Александр Корчак

От идеологии к идеократии

Под редакцией Веры Корчак1

 



  1. Идеология и организация

 

Термин “идеология” стал популярным на рубеже ХХ столетия благодаря марксистам, они же ввели в обиход понятие “идеологической борьбы” как разновидности борьбы политической, они же и вели эту борьбу наиболее интенсивно против всех своих политических противников и оппонентов.

С тех пор термин не сходит со страниц периодики, выкрикивается ораторами с трибун, распространяется по всему миру всеми средствами информации среди народов всех континентов. Сопрягаясь с другими словами, он часто порождает самые неожиданные комбинации. Есть, как оказывается, идеология “научная” и “ненаучная”, буржуазная и пролетарская, а также мелкобуржуазная, крестьянская и проч. Есть еще “идеологическая работа”, а также такие ее разновидности, как агитация и пропаганда. Есть “идеологическая война”, которая в отличие от всех других войн, никогда не кончается, превращаясь порой в войну “психологическую”. Возникают и такие комбинации со зловещим оттенком как “идеологическое внедрение”, “идеологичекая диверсия” и т.д., вплоть до “идеологического дурмана”. Всех комбинаций и не перечислишь!

Согласованная пропаганда десятков коммунистических партий, дирижируемая из единого центра, оказалась очень эффективной, так как ей удавалось создавать впечатление, что идеология в нашу эпоху заняла то место в жизни общества, какое занимала до этого религия. И эту выгодную компартиям точку зрения удавалось навязывать даже оппонентам. Начиная с Бердяева не прекращаются попытки возложить на коммунистическую идеологию ответственность за уродливую практику, неисчислимые жертвы, безудержную агрессивность и экспансию тоталитарного коммунизма ХХ века.

Приведем несколько примеров. В первом серьезном исследовании современного тоталитаризма говорится: “...Не из жажды власти берет свое начало агрессивность тоталитаризма. И если он лихорадочно ищет распространения, то это происходит не ради самой экспансии, не для материальных выгод, но только по идеологическим причинам.” (Х.Арендт “Происхождение тоталитаризма”, 1951). И дальше: “Власть идеологии (то, что называется идеократией) и связанное с ней конструирование фиктивного, искусственно вырванного из контекста реальности, мира, - вот что составляет специфику тоталитаризма...” (там же). Здесь впервые советский и фашистский тоталитаризм не разделяются. А вот что говорит о связи между идеологией и практикой советского тоталитаризма Солженицын: “Идеология выкручивает наши души, как поломойные тряпки. Она растлевает нас, наших детей, опускает нас ниже животного состояния. И она не имеет значения? Есть ли что-либо более отвратительное в Советском Союзе? Если все не верят и все подчиняются, то это указывает не на слабость идеологии, но на страшную злую силу ее. И той же властной хваткой ведет она наших правителей… И сегодня правители, отравленные ядом этой идеологии, неотвратимо шутовски твердят по шпаргалкам (пусть не веря в это, пусть понимая только власть - и они рабы идеологии) и бездумно стремясь поджечь весь мир и захватить его. Хотя это погубит и сокрушит их самих, хотя покойнее было бы им сидеть на захваченном. Но так гонит их идеология!” (“Континент”, 1975, №2, с.350).

Слабость подобных рассуждений в том, что идеология, рассматриваемая сама по себе в отрыве от других сторон тоталитаризма, его организации, стратегии и тактики, предстает при внимательном рассмотрении в виде бессмысленного нагромождения положений и догм. А еще предстает как “целесообразная несуразица” или “присяга на верность, скрепленная круговой порукой общего греха и лицемерия” (А.Д. Сахаров). Или, наконец, просто как нагромождение лжи (“Монблан лжи” - П. Григоренко). Даже если признать, что идеология является определяющим и доминирующим элементом тоталитаризма, то как тогда объяснить черты несомненного сходства “практики” гитлеризма и сталинизма, несмотря на все различие их идеологий?

Вот как определяет идеологию коммунистическая литература: “Идеология - система взглядов и идей, в которых оценивается отношение людей к действительности и друг к другу, к социальным проблемам и конфликтам, а также содержащая цели (программы) социальной деятельности, направленные на изменение (развитие) данных общественных отношений.” (БСЭ, 3-е изд. 1972, подч. авт. слова являются позднейшей вставкой, их нет в издании МСЭ 1936  г.).

