом они простились. Василий поблагодарил Григория Матвеевича и пообещал захаживать в гости, по мере того, как у него будет свободное время, которого ему катастрофически не хватает.
Сразу же после ухода Василия пенсионер зашел в туалет, сел на закрытый унитаз и хорошенько надул себе в штаны. После непонимающе посмотрел на мокрые ноги. Издал  что-то отдаленно похожее на: «Ох, ты…епт» и уснул здесь же. Так что можно сказать, что Василий ушел вовремя. Ему повезло.
  Выйдя из подъезда, он всеми легкими вдохнул свежего летнего воздуха. Постоял. Посмотрел в небо. Погода была замечательная и порядком измотанный, длительным общением с престарелым воином журналист решил прогуляться по аллее, прежде чем вернуться домой и снова тяжело не уснуть до самого утра.
Из-за усталости, или от крепкого чая с коньяком, или и от того и от другого сразу сознание у Василия спуталось и всего его тянуло в сон.
  У памятника неизвестному солдату стояла девушка, совсем юная, на вид лет 17-18. Длинные густые волосы выкрашены в черный, на ушах серьги в виде перевернутых крестов, - изумительная, готичная, просто куколка. Взгляд глубокий, пронизывающий тебя до самых холодных недр души твоей. Смотрит и выковыривает. От такой ничего не скроешь.
  Она ждала большую черную машину. В машине сидел зрелый и умудренный жизнью мужчина. Ее «папик». Хороший в сущности «папик». Делает все что она захочет, как может, как уж получается, но старается. Изо всех сил старается.Она ненавидит его. Он хочет, чтобы она стала его женой. Раз в неделю или реже, они едут к нему домой и она позволяет ему перить себя. Их обоих смущает разница в возрасте. Смущает, но не на столько, чтобы отказаться  от услуг друг друга.
  Василий знал все, но поделать ничего не мог. Потому что нельзя изменить уже произошедшее. И это повторялось из года в год, который раз перед глазами его прокручивалась данная картина великого падения истины. Неравный бой между злом и добром, где неминуемо проигрывают обе стороны.
  Что-то закололо у Василия в груди. Он не выдержал и подошел к девушке.
- Ну, здравствуй, - заговорил он.
- Привет, - ответила девушка, - ты опоздал.
- Знаю, - Василий улыбнулся.
-  Все бы было совсем по – другому, если бы ты пришел гораздо раньше, если бы мы сразу были вместе, с самого начала, с самого детства…
- К чему теперь об этом говорить? Изменить ничего нельзя.
- Ты знаешь, что мне не меньше твоего ненавистно все это…
- Да, я тебе верю, потому что я тебя знаю. И очень скоро ты поймешь,  насколько все неправильно и недопустимо. Хотя ты и сейчас это прекрасно понимаешь. И чувство омерзения и скотства не покидают тебя от такого положения вещей. И все повториться. Все как всегда повториться.
Большой черный автомобиль подъехал прямо к ногам девушки. Дверь открылась.
- Прощай, - сказала девушка. На глазах ее были слезы. Она садилась в машину.
- Не надо…прошу, - молил Василий. Она плакала, плакал и он. Они обои гревали.
Василий хотел сказать что-то еще, но рот его онемел, и губы не шевелились, только слезы вырывались из его темно голубых глаз. Машина хлопнула дверью и скрылась в тумане холодного города.
Василий встал с колен. Убрал ладони от лица. У памятника стояла красивая готичная девушка.
- Отвали, - брезгливо сказала она пьяному мужику, подошедшему к ней и, видимо не дождавшись кого-то села в такси.

IV


   Много времени прошло с тех пор, как Вадим перешагнул порог квартиры Григория Матвеича и внял к словам любимой женщины. Много сил, упорства, воли приложил он к тем или иным направлениям в своей жизни с тех пор. Не единожды срывался он в бездну отчаяния и алкогольного безрассудства и столько же раз выбирался оттуда. Поднимался. Оттряхивался и шел дальше. Кем только не поработал он за это время: и грузчиком, и жестянщиком, и дворником и консультантом, и даже умудрился поработать на скотоферме свинопасом. Не долго. Один день.
  В первый же день наблюдал, как казнили быка. Вначале его силой заволокли в железную камеру, в которой он лежит на боку без всякой возможности двигаться. Он чувствовал смерть, он сопротивлялся, когда его вели убивать.
  Потом работники бойни умелыми ударами стали резать его со всех сторон огромными ножами. Кровь попадала ему у легкие, еще живому. Он издавал продирающий тебя до костей визг. Вадим наблюдал все это, и чувствовал ужас, будто это его сейчас обыденно и спокойно режут люди в грязных, засаленных халатах. Прейдя домой, он еще долго плакал, а на следующий день не пошел на работу.
  
