Дмитрий Дедюлин

Семь рассказов

Дмитрий Вячеславович Дедюлин родился в 1979 году в Харькове. Стихи публиковались в «©П» № 7, альманахе «Левада», журналах «Воздух», «Дети Ра», «Харьков — что, где, когда», интернет-издании «Новая реальность», журнале «Кочегарка». Проза опубликована в журнале "Союз Писателей" № 15. Шорт-лист литературной премии «Кочегар» за 2017 год. Живёт в Харькове.

 

СТИХОТВОРЕНИЕ

 

        

Я жил тогда в гостинице. Сидел и кропал свои стихи. Я приехал, чтобы выступить на вечере поэтов в одном городе. Город-то я знал неплохо и уже собирался идти по нему шляться, как вдруг я заметил белый бумажный листок, лежащий на ковре перед дверью. Я нагнулся и поднял его. Я подумал: «Как он здесь очутился? Наверно, кто-то просунул его в щель между дверью и полом». Листик был сложен пополам. Я развернул его. На нём было напечатано стихотворение. Вот оно.

 

ИСХОЖЕННЫЕ МЕСТА

 

в шлафроке он вышел к нам милый распутник

и был он довольно умён

возвысь же свой голос наивный предатель

и шпагу свою покажи

и если ты будешь над гробом рыдати

то землю на гроб положи

 

и он ковылял в сарафане убогом

и радость свою не скрывал

а если и было то было пороком

который он с негра срывал

 

и он завизжал и пустился в объятья

и был он как бес в колесе

за ним расступились спесивые братья

и он на кровать свою сел

 

какая история не было боже

и в небыль её уложи

мы были с тобою как капли похожи

на вражеской коже и лжи

 

и не было терпкого лета в июле

и не было табельных звезд

свистят твои пули свистят твои пули

на кальке питательных мест

 

Я терялся в догадках – кто мог написать такой безумный текст? И почему он попал ко мне? Кто мог знать, что я писатель? Тем не менее, я оделся и, взяв листик со стихотворением, отправился к своим знакомым, которые знали, где я остановился, отправился для того, чтобы выведать, кто автор этого шедевра. Я хотел узнать, кому они говорили, что я остановился в этой гостинице. Других зацепок у меня не было.

     Когда я пришёл к знакомым, они пили вино, играла музыка. Они отмечали какой-то праздник. Они удивились тому, что я пришёл, они знали, что я собираюсь на вечер. Я показал им листик со стихотворением, рассказал, как он ко мне попал, и спросил, кто автор. «Старик, да ты, ты ж автор», – у хозяина дома от удивления расширились глаза. Я сказал, что я не помню такого стихотворения. «Да ты ж читал его в прошлый четверг у себя в городе, я видел на ютубе». Я сказал, что этого не может быть, тем не менее, попросил показать мне запись. Хозяин так и не смог мне её найти, но уверял меня, что она была. Весь в сомнении я отправился на вечер.

     На вечере я читал свои стихи, слушал других поэтов. В конце вечера ко мне подошла его устроительница и спросила, почему я не прочёл своё знаменитое стихотворение, и она ткнула мне под нос листочек с точно таким же текстом, который был у меня на том листке, что я нашёл. Чувствуя, что у меня ум заходит за разум, я попрощался с ней и поехал в гостиницу.

     На пороге гостиницы меня ждала миловидная девушка, она попросила у меня автограф и сказала, что они с друзьями с целью просвещения масс распространяют напечатанные на листах белой бумаги стихи, по одному стихотворению на каждую  близлежащую дверь – они засовывают их в щель двери – на улицах они не распространяют, акция называется «Поэзия в каждый дом». «В том числе и Ваши стихи», – сказала она и показала мне листок белой бумаги с напечатанным на ней текстом. Это было всё то же стихотворение.

     В полном обалдении я проследовал в свой номер и решил, что мне надо принимать фезам.