В критической литературе существуют многочисленные комментарии ко второй части определения (подчеркнуто). Не будем их касаться, так как нам важно выяснить смысл, вкладываемый в термин “идеология” самими коммунистами. Поэтому приведем лишь некоторые пояснения, содержащиеся в том же издании БСЭ. Оказывается, что “из условий жизни класса стихийно возникает не идеология, а общественная психология данного класса, создающая определенную почву для распространения и усвоения его идеологии.” При этом сам класс не может выработать свою собственную идеологию, это должна сделать социал-демократия (партия). После этого, “распространяясь в обществе и приспосабливаясь к уровню массового сознания, идеология соответствующим образом воздействует на него, влияет на общественную психологию.” Значит, все эти процессы не являются спонтанными, а “вырабатываются”, “воздействуют” и “распространяются” организацией (в рассматриваемом случае - компартией).

Все коммунистические и подобные им партии являются замкнутыми, предельно централизованными и конспирирующими организациями, стремящимися к насильственному захвату и удержанию власти в государстве. Это отражается и на характере идеологии, и на процессе ее формирования. Так, подчеркнутые выше слова “вырабатывается” и “вносится” могут перетолковываться и менять свой смысл при изменении обстановки. Наибольшее изменение при этом должно происходить именно после захвата власти и установления “диктатуры пролетариата”. Так и происходило: агитация и пропаганда (“внесение”) дополнялись “воспитанием масс” в условиях диктатуры и изоляции общества (это уже “внедрение”), что на обычном языке всегда означало и означает дополнение физического принуждения духовным, то есть установление тоталитаризма. Идеология при этом трансформировалась в идеократию.

Из всего этого следует радикальное отличие идеологии от мировоззрения. Мировоззрение вырабатывается человеком самостоятельно в течение всей его жизни. В этом процессе принимает участие его ближайшее окружение, семья и общество, причем принуждение не исключается. Но такие аспекты мировоззрения, как идеалы, ценностные ориентации, жизненные позиции, убеждения и т.д. вырабатываются в результате внутренней духовной жизни личности. Цели, программы и вообще поступки людей могут следовать из мировоззрения, но заранее не содержатся в нем. Идеология же вырабатывается политической партией (т.е. организацией) и в готовом виде вносится в определенный социальный слой (класс), причем уже заранее содержит в себе и цели, и программы. Это означает, что за идеологическими формулировками должны скрываться конкретные интересы и цели организации. Последние постоянно меняются с изменением социально-политической ситуации. Поэтому и идеологические положения должны постоянно уточняться, согласовываться, переформулироваться. Это означает также, что между характером идеологии и соответствующей организации должна существовать самая непосредственная связь.

Недооценка роли организации и, главное, ее универсальности, является распространенным заблуждением при рассмотрении любого тоталитарного режима. Все разновидности современного тоталитаризма имеют общий корень - большевизм. Принцип организации большевистской партии, провозглашенный в 1906 году и теоретически обоснованный Лениным за несколько лет до этого, известен под названием “демократический централизм”. Со времен “Коммунистического манифеста” создавалась, менялась, развивалась и дополнялась научная теория, формировалась и менялась под давлением практики идеология, а организационный принцип - демократический централизм - оставался незыблемым. После “Манифеста” в мире появилось немало разновидностей коммунистической идеологии, но не было и нет коммунистических партий, которые отказались бы от демократического централизма. Этот принцип был и остается незыблемым, и отказ от него равносилен отказу от коммунизма. Поэтому и коммунистическаяидеократия является, по существу, властью коммунистической организации через идеологию посредством ее принудительного внедрения в мировоззрение личности. Как же осуществляется это внедрение? Об этом - дальше.

 

2. Аксиоматика идеологии.

 

Будем различать в идеологии ее основную структуру, определяемую внутренней структурой организации, а также дополняющую ее структуру второго порядка, зависящую главным образом от внешних и внутренних условий, истории страны, ее культуры, традиций и т.д. Основная структура идеологии определяется несколькими взаимосвязанными положениями, для описания которых лучше всего подходит термин “аксиома”. Для структуры второго порядка ниже используется термин “парадигма”. У всех политических организаций, ставящих своей целью насильственный захват власти и ее последующее удержание, можно найти много общего в аксиоматике их идеологий.