Несколько раз бросал он вуз, прежде чем закончить его. Ругались они с Ириной порой, как дикие звери, ненавидя друг друга самозабвенно и искренни. Расходились не единожды и конечно – же каждый раз НАВСЕГДА. Но не что не может победить, то самое главное, самое важное, то единственное, что не бессмысленно. То, что отделяет нас от простых белковых масс хаотично соприкасающихся с такими - же. То, что каждый из нас не понимает по своему, но всегда явно, или же чаще всего тайно, неосознанно в глубине себя преклоняется перед тем, когда видит чудо, происходящее между двумя.  Сам – же он при этом, несчастный понимает, что для него, чтобы он не делал, как - бы ни старался, - сказки для него все это, сказки несбыточные. И это не зависит ни от чего, - ни социальный статус, ни влияние в обществе, ни колоссальный интеллект, ни собственная исключительность и высокая самореализация. Не поможет ничего, если тебя не любят.

Прошло десять лет, или около того, с той временной точки, когда автор начал описывать наблюдаемую вами историю.

********************************
- Почему у вас до сих пор нет машины и вы до сих пор пьете дешевую водку?
- Водку я не пью, а у моей жены и есть и машина и дом. У нее своя собственная школа для одаренных детей-дизайнеров и своя линия одежды. У нее есть все, что ей нужно, этого достаточно. Больше мне ничего не нужно.
- В своих ранних интервью, связанных с выходом в свет вашего первого романа, вы часто утверждали, что вы мертв и что до сих пор существуете в физическом теле лишь потому, что вам необходимо убить одного человека. Вот уже пару лет, вы ничего об этом не говорите и не пишете. Что-то кардинально изменилось с тех пор?
- Да, я убил его.
- Почему вы отказались от съемок фильма по вашей повести «Совращение или перелом»?
- Окончательный сценарий ни имел ничего общего с повестью. В нем не было ни совращения ни перелома, это мне не понравилось, и я расторгнул контракт.
- Так вы больше не хотите продолжать свою работу в кинематографе?
- Нет, но не с этим режиссером. Он меня разочаровал. В начале зимы планируются начало съемок по моему первому роману «Черная машина». Через много лет, в моей голове наконец – то созрело, как это все должно выглядеть на киноленте и мы решили начать работу. По условиям договора я пока не могу называть имя режиссера, который будет этим заниматься. Могу только сказать, что это известный и весьма значимый человек в кинематографе. Я ему полностью доверяю, он сможет показать все так, как оно было, так, как мне надо.
- зачастую в ваших произведениях параллельно с пошлой порнографией идет осуждение секса. Отрицание такого. С чем это связано?
- Проживая жизнь, человек так или иначе загаживается ею. Загрязняется. Он вынужден трахаться. А это губительным образом сказывается на его духовности, даже в случае любви. Чего уж говорить о пустой, бессмысленной, механической ебле двух, ничего не чувствующих друг к другу кукол. Секс без любви – это для животных.
- Почему вы стали писателем?
- Я больше ничего не мог, у подыхал, у меня не было никакой профессии и я ничего не умел. Работать всю жизнь грузчиком и дворником я не мог. Для меня это было невыносимо. Так что, у меня просто не осталось выбора, как стать писателем.
- Кто из людей особенно повлиял на ваше творчество?
- Ник Билейн, - улыбнулся Вадим и через секунду добавил, - или Гарри Мартел. Не знаю точно.
В зале раздался смех.
- Что бы вы могли посоветовать начинающему писателю?
- Не писать.
- И еще один вопрос, вы могли бы убить за то, что любите?
- Я уже ответил на этот вопрос.

   Время, отведенное на интервью, подошло к концу. Все стали расходиться. Писатель покинул помещение раньше всех остальных, незаметно исчезнув из виду.
   На улице он быстрым шагом пошел дворами и переулками. Потом вдруг остановился. Махнул рукой. Прыгнул в такси и скрылся в неизвестном направлении.