     Я зашёл в номер, включил свет и уже собирался раздеваться и мыться, как заметил, сидящего на моей кровати господина, средних лет, неплохо одетого, с моноклем вместо очков. Он приветственно помахал мне рукой и сказал: «Не бойтесь, я из службы вымышленных биографий. В нашу задачу входит компиляция подлинных и мнимых произведений автора, а также подлинных и мнимых фактов его биографии. Вы – наш очередной проект. Ваша задача – говорить то, что мы вам напишем, а также чётко выслушивать инструкции, которые надо претворить в дело. Вашего согласия не требуется». Тут меня подхватили два амбала, они прятались за занавесками, и посадили на стул. «Приступим», – сказал мне этот странный господин. Я вскочил и, увернувшись от здоровяков, выскочил на балкон, спустился по пожарной лестнице, и был таков.

     Теперь я живу по конспиративным квартирам, под вымышленным именем, и читаю о себе в газетах, как о без вести пропавшем писателе, оставившем после себя кучу неизданного. Каждый год выходит что-то новое из моего наследия. Ничего этого я не писал.

 


АВГУСТЕЙШИЙ

 

         Дом августейшего виден издалека. Это замок с колоннадой, шпилем и крепостными стенами. Сам августейший редко выходит на прогулку. Иногда его видели крестьяне, гуляющего с букетом фиалок у крепостного вала. Они были поражены и не могли вымолвить и слова. Давно это было. С тех пор августейший гуляет внутри своего замка. Говорят, августейший может наслать молнии и грозу, но он может смилостивиться и создать хорошую погоду. Оттого крестьяне усердно молятся ему внутри своих жилищ.

         Августейший гуляет по замку. Он нюхает розы, присланные ему одной дамой, потом он выходит во двор на залитую солнцем лужайку и белоснежной тенью скользит меж дерев. Августейший помнит о порученном ему королевстве и по-своему заботится о нём. Иногда, звёздной ночью, он размышляет, не нужно ли ему устроить карнавал для своих подданных или, наоборот, наложить на всех суровую епитимью. Но ветер веет так сладко и безмятежно, разгоняя печаль, обволакивавшую сердце, что августейший решает не делать ничего и успокаивается во сне.

         Августейшему приснился нехороший сон, и он обмочился во сне. Августейший часто мочится во сне. Сладкий аромат мочи распространился по комнате. Августейший встал и заходил по комнате в белоснежной хламиде, заламывая руки. Серебристый месяц выхватывал то одну, то другую деталь ночного мрака, бормотала листва за окном, обдуваемая лёгким ветром, а августейший всё ходил по комнате. Он возвёл глаза горе и вопросил: «Доколе ты будешь мучить меня? Доколе я буду мочиться в свою постель?» Но никто не ответил ему, и августейший, кликнув слуг, чтобы сменили ему бельё, улёгся спать.

         С тех пор он захирел. Он доставал из шкатулки какую-либо вещь и подолгу рассматривал её. Как тяжкое привидение, на трясущихся ногах, он бродил по своему саду и нигде не мог найти следы своего августейшего присутствия в этом мире. Расположившись на лужайке, он перебирал руками сладости, но не мог запихнуть их в рот. Отринув всё земное, он стал похожим на свою тень. Изжелта-бледный и худой, с мутными кругами под глазами, он брёл навстречу неизбежному. Он не мог догнать свою собственную тень. День его уменьшился, а ночь увеличилась.

         И вот как-то раз лунной ночью дух августейшего покинул его тело. Августейший отпрянул сам от себя, посовещавшись со своей тенью. Он стал зыбким зайчиком, скользящим в его любимой комнате, стал летней ветвью, усыпанной мрамором росы. И его зыбкий дух, склубившись в этом мире, распространял сияние ледяного месяца во все уголки подвластного ему королевства.

 

США

 

         Улица блестела в пыли. Яркое солнце освещало её. Антон ждал перевода в среднюю школу акселератов. США. Так её называли.

         Он ждал, и душа его волновалась. Он воздевал руки к солнцу и пытался сквозь розовую кожу и плоть разглядеть его яркие лучи. «В Америке запрещена небритость», -  думал он, застывая перед каким-нибудь предметом в комнате.