Для иллюстрации обратимся к коммунистической идеологии. В ее аксиоматике центральное место занимают две аксиомы, которые в дальнейшем будут для простоты называться аксиомой “раскола” и аксиомой “непримиримости”. Сначала о первой из них: “расколе” любого современного общества на классы. В ней главное - “раскол”, а не классы, термин нечеткий и неоднозначный. До Ленина и после него никто не пытался его определить или уточнить. Это было не только ненужным, но и невыгодным, так как могло затушевать в аксиоме главное: раскол на “мы” и “они”. Но такой же раскол на “мы” и “они” можно проследить в любой идеологии. В фашистской - на расы “избранные” и “неизбранные”, в социалистической - на трудящихся и капиталистов. В этом последнем случае раскол не столь четкий и острый, как в коммунизме и фашизме. Но и сами социалистические организации не столь организованны, как коммунистические или фашистские, к тому же имеется множество социалистов самого разного толка. Этому соответствует и множество оттенков “раскола”. Тем не менее, раскол на “мы” и “они” можно проследить всегда. Даже средневековая церковная организация, положившая начало инквизиции, выработала свою идеологию с той же особенностью разъединения истинных верующих и неистинных. То же и в исламской идеологии - на верных и неверных.

Вторая аксиома утверждает враждебность и непримиримость “их” и неустранимость “раскола”. И здесь чем жестче организационная структура, тем определенней и острее раскол, тем враждебнее и агрессивнее “они” по отношению к “мы”. Наибольшая агрессивность обнаруживается, что естественно, в коммунистической и фашистской идеологиях. Наименьшая же там, где организационная структура менее жесткая, централизация слабее, меньше единство и сплоченность внутри огранизации.

Ни одна современная политическая организация, ставящая целью захват и удержание власти, не может не содержать в своей идеологии третьей аксиомы: “мы” победим. Причем и в этом случае прослеживается та же закономерность: чем сплоченнее организация, чем жестче ее структура, острее “раскол”, тем больше степень уверенности в окончательной победе и тем больше претензий на научность обоснования этой уверенности и тем оно многословнее. В действительности это - постулат, необходимый для привлечения сторонников и деморализации противника.

Четвертая аксиома - обещание награды после “победы”. Необходимость этой аксиомы очевидна: ведь вступление в любую организацию всегда ограничивает свободу человека, сужает сферу свободного выбора, требует дополнительного труда, часто - без реальной компенсации. Аксиома переносит эту компенсацию в будущее. В коммунистической идеологии это - коммунизм, в котором всем - по потребностям, в фашистской - тысячелетний рейх с господством высшей расы, в социалистической - социальная справедливость (“всем по труду”), в инквизиторской - рай для правоверных и т.д. Иллюзорность всех таких обещаний проявляется, в частности, в том, что “награда” во всех случаях удаляется по мере приближения к ней.

Аксиомы связываются между собой другими словесными конструкциями - парадигмами. Формулировка парадигм, их взаимосвязь и сочетание определяют “образец мышления” (Кун), его стиль, а также главные идеологические стереотипы. Все это извлекается из соответствующего учения. Так, в марксизме-ленинизме учение о классах содержит обоснование всех парадигм, связанных с первой аксиомой. Обоснование второй аксиомы и связанных с ней парадигм извлекается из учения о классовой борьбе и пролетарской революции. Обоснование парадигм остальных аксиом содержится в диалектическом и историческом материализме, а также в учении о двух фазах - социализме и коммунизме. Фашизм менее разработан, и соответствуюшие части его идеологии выделить труднее. И это понятно, так как стоящая за его идеологией организация просуществовала всего два десятилетия, а у власти находилась всего 12 лет. Но вряд ли можно сомневаться, что если бы не ее разгром, соответствующая идеология была бы разработана и включала бы все четыре аксиомы с подробной парадигматикой.

Любые вопросы об истинности или ложности аксиом той или иной идеологии или отдельных ее парадигм не имеют смысла. Естественны и законны лишь вопросы об их убедительности и эффективности. То же и с вопросом о научности идеологий: их научность опять-таки пропорциональна эффективности их воздействия на человеческие массы и на каждого индивида в отдельности. И эффективность, и убедительность оцениваются в конечном счете по эффективности функционирования самой организации.

 

3. Парадигматика.