V


  У открытого окна стояла девочка – подросток с множеством косичек на голове. На ней были зеленые кеды и полосатые джинсы. Она курила и увлеченно на пейзаж за стеклом.
  Из-за двери одной из аудиторий разносился громкий приятный баритон. Мужчина читал лекцию по философии:

«В высоком искусстве, как и в любой уникальной жизни, по мере определенного прохождения развития и перерождений настает момент, когда радикальный жест необходим. Необходим, что бы оно, - искусство жило дальше, а не остановилось и не умерло. А теперь, рассмотрим творчество одного неизвестного художника.- Преподаватель нажал кнопку. На большом экране появились странные картины. Изображения состояли сплошь из горизонтальных и параллельных линий.
Многие из вас, - продолжил преподаватель сочтут такое искусство за детский лепет, и даже больше, за бездарность…»

В другом кабинете раздавался истошный крик:

«Все бессмысленно! Все бессмысленно! Все бессмысленно! Залупы! Падлы! Суки! Вы все уроды! Вы все уроды тупые и поверхностные. Сдохнете все!!!
  Так; я говорил десять лет назад. С тех пор мало что изменилось. Я бы даже сказал, ничего не изменилось с тех пор, но так я больше не говорю. Попробуйте разобраться, почему? Сами попробуйте разобраться, без чьей либо помощи. Разберитесь, напишите и принесите мне. Я прочту каждого. Вот такое вам задание. Подумать, почему я так говорил. Больше от вас ничего не требуется.

Из-за задних парт, кто-то хихикнул. Преподавателя это ни чуть не смутило.

Поймете это, считай весь курс прошли. Экзамены все автоматом поставлю. Но, это если только поймете почему, а если нет, то придется сдавать»

Преподаватель вышел из здания КГПИ. Встал на крыльце. Достал пачку сигарет. Закурил. На лице напряжение и какая-то внутренняя, глубинная расслабленность, легкость одновременно. Казалось будто - то он все уже в своей жизни, отведенное ему богом пережил и теперь, ему нет поводов особенно волноваться. Но, он все – же волнуется, не о себе, о людях. Так читалось на его усталом, с признаками преждевременного старения лице.

- Василий, - окликнул его голос сзади. Он повернулся.
На него смотрел Вадим, но только на десять лет старше. От прежнего неуверенного в себе спивающегося юноши ничего не осталось. На него смотрел умудренный и уверенный и знающий себя мужчина. Смотрел своими горящими темно-синими глазами.
- Вадим! – Василий выбросил вперед ладони. - Ты ли это голубчик!?- тут Вадим сразу понял, что Василий не в себе, как и много лет назад. Только сейчас, это нечто другое, должно быть более закостеневшее и обыденное для него.
- Сколько лет, сколько зим! А я то думал…сгинул окаянный! А ты вот он! Хотя вру, все вру. Все я знал. И читал твою последнюю работу. И все читал. Кстати, говно редкостное, но ты все равно молодец. Добился - таки своего! Но классиком тебе не стать. Увы, не стать. А вообще, не слушай ты меня. Мне в последнее время что-то нездоровится.
Он прижался к Вадиму и заплакал. Вадим молчал.

Из дверей уза выходили студенты. Они подозрительно смотрели на двух обнимающих друг друга мужиков. Это явно вызывало у них удивление, особенно учитывая, что один из них является ректором их института.

- Зачем же ты приехал сюда?
- Что бы попрощаться. Больше уж не свидимся, думаю.  Я решил никогда сюда больше не возвращаться. Но тебе я еще вот что должен сказать, мы с Ириной сына ждем. Мы очень долго этого хотели, но были кое-какие проблемы. Мне ставили бесплодие. Так что это можно считать чудом. И чудо это мы решили назвать Василием, в честь тебя.
Василий задумался.
- Даже не знаю. Не знаю – не знаю, - нервно повторил он, - стоит ли. Одна мудрая женщина, сказала мне как-то, что на мне тяжелая печать смерти лежит. От- того я так мучаюсь и задыхаюсь все эти годы. Имя мое может ту же тяжесть перенести на твое дитя, а мне бы этого не хотелось.
- Да ты совсем свихнулся в этой дыре,- Вадим засмеялся.
- Может быть, - серьезно произнес Василий. – Но, то совсем не удивительно.
- А старик, помнишь, с которым я пил, он еще жив?
- Хаха!- впервые засмеялся Василий, - жив! Да еще и бухает не меньше прежнего. Я хочу статью о нем делать, как о самом старом алкоголике нашей местности. Уникум.
- Хехе, надо бы его увидеть.
- Не думаю, что тебе хотелось бы этого. Он практически выжил из ума и жутко воняет. Несравнимо сильнее, чем вонял он еще при твоем отъезде. Не стоит. Он все – равно тебя не узнает. И не поймет.