         Средняя школа акселератов стояла на отшибе города. Там росли розовые финики. Синие бананы свешивались над стволами её пальм. И ветер мелодично покачивал их. Вон серый волк перебежит дорогу. А вон бодхисатва пройдёт в сторонке. В этой школе всё дышало неким неизъяснимым трепетом.

         Антон шёл по средней школе акселератов. Всё было прибрано, чисто, умыто. Навстречу ему шли степенные преподаватели. Антон пошёл в туалет  помыть руки. И тут он увидел старшеклассника: старшеклассник поймал мышь и методично опускал её в глубины унитаза.

 

ТАБАКОКУРЕНИЕ

 

У меня не было табака, и я лизал пепельницы. Как я попал сюда? А попал я сюда так.

         Я работал грузчиком в продуктовом магазине. Мне нравилась колбаса. Но у меня не хватало на неё денег. И вот как-то раз я решил спуститься в подвал, где хранилась она и другая снедь, после смены и захватить пару палок и вынести всё это, в то время как наш охранник плетёт шуры-муры с нашей продавщицей. Но дело в том, что дверь в подвал была с автоматическим замком, и, когда она захлопнулась, я не смог выбраться наружу. Я обнаружил это, когда вернулся со склада с двумя палками колбасы. Я стоял и раздумывал, что же мне делать. Колотить в дверь и кричать – извлекут и спросят, какого хуя ты здесь делаешь. А терять работу не входило в мои планы. И вот все ушли, и я остался один.

         Я думал, что пересижу ночь и ничего, но память опять обманула меня – дело в том, что приближалась Пасха, и религиозный хозяин нашего магазина разрешил отдохнуть нам пару-тройку дней, хотя бы и в ущерб своему бизнесу. А может никакого ущерба это ему бы не составило. Но не важно. Мне предстояло париться здесь пару-тройку дней.

         Это ввергло меня в уныние. Я люблю курить, и запаса моих сигарет хватило всего лишь на несколько часов. Еда была. Я ел чипсы, солёные орешки, шоколад, рулеты и ту же колбасу. Печенье было вместо хлеба. Водопроводная вода была. Там был умывальник и кран. Для испражнений я использовал помойное ведро, которое выливал в пустую бочку. Но курево? Сначала я крепился. Потом я начал обследовать подвал. Сигарет не было – мы ими не торговали. Зато была комната с пластиковыми стульями и столами и горой грязных пепельниц (видимо, хозяин держал ещё и кафе), и я начал лизать пепельницы.

         Я лизал пепельницы и думал о своём прошлом. В общем, оно не представляло из себя ничего особенного. Обычный парень с района. Троечник и хорошист. Любил посидеть с друзьями – попить пивасика на лавке. Не нашёл работу и пошёл работать грузчиком. В общем, ничего особенного. Но что-то терзало и мучило меня. Это что-то я не мог облечь во внятные слова и формы. То ли это была неудавшаяся жизнь, то ли что-то другое, в чём мне было отказано. Но я не мог этого понять.  И я ждал, когда оно само явится мне и раскроется в глубинах подвала. И я мучил себя, но не мог найти выхода из своей хитросплетённой жизни.

         И тут вдруг я увидел крысу – крыса стояла и смотрела на меня своими крысиными глазами. Я бросил в неё пепельницу и промахнулся, и она скрылась в норе.

         И тут вдруг я подумал, что я как эта крыса. В меня бросят пепельницей, и я скроюсь в норе, и не останется никаких следов пребывания моего в этом мире. Кроме надкусанных кусков и разбитой банки из-под желе.

         И я решил вскрыть вены в этом подвале. Но что-то вдруг отвлекло меня, послышался какой-то шум…

         Дверь подвала была открыта. Меня извлекли. И картина моего бесславия и падения стала легендой этого магазина.

         И я иду по улице и наблюдаю за пьяными, за обычной нормальной человеческой жизнью, и думаю, что все мы глубоко больны, и все мы сидим в каком-то подвале и лижем пепельницы. И никто нас  не в силах освободить от этого.

         Меня уволили. Но уволили меня от меня самого. Я волен теперь совершить всё, что угодно. Любую мерзость, любую пакость. И я вспомнил, что мой друг написал картину, где изобразил святого содомита. И я иду прикоснуться к ней губами и замереть, трепеща, почуяв, что отпустило моё чёрное сердце.