 

Аксиоматика - это даже не каркас идеологии, а ее неполный скелет, лишенный сочленений (связи аксиом). При формировании идеологии он дополняется сложной системой парадигм, образующих ее “живую ткань”, постоянно изменяющуюся в зависимости от очередных задач организации и конкретной ситуации. Кем и как формируется эта система парадигм? Кем и как уточняется, согласуется и шлифуется? Ответ на вопрос “кем?” очевиден: главным образом, средними и верхними уровнями организации. Ключевую роль при этом играет особая идеологическая иерархия, начинающаяся с многочисленной армии освобожденных пропагандистов и агитаторов (идеологические “термиты”) и завершающаяся главным идеологом. Сложнее ответить на вопрос “как?”, поскольку процесс формирования и его результат определяются не только внутренней структурой организации, ее конкретными целями и задачами, но и постоянно изменяющимися внешними и внутренними условиями. Тем самым парадигматика содержит в себе отражение эволюции организации, ее историю.

В ортодоксии принято считать, что марксизм-ленинизм является одновременно и учением (“научной” теорией общественного развития), и идеологией. В действительности они существенно различаются уже потому, что за учением стоит автор (или группа авторов), а за идеологией - организация. Но это различие - не единственное. Глава 4 “Краткого курса истории КПСС” содержит краткое изложение марксистско-ленинской идеологии, которым руководствовалась КПСС на протяжении полувека, внедряя эту идеологию во все слои общества. Этот вариант идеологии формулировался, конечно, на основе учения Маркса-Ленина, но заметно отличается и от марксизма, и от ленинизма. Чем? Прежде всего, элементом вульгаризации. Кроме того, смещением акцентов и утратой логической связи между отдельными главными положениями учения. Те же особенности можно обнаружить при превращении марксизма-ленинизма в троцкизм и маоизм. Это означает, что при формировании идеологии на основе какого-то учения последнее сначала “разбирается” на части, затем переформулируется с помощью парадигм и только после этого части “собираются” вместе и связываются с аксиомами. В процессе “сборки” смещаются и акценты.

Приведем примеры десяти главных парадигм, которые извлекались и извлекаются из марксизма, указывая лишь их сокращенные названия. Соответствующие цитаты будут приводиться только в тех случаях, когда они сознательно искажаются. 1) Парадигма классовой борьбы; 2) парадигма базиса и надстройки; 3) парадигма бытия (общественное бытие определяет общественное сознание, слово “общественное” часто опускается); 4) практики (практика - критерий истины, подразумевается: “единственный”); 5) насилия (насилие - повивальная бабка истории, соответствующая цитата: “Насилие является повивальной бабкой всякого старого общества, когда оно беременно новым”); 6) переделки мира (II-й тезис о Фейербахе: “Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его”); 7) социализма и коммунизма как двух фаз; 8) свободы (свобода - осознанная необходимость); 9) диалектических противоречий; 10) пролетарского интернационализма.

Соответствующие цитаты, на основе которых строятся парадигмы, высказывались основоположниками в разное время, по разным поводам, часто для пояснения какой-либо конкретной мысли. Вырванные из контекста, они утрачивают непосредственную связь с учением, но в руках идеологов приобретают новую жизнь и неожиданную силу при решении практических задач. Часто, образуя причудливые комбинации, они приобретают смысл, противоположный тому, который вкладывался в них основоположниками. Ведь доктрина Сталина об обострении классовой борьбы по мере построения социализма формировалась на основе парадигм насилия, практики и бытия, а доктрина Брежнева об ограниченном суверенитете социалистических стран - на основе парадигм насилия и пролетарского интернационализма. Идеологическая работа сводится в значительной степени к переформулировке парадигм, установлении их взаимосвязи, их связи с аксиомами, а также в приведении всей идеологии в соответствие с практической деятельностью организации и ее очередными целями. И на этом поприще подвизаются тысячи идеологических “термитов”, среди которых немало выдающихся профессионалов своего дела.

Каковы бы ни были очередные цели и задачи тоталитарной власти, ее главной задачей всегда является собственное самосохранение. Это не может не отражаться на процессе формирования ее идеологии, прежде всего на формулировке аксиом и парадигм размежевания. Главное размежевание на “мы” (система) и “они” (внешняя среда) должно проходить определяюшей нитью через всю идеологию. Так оно и было бы, если бы пирамида власти и всего социума была однородной; такую идеологию можно было бы назвать партологией. В действительности вся властная вертикаль, как и правящая партия, в силу внутренних причин ее эволюции с ростом численности распадается по вертикали на несколько подсистем, потребности, и нтересы и цели каждой из которых не всегда совпадают. Кроме того, образуются еще и горизонтальные неоднородности (ведомства). При таком дроблении целостность системы может сохраняться только при наличии грозной внешней опасности, когда присутствие внешнего врага сглаживает возникающие противоречия, внутренние трения и взаимное недовольство внутри организации. По этой причине и идеология должна быть воинственной, постоянно указывая на реального или выдуманного врага, возбуждая к нему ненависть. И действительно, внешние и внутренние враги являются постоянными спутниками любого тоталитарного режима, маскируя реальное размежевание внутри пирамиды власти.