*****************************
На кухне за столом сидел потрепанного вида мужик, с недельной щетиной и сальными волосами. Одет он был в тельняшку и изношенные джинсы устаревшей модели. Он с аппетитом ел гречку с котлетой и подливом. Напротив его сидела женщина, аналогичного склада, по всей видимости, его подружка.
- Нюра, сука, - обратился он к ней, - там есть, че у нас?
- Есть Лешанька, есть миленький, - женщина налила ему мутной жидкости из бутылки.
Он выпил. Поморщился. Выдохнул и продолжил поглощать пищу.

На диване в зале в развалку спал упитанный парень. Время от времени он пирдел и сочно посапывал. На кровати сидели двое. Серые и безликие. Сидели они друг на против друга в позе лотоса и резались в дурака. Что-то увлеченно рассказывали при этом. Спорили. Матерились.
  Один все – время хлебал пиво из баллона, другой напротив, уже ничего не хотел, так он был пьян, но от игры и спора не отказывался.
Посреди зала, на ковре лежала пьяная вдрызг баба с пиздой на выкат. Красные лепестки ее тухлого влагалища выдавались на обе стороны. Видимо ее, совсем еще недавно, как следует выебли. И только Григорию Матвеичу, законному хозяину квартиры не нашлось места. Он сладко храпел сидя в кресле. На нем были семейные трусы и потемневшая от времени и грязи майка. Трусы были мокрыми и выпачканными чем-то серым. Это было говно. Но не свежее, как только что выпущенная моча, которой пропиталось кресло под ним. А старое, засохшее, пару дней как.

- А давай ей в пизду скалку засунем? – предложил первый картежник, посмотрев на лежащую бабу.
- Д-аа-вай, - едва везав лыко согласился второй.
Первый побежал на кухню. Там Леха во всю трахал Нюрку, загнув ее у подоконника раком.
- Что за нахуй?!- не останавливаясь, вякнул Леха.
- Да ничего Лех, я только скалку возьму.
- Бери и уебывай!- выругался он.
Картежник схватил лежащую на батарейке скалку и побежал в зал.
- У тебя презерватив есть? – спросил он второго.
- Ее-ээ-сть, - ответил тот.
- Давай.
- Наа, - он протянул гандон.
Первый картежник натянул изделие номер один на скалку. Подошел в бабе. Стал заталкивать ей деревянный фаллос между ног. Та немного задергалась и издала что-то похожее на:
-Буа-ааааа.
Скалка вошла до половины и уперлась во что-то жесткое в женщине.
- Дно, - заключил затейник и на этом успакоился.

***************************
- Юль, а за тобой сегодня Женя заедет?
Неприметная девушка с бейджиком «управляющий» потупила взгляд. Глаза ее налились слезами.
- Залупнева посадили! – расплакалась она- Посадили Залупнева!Он дурак, деньги печатал на принтере. Пятидесяти рублевки. Ходил по киоскам. Покупал сигареты поштучно. Разменивал и все кутил и кутил, пока его друг не заложил. Ему теперь пять лет светит. Аааа…- девушка выла и причитала.
- Надо ему адвоката нанять. – сказала девушка с бейджиком «продавец – консультант», -Хорошего. Что - бы не из этих молодых, которые ничего не знают. А старого, с опытом. У нас есть один. Мы его Диме нанимали.
Она протянула визитку. Девушка немного успокоилась…