         И я смогу подняться по ступеням и взойти в новую жизнь без забот, без треволнений и без сожалений. И занять в ней своё достойное место.

 


НА ДЕРЕВЕ

 

         Барон белых цыган Врангель и барон чёрных цыган Унгерн сидели на дереве и, нахохлившись, перебирали лапками. «Кар», – каркнул барон чёрных цыган Унгерн. «Кар», – ответила ему в глубине неба стая ворон.  Барон белых цыган Врангель вздохнул и тихо сказал: «Послушай, дорогой друг, ты помнишь, как неслась на полном скаку Дикая дивизия, как рубили они шашками головы, и как светлело небо перед закатом, и как болтался он на небе алый, как кровавая простыня». –  «Да, я помню красные флаги большевиков, – глухо ответил барон Унгерн, – и как поднимался дым на заре над улусом, и как наши кони шли по монгольской степи, пар поднимался от их дыхания, и из-под копыт вспархивали случайные птицы».

         Небо светлело – показалась полная луна, и два барона, поднявшись с ветки и махая своими чёрными крыльями, поднялись к горизонту и исчезли в неизвестном направлении.


ПУСТОТА, ОЗНАЧАЕМАЯ НАШИМ ОТЧАЯНИЕМ

 

         В луже валялась одинокая бутылка водки – пустая. Я прикоснулся к ней губами, но она по-прежнему оставалась такой же пустой. Тогда я с размаху бросил её в одинокого прохожего. Прохожий увернулся и побежал мелкой трусцой. А бутылка упала на асфальт дороги и разбилась. И её содержимое вытекло и обволокло моё сердце. И я, несомый пустотой, пошёл смотреть, как ныряют одинокие чайки в поисках рыбы. Они ныряли в этом одиноком воздухе, проносились к волнам, покрытым мелкой рябью, – или мне это так казалось – слёзы застилали моё лицо, но я смотрел на них, смотрел, но, казалось, не видел ничего, кроме невнятного марева заката, дрожавшего на этих пустынных водах.

         И я развернулся и пошёл – пошёл туда, куда несёт ветер всякий мелкий мусор и шелестит полиэтиленом брошенного кем-то прозрачного пакета, и ветер несёт весь этот сор, как птиц своей любви, в одном ему известном направлении и пропадает в нём, чтобы возникнуть снова и чтобы флаги нашей тоски затрепетали, а паруса наполнились пустотой, бессмысленностью и отчаянием, и мы бы пошли в этом направлении, несомые ветром, чтобы обозначить собой на фоне безмятежного заката то самое «ничего», куда мы стремимся и где мы пропадаем навсегда.

 

ЛЮБОВЬ

 

«Сжимая тёплый айфон, он спешил к своей возлюбленной», – так я начну свой рассказ. Она стояла там – на углу улицы Молельной и Большого Долгопрудненского переулка. Она стояла в шёлковом платье, сжимая в руке визитную карточку, – в карточке были указаны пол, возраст, а также мотивы, руководившие ей при встрече со мной.

         Я бегло всё это прочёл, и мы пошли с ней гулять по улицам нашего города. Я сжимал её локоть, и у меня болела душа при мысли о том, что с ней может что-то случится. А она шла рядом, опустив удивлённые глаза и внимательно слушая «Навигатор личной жизни», доносившийся из моего айфона. Я обнял её за плечи.  И мы прошли несколько метров. И тут вдруг она призналась мне в любви.  Я остолбенел.  Как девушка сама может признаться мне в любви? Ею руководят потусторонние силы. Это сбой программы.  «Навигатор личной жизни» рассказывал нам о чём-то другом – несоизмеримо более важном. Она изменила мне.  Она должна была быть недоступной.  В результате я остался один.

         Я аккуратно вернул ей её визитную карточку, усадил её в такси и заплатил водителю. И отправился размышлять о том, что я заказал не ту модель.  Надо было брать другую, более дорогую, на другом складе.  Уж она-то меня не подведёт.  И я обрету, наконец, с ней моё вечное счастье.