Реальное же размежевание на “они” и “мы” определяется барьером, отделяющим верховное руководство и его окружение (“спецбюрократия”, номенклатура) от расположенных ниже слоев пирамиды власти. Самосохранение путем паразитизма на обществе является главной и объединяющей целью правящей верхушки. Что же ей противостоит и кто же ее истинные враги (“они”)? Всё то и все те, что и кто стремится устранить изолирующий ее барьер и связанные с этим привилегии. Это, прежде всего, часть среднего слоя, для которой этот барьер является препятствием в номенклатуру и причиной обострения конкуренции вблизи него. Еще и значительная часть нижнего слоя, характеризующаяся массовой психологией равенства и братства, неизбежно испытывающая антагонизм к выделенным и привилегированным. Она тоже за однородность всей социальной иерархии. Наконец, все общество. Поэтому в интересах правящей верхушки отрицать и маскировать реальное размежевание, заменяя его идеологическим.

В связи с этим парадигматика идеологии формулируется так, чтобы замаскировать реальное размежевание и переадресовать внутренний антагонизм на внешних врагов. Враги - это, в зависимости от очередной задачи, либо капиталисты, либо империалисты, просто буржуазия, или какая-то конкретная страна, и т.д. В соответствии с этим “мы” - это то рабочий класс, трудящиеся, то социалистический лагерь или просто народ, класс, партия. Что касается врагов внутренних, то они всегда рассматриваются как те же внешние враги под видом пятой колонны, пережитков, происков и т.д.

За этой подменой реального размежевания нереальным (идеологическим) скрывается стремление правящей верхушки к подмене целей. В идеологии подмена осуществляется с помощью парадигмы партийности: правящая партия выступает “от имени” трудового народа, руководство партии выступает “от имени” всей партии, а вожди - “от имени” руководства. Другая формулировка той же парадигмы использует формулу “в интересах” (партии, народа, трудящихся и т.д.)

Эта главная ирреальность в аксиомах и парадигмах размежевания влечет за собой ирреальность всех других аксиом и парадигм. Так, аксиома “мы победим” имеет реальный смысл только для верхушки организации, но и то лишь до захвата государственной власти и консолидации в правящий слой. После этого она приобретает смысл “мы победили”. В связи с этим для спецбюрократии конечная цель - коммунизм - тоже становится свершившимся фактом. Бесконтрольно распоряжаясь всеми богатствами государства, спецбюрократия уже получает “по потребностям”, и никакой другой государственный строй не даст ей большего. Если же под “мы” понимать всю правящую партию, то для нее конечная цель становится ирреальной и отодвигается по мере приближения к ней. То же самое происходит и со многими другими парадигмами. И поскольку идеология пронизывает всю политическую, экономическую и социальную сферу общества, то оттенок ирреальности присутствует в каждой из них.

Эта двойственность создает иллюзию двух идеологий: идеологии правящей верхушки и идеологии подчиненных ей низов. В первой отражаются интересы и цели купола иерархии, и она имеет оправдательный оттенок. В ней акценты переносятся на такие, например, парадигмы, как “(иерархическое) бытие определяет (идеологическое) сознание”; “практика (командования) - критерий истины (подчинения)” или “насилие - повивальная бабка”. Во второй идеологии - на парадигмы классовой борьбы, переделки мира, а также двух фаз. В действительности это - два полюса единой идеологии, разрабатываемой в верхних слоях и обрушиваемой на средние и нижние.

Во всех разновидностях тоталитарных режимов идеология разрабатывается специальным идеологическим аппаратом под руководством “спецбюрократии” и обрушивается на средние и нижние слои пирамиды власти и на всех граждан в условиях информационной изоляции, разобщения и репрессий, превращаясь тем самым в идеократию. Идеология является средством духовного порабощения людей в дополнение к физическому. Общим для всех современных идеологий является и способ такого порабощения: подмена целей человека целями организации путем вторжения идеологии в мировоззрение личности. Причем эффективность воздействия идеологии возрастает при создании иллюзии добровольности такой подмены, при маскировке принуждения. Как же создается такая иллюзия и как маскируется принуждение? Об этом - ниже.