VI

В коридоре гостиницы пансионата «Липки» было шумно. Бегала пьяная молодежь. Играли на гитарах. После пятичасового семинара Вадим был как выжитый лимон. Он хотел быстрее принять ванну. Закрыть глаза. Отключиться.
Навстречу ему встретился писатель из Сибири Саша Морев.
- Передай этому алкашу, Файзуллину, что бы мне на глаза не попадался, – недовольно сказал, он ему. Тот одобряюще кивнул, натянуто улыбнулся и пошел дальше.
Файзуллин, молодой писатель из Стерлитамака. Будучи в липках впервые, посетил из пяти семинаров только два, да и те, два раза был пьян, и практически спал на стуле во время обсуждения. Такое его отношение очень разозлило Вадима, который был преподавателем в его группе. Впрочем, остальных, а в частности таких же семинаристов этот малый очень даже веселил своим веселым нравом и неуемной жаждой пить. Одет он был во все черное. Волосы длинные. Челка сползала на глаза, и в ушах его всегда были наушник. Постоянно он что-то слушал. Тот же Морев, так и представил до - селе его не знающим:
- Это Рома Файзуллин, мальчик – гот пьющий кровь младенцев. Пьет по - черному.
Файзуллин учтиво поздоровался со всеми и начал говорить что-то о себе в иносказательной форме. Что- то о колесе, которое застревает в сугробе, буксует, но, все - таки едет.

Вадим сунул карточку в дверь. Вошел в номер. Надеялся наконец-то упасть на кровать и уснуть. Но, не тут – то было. В номере его ждали его товарищи по перу. Такие общепризнанные фигуры современности, как Битов, Маканин, Пасечник, Кирилл Рябов и координатор форума Ирина Ковалева.
На столе стоял коньяк, водка и всякая отличнейшая закусь к ним наподобие черной икры, семги нежнейшей, парасенка молочного запеченного с яблоками и курагой…
От всего этого у Вадима помутнело в глазах.
«О, - госсподи, подумал он»
- Ну, - начала сдержанно Ирина Ковалева, - позвольте поздравить классика современности, создателя такой знаменитой и культовой вещи, как «Черная машина» Вадим Михайлович.
Вадим совсем забыл, что сегодня его день рожденье. Совсем выпал у него из головы этот факт.
- Что вы! – воскликнул он, - Родные! Я же и забыл совсем! – и стал обнимать и целовать всех поочередно. Разом опрокинул за здоровье помнящих его, пол стакана Хенеси, взял гитару принесенную Ириной Ковалевой и стал играть:
«Да! Теперь - решено. Без возврата
Я покинул родные края…»*
Праздник продолжался не долго, где-то в пол - второго ночи все стали расходиться, так как именинник очень устал. И как он не пытался бодриться и держаться молодцом, но утомленности ему скрыть не удалось.
«Господи, как же я устал» - произнес вслух Вадим, когда все гости разошлись, и он наконец-то остался один.

***********************
Три недели прошло с тех пор, как Василий отрезал себе палец. Обрубок уже практически зажил и не особенно беспокоил.
Мизинец был ловко отсечен острым кухонным ножом. Василий думал, что он так с болью справится. Но, долгожданного облегчения не произошло, только проблем по - прибавилось. Впрочем, не такие это уж и проблемы, отсутствующий мизинец, даже не весь, целиком, а ампутированный по первую фалангу. – Думал Василий. - Тем более, не имеет большого значения, с мизинцем ты проживешь эту жизнь или без… Закончиться она все – равно одинаково. Так что, можно и поэкспериментировать.
Усталость, как и прежде, одолевала его после напряженного рабочего дня. Да тут еще недавнишний скандал: ректор Кигиртамакского пед. института отправил письмо заведующим Германской литературы, в котором он предлагает переименовать роман Германа Гессе «Степной волк», на «Старый задроченный пидараз». Эта мысль ему показалось интересной и требующей реализации, с чем они согласится не смогли и в резкой форме отказали ему. Но на том дело не кончилось. Случился скандал. Они подали на него иск в суд, на миллион рублей, с целью возмещения морального ущерба, нанесенного им оскорблением вечных и к тому – же национальных ценностей, коими являет произведение «Степной волк». Кроме того, они требовали прекращения его преподавательской и писательской деятельности, с последующим смещением его с поста ректора университета. В ответ, на что он отправил им второе письмо, которое заканчивалось такими словами:

«Согласиться с Вами не могу. Вынужден писать дальше. От поста, на котором добросовестно проработал 8 лет, откажусь позже, с удовольствием, сам и без Вашей помощи, а пока должен Вам отказать»

Скандал замяли. Слишком ценным и незаменимым человеком случилось Василию стать в масштабе своей малой, да и не только родины. Плюс влиятельные друзья сверху, которых он заимел за время своей долгой и плодотворной жизни. Симпатией их, он не очень - то дорожил, хоть и уважали его все искренне и заслуженно. Он вообще мало чем дорожил в жизни, просто делал все правильно и добросовестно.