 

4. Идеология и мировоззрение.

 

Цели личности и цели организации обычно несовместимы. Действительно, определяющим личность качеством является возможность и способность морального выбора, без чего формирование ее мировоззрения невозможно2. С другой стороны, наиболее характерной особенностью организации является иерархическая централизация, которая прямо или косвенно (через идеологию) ограничивает возможность морального выбора и ослабляет способность его осуществления, что не может не деформировать личность. И чем выше степень централизации и продолжительней воздействие идеологии, тем сильнее деформация.

Более того, за мировоззрением личности стоит ее личный опыт взаимодействия с окружающей средой, границы которой определяются горизонтом ее интересов, а за идеологией стоит организация. Естественное стремление личности (путь к полной свободе) - распространить сферу свободного выбора внутри всего горизонта своих интересов. В обществе это невозможно. Естественное стремление тотальной организации - подчинить полностью личность, лишив ее сферы свободного выбора. Это, однако, ведет к психическим деформациям. Компромисс между этими двумя противоположными стремлениями принимает форму одновременного сосуществования сферы свободного выбора и идеологической сферы. Он сводится в конечном счете к компромиссу между целями человека и целями организации.

Современные организации обычно очень сложны и поэтому требуют квалифицированного и эффективного управления. А это возможно лишь в том случае, если их “члены” хотят, чтобы ими управляли и не оказывают активного или пассивного сопротивления. Если этого нет, то их можно только заставлять, и организация начинает терять эффективность, особенно в тех сферах деятельности, которые требуют инициативы, предприимчивости, энергии. Руководство постепенно превращается в принуждение. И чем выше степень принуждения, тем ниже эффективность. Поэтому подмена индивидуальных целей идеологическими должна быть постепенной и сохранять хотя бы иллюзию добровольности. Таким же должно быть и идеологическое воздействие на мировоззрение личности. Создание такой постепенности и такой иллюзии является главной идеологической проблемой. И не только главной, но и одной из наиболее сложных, о чем говорят необычайно многочисленные идеологические отделы коммунистических партий и других подобных организаций.

Первая цель идеологической обработки - создать внутри горизонта интересов личности хотя бы небольшую идеологическую сферу. Пусть она сначала невелика и частично перекрывается с остальной частью мировоззрения, не ограничивая заметно сферу свободного выбора. Начальный этап обработки напоминает “прививку” или введение идеологического “наркотика”, что отражается и в идеологических стереотипах: “привить марксисиско-ленинское мировоззрение”, “сформировать революционную убежденность” и т.д. Как и всякая прививка, она тем эффективней, чем раньше осуществляется. Поэтому идеологическая обработка начинается уже с детского возраста (в СССР - с детского садика) путем бессмысленного заучивания идеологических лозунгов, пения революционных гимнов, повторения идеологических стереотипов без понимания их смысла. Затем продолжается в пионерии, школе, комсомоле. И постепенно наркотическое воздействие начинает создавать иллюзию добровольности, а идеологическая сфера мировозрения начинает теснить личностную.

Главная стадия идеологической обработки начинается с началом восхождения индивида по ступеням какой-либо иерархии (производственной, научной, партийной, военной) и происходит в процессе практического участия в выполнении чисто организационных задач. Этим сразу резко сужается сфера его свободного выбора и соответственно расширяется идеологическая сфера, в которой постепенно начинают доминировать интересы и цели организации. При дальнейшем продвижении индивида организация еще более сужает сферу его свободного выбора чисто организационными мерами, а также снижает способность к этому путем целенаправленного формирования его потребностей и интересов.

Последнее достигается следующим образом. В любой централизованной иерархической организации распределение власти и материальных благ (зарплата, дополнительные материальные привилегии, награды, льготы и т.д.) строго соответствует иерархическому уровню. Поэтому степень удовлетворения сформировавшихся материальных потребностей определяется почти целиком положением в иерархии, а растущих (а они, как известно, всегда таковы) - продвижением вверх. Каковы бы ни были потребности-интересы-цели на начальной стадии иерархического восхо-ждения, они в дальнейшем для большинства чиновников трансформируются таким образом, что почти целиком сосредотачиваются на продвижении. Иначе говоря, продвижение становится т.н. актуализированной (доминирующей) потребностью. Поэтому для обычного среднего чиновника (а таких большинство) поведение определяется главным образом оценкой вероятности продвижения. Начинается эта деформация потребностей со служебной сферы и затем распространяется на другие. Это постепенно изменяет шкалу моральных ценностей, деформируя, таким образом, мировоззрение.        