- Дяденька, - окликнул его тонкий девчачий голос. Василий обернулся. Юная девочка смотрела на него своими чистыми, как небо, большими синими глазами, хлопая при этом метровыми ресницами.
- Дяденька, минет не хотите? – улыбнулась она.
- Что? – Василий непонимающе посмотрел на нее.
- Ну, минет, член пососать. Всего за триста р.- поправилась она.
Девочка упала ничком на асфальт. Василий схватился за больной мизинец. Девочка не шевелилась. Василий заплакал и быстрым шагом пошел, не сменив прежней траектории.  Малолетка еще не скоро смогла встать. Минут десять лежала она вповалку, а так никто и не подошел. Только когда проходящий мимо парень с бутылкой пива в руках, шаткой походкой подошел к ней и пощупал пульс, она пришла в сознание. Он помог ей подняться. Отряхнул. Она поблагодарила. Сказала: «Спасибо». Отхлебнула из бутылки и опершись на его плече проследовала с ним в глубь темных дворов.
Еще долго плакал, бродя по ночному городу Василий. Ходил по переулкам Прошелся по мосту над Кигиртамак – рекой. Смотрел на уходящую под ним воду. На выпуклую луну в темной небе. И все рыдал он и рыдал.
Вернувшись, улегся в постель, прямо в одежде, в ботинках. Схватил зубами ноющую ладонь и завыл как волк. И так провалялся он до самого утра, а утром поднялся и угрюмый пошел на работу.

*********************************
- Девушка, а вот в прошлый месяц у вас интересная модель платья была на манекене. Прямо на витрине. Они еще остались?
- Нет, быстро раскупаются. Это линия от нашей бывшей хозяйки. Когда-то этот известный ныне модельер была управляющим в нашем магазине. Так что и магазин и вещи у нас с историей…
- Правда? Как интересно. Я что – то читала об этом в «Cветской правде». И что вот так девушка уехала покарать Москву и сразу все у нее получилось?
- Ну не сразу. Пришлось преодолеть не мало трудностей. И муж у нее алкоголиком был, не к слову будет сказано. Но потом и он насколько я знаю, стал известным деятелем в политике. Или искусстве. Или искусстве политике… Ой... Я кажется, запуталась..
- Как интересно. Я к вам теперь постоянно буду заходить. Когда будет новый завоз именно этой линии?
- Оставьте свой телефон. У нас смс – рассылка. Обо всех обновлениях, скидках и распродажах мы оповестим.
- Хорошо, спасибо. До - свидания.
- Всего хорошего. Приходите еще.

VII


Тело ударилось о капот. Подлетело на три метра и уже мертвым приземлилось на асфальт. Черная машина скрылась в раскаленном зное летнего города.
Ирина подбежала к Вадиму. Упала на колени. Прижала к себе его бездыханного. Из головы и рта умершего текла густая кровь. Разбитый череп болтался на сломанной шее, когда Ирина приподняла Вадима и прижала его к себе. Маленький Василий громко плакал в стороне. Он визжал, что есть мочи, не понимая в сущности, всего ужаса происходящего.
Соломенная корзина. Пару разбитых бутылок с лимонадом. Еда. Спиннинг. Все это беспорядочно валялось вокруг. Валялось уже ненужное, не пригодившееся, как беспощадный символ, такого недавнего, такого реального и еще пару секунд назад живого счастья. Счастья, которое ныне навсегда погребено в холоде небытия.

За пару часов до этого:

- Вадим?
- Да, дорогая?
- Я люблю вас.
- Мы тоже тебя любим.
- Ты ничего не забыл?
- Нет, все на месте.
- А Василий пописал?
- Пописал.
- А ты?
- Пописал - пописал!
Вадим поднял Василия и Ирину на сильных руках и поочередно стал целовать обоих.
- Ну, вот и прекрасно, - сказала она, - все пописали, ничего не забыли. Можно идти загорать. Вадим?
- Что дорогая? – Вадим продолжал улюлюкать Василия.
- В последнее время ты все романы пишешь по принципу перевернутой пирамиды*.
- Ну и что? –  Бирьрьрь..- попутно грая с Василием.
- Ничего, просто наблюдение. Однообразно как-то. – Ирина посмотрела в окно.
- Да, но в последнем пирамида окажется с обратным поворотом*.
- Будет страшно? – она посмотрела на Вадим и Василия. На них обоих. Поочередно и сразу.
- Не очень.
- Только не убивай нас.
- Вас не убью. Вас оставлю.
- И себя, без тебя нас нет.
- Себя тоже оставлю, вас же без меня нет. Значит, себя нужно оставить, просто необходимо.
- Именно, необходимо. – Они втроем сомкнулись образовав треугольник.