Эта деформация усиливается давлением организации. Для продолжительного выживания в ней необходима выработка особых качеств, таких, как безусловная преданность руководству, способность к адаптации, почтительность к вышестоящим. Часто недостаточно и этого, и требуется способность к лицемерию, лавированию, маскировке своих чувств и целей, притворству. При выработке всех этих качеств в полной мере проявляется уникальная особенность человеческого ума как средства припособления к сложным социльным условиям и восприятия как истины того, что является только преимуществом (А. Сент-Дьёрди)3.

Как же все это отражается на процессе формирования идеологии? По мере восхождения чиновника, как упоминалось выше, смысл отдельных парадигм для него начинает изменяться, акценты смещаются, усиливается элемент оправдательности. Теперь к этому добавляется элемент вульгаризации и цинизма, поскольку идеология начинает “натягиваться” на актуализированную потребность. А ею становится удержание и охрана достигнутого, и в соответствии с этим актуализированной целью становиться консолидация и укрепление спецсоциума (“мы”) против любой опасности (“они”). Особенно - после пересечения границы спецбюрократии, когда чиновник оказывается или непосредственно у власти, или в сфере спецпривилегий. Тут-то он и использует в полной мере свойство своего ума как органа выживания для их оправдания. Революции для него теперь - только медленные “скачки” и происходят только сверху. Принцип “по труду” означает “по положению в иерархии”, и поэтому иерархическое бытие начинает определять его идеологическое сознание. Особенно удобна для него ленинская парадигма нравственности, выводимая из классовой борьбы пролетариата, поскольку позволяет ему избавляться от беспокоящего голоса совести. Идеологические идеалы (коммунизм, социализм, равенство, братство и т.д.) постепенно оттесняются реальными интересами удержания и продвижения, превращая этику в “спецэтику”, содержащую элементы сознательного обмана, лжи и фальши.

Идеологический цинизм внутри спецсоциума и идеологическая ортодоксальность для всех нижестоящих уровней пирамиды власти, населения страны и внешнего мира усиливают иллюзию двух идеологий, о которой говорилось выше. Эта двойственность идеологии часто требует от индивида незаурядных дипломатических способностей и даже артистизма4. В действительности это лишь проявление формирования двух сфер сознания - личностной и идеологической, которые функционируют в разных сферах бытия. Если такой чиновник читает первоисточники, то вычитывает только то, что соответствует его актуализированной потребности и служит его текущим целям. С другой стороны, необходимые ему для выживания в тотальной организации артистизм и навыки дипломатии постепенно становятся чертами его характера. Оба эти “приобретения” постепенно “врастают” в личность, превращая ее в “двуличность”. Громадный идеологический аппарат направляет этот процесс в желательном для него направлении. Его постепенность создает иллюзию добровольности, иллюзию свободы выбора и даже иллюзию развития личности. На самом деле развивается только идеологическая сфера сознания, которая постепенно оттесняет и деформирует личностную.

 

5. Деформация личности в тотальной организации.

 

Конкретная социальная среда всегда оказывает давление на формирующуюся личность. Степень давления зависит от характера окружающей среды. Пребывание в организациях с высокой степенью регламентации, принуждения и изоляции безусловно создает наибольшее давление, которое может даже привести к психическим деформациям и психическому срыву. К такого рода организациям, получившим название “тотальных” (total institutions), относятся трудовые лагеря, казармы, трудовые колонии, монастыри, психлечебницы, тюрьмы и т.п. Все они характеризуются жесткой регламентацией труда, отдыха и досуга, жестким ограничением передвижения, ослаблением или полной потерей контакта с внешним миром, предельным сужением сферы личного выбора, а также специальными мерами усмирения путем унижения. Длительное пребывание в них приводит к появлению характерной психической аномалии, имеющей множество названий: синдром социального расстройства, больничный и тюремный психоз и т.д. Для ослабленной формы психической деформации, проявляющейся в изолированных длительных экспедициях, используются термины “экспедиционное бешенство”, “арктический психоз” и “болезнь пустыни”. Главной их причиной является разрушение барьеров, разделяющих в обычных условиях три сферы жизни: ночлег, работу и досуг.

Большинство организаций внутри тоталитарного режима, конечно, обладают меньшей степенью “тотальности”, чем перечисленные, и не разрушают все барьеры между тремя сферами жизни. Но для них, хоть и в меньшей степени, создается тот же конфликт между тем, что человек мог бы и хотел бы делать, и тем, что ему дозволяется. А ведь именно это является одной из причин синдрома “социального расстройства” и подобных ему деформаций. В дополнение к этому постоянному конфликту, создаваемому организационными мерами, существует и постоянное описанное выше идеологическое воздействие. Это придает синдрому социального расстройства особую форму.

Рассмотрим, как протекают эти процессы на самом нижнем уровне иерархической пирамиды власти. Положение чиновников этого уровня мало чем отличается от положения обычных граждан с его максимальной степенью информационной изоляции и физической несвободы, системой принудительного прикрепления к месту жительства (прописка) и месту работы, ограничением свободного общения и свободного получения информации. Разобщение увеличивается и сознательным внедрением психоза секретности, а также постоянной идеологической пропагандой бдительности к “проискам”. Недостаток информации культивирует социальное невежество и социальную ограниченность. К этому необходимо добавить и фактор сращивания правоохранительных органов с репрессивными, ведущий к осознанному состоянию полной беззащитности личности. А с другой стороны - всеобщая грамотность, всеобщее среднее образование, доступность высшего образования, а значит и возможность расширения горизонта интересов личности. Возникает болезненный разрыв между знаниями, желаниями, стремлениями и возможностями с одной стороны и реальностью с другой. Нижний слой пирамиды власти отличается еще и тем, что для него максимальна и идеологическая ирреальность. Формирование личности в таких условиях ведет, как известно, к развитию комплекса неполноценности (ниже - синдром неполноценности).

Несоответствие расширяющегося горизонта интересов личности реальным возможностям - главная причина этого синдрома. Это несоответствие воспринимается как конфликт по мере того, как под ударами реальных фактов иллюзия добровольности постепенно меркнет, и принудительность внешних ограничений и идеологии становится все очевиднее. Причем чем больше сужается сфера свободного выбора, тем большее напряжение накапливается в центральном ядре личности и тем отчаяннее она защищается и отстаивает свое право выбора в остающейся всё более узкой области потребностей-интересов5.

Способность к сопротивлению и способы защиты зависят от природных качеств индивидуума и его жизненного опыта. Прямой и активный социальный протест - удел немногих. Для большинства характерно либо “мирное сосуществование” на грани психического срыва, либо бегство в самом широком смысле слова: вовне (эмиграция), во внутрь (внутренняя эмиграция, отчуждение и проч.) или вверх (восхождение к власти). Волны внешней эмиграции - постоянный спутник любого тоталитарного режима нашего времени, где бы он ни утвердился. Внутренняя эмиграция дополняется пассивным сопротивлением и бойкотом всех конструктивных усилий власти.

Если все попытки личности найти автономную сферу свободного выбора оказываются безуспешными, то в нижнем слое альтернативой “мирному сосуществованию” на границе психического срыва является приостановка развития, то есть социальной инициативы личности. Природные способности оказываются невостребованными и отмирают. Именно в этом направлении подталкивает тотальная организация все процессы. Именно это она использует для внедрения идеологии под видом свободно формируемого мировоззрения. В иллюзии свободного формирования и кроется секрет наркотического действия идеологии, поскольку в сфере идеологии нет свободы выбора альтернатив.Оставаясь инфантильной, личность приобретает лишь дополнительные качества “человека массы”. Человек массы не страдает ни рефлексией, ни синдромом неполноценности; его духовные потребности редуцированы или отсутствуют вообще, а социальные уродливо деформированы.

Рассмотрим теперь средний слой пирамиды власти. На какой-то стадии иерархического восхождения у чиновника появляются подчиненные, он становится начальником. По мере продвижения ослабляются некоторые меры физического принуждения, растет количество и качество получаемой информации, уменьшается идеологическая ирреальность. В связи с этим расширяется горизонт интересов личности и сфера свободного выбора. Но для успешного продвижения в условиях жесткой конкуренции необходимо, напротив, целенаправленное ограничение потребностей и интересов, полное их подчинение актуализированной потребности продвижения, необходимо подчиняться строгой дисциплине, проявлять преданность власти и т.п. Кроме того, необходимо не только добровольное принятие всех идеологических догм и парадигм в их формулировке на конкретный момент, но и активное участие в их внедрении в нижние