*********************************
- Вчера Кривой приходил.
- И че говорит?
- Ломает, говорит меня. На ломах я. Сам грязный. Небритый Покоцанный весь, как  буд-то его пытали. На иглу конкретно сел. Каждый день «крокодилом»* колется. Спрашиваю, а где деньги то берешь? Хуй, отвечает, знаю. Плечами жмет. Сам не понимает.
- И че?
- Денег спросил. Яему не дал. Откуда у меня.
- Ясно. Мандавошка его с ним так и живет?
- Живет. А куда она денется? Еще и ребенка ждут. Четвертый месяц.
- Вот пиздец. Она че вообще дура?
- А куда ей деваться? Все лучше, чем в притоне жить…
- Да, вообще – то. Ты прав.
- О, смотри, старик дохлый валяется.
- Да неет, не дохлый, наверное, просто спит.
- Давай подойдем.
- У него деньги из кармана торчат.
- Фу! Да он обосранный! Как же воняет…
- Бери и пойдем.
- Постой, а если ему плохо? Помочь надо.
- Да похуй! Пошли отсюда…
******************************

  Воздух был холодным. Капал дождик. Кап-кап. Кап-кап-кап-кап. И как-кап-кап-кап и кап. И не останавливался. Василий шел в резиновых сапогах по лужам. Отрешенный. Ничего не замечая вокруг.Его плащ насквозь промок. Он не обращал на это никакого внимания. Сердце калоло при каждом вздохе.Он прикуривал сигарету. Она тухла под дождем. Тогда он доставал из-за пазухи новую, прикуривал снова, та тоже тухла. Так продолжалось пока не кончилась вся пачка. Тут Василий почувствовав, что несмотря на криз, дико хочет секса. Он уже сто лет ни  с кем не трахался. Он подумал о том, как много лет назад он горько любил одну женщину. Что после нее он так и не смог ни с кем вступить в половую связь, хоть и член его, вопреки душе дико требовал женской плоти. Секс без любви – это для животных. Василий, как никто-то другой знал это. И всю жизнь он страдал. И не только от этого. А теперь вот много лет труда и упорства, обернулись полным серым безразличием. Хоть бетон на стройке меси, хоть создавай вечные духовные ценности. Все одно.
  С должности он ушел. Вернее его попросили. Из комнаты, в которой жил его выселили за неуплату. Стареющий, никому не нужный профессор философии. Заслуженный преподаватель. Лауреат каких-то там премий в различных областях искусства и журналистики. Все в прошлом. Бонусов больше нет. Жить не на что. Негде. А скоро уже и некому.
  В левом кармане брюк завибрировало. Телефон. Он уже забыл, что он у него есть. Так редко приходилось говорить по нему. Трехпалой ладонью не спеша он достал трубку. Нажал на кнопочку. Ответил:
- Да, я слушаю?
- Здравствуйте. Вы уже знаете?
- Нет. О чем?
- Он умер.
- Неудивительно, - сказал Василий и отключил мобильник.
«Господи, за что же ты их всех?»
Сверху на него смотрело непроглядно темное небо. Капли били в глаза. Звезд совсем не было.


* Ник Билейн или Гарри Мартел- фраза из романа Чарльза Буковски «Макулатура». Американского писателя (1920–1994)

* «Да! Теперь - решено. Без возврата
Я покинул родные края.» - строчки из стиха Сергея Есенина. Русского поэта(1895-1925)

* Принцип перевернутой пирамиды – система построения текста, где сообщения начинается с самого главного, и далее информация следует в хронологическом порядке по степени важности.

* Пирамида с обратным углом – система построения текста, где ключевой момент, развязка, показывается только в конце. И на протяжения всего текста читатель держится в относительном напряжении.

К списку номеров журнала «ЛИКБЕЗ» | К содержанию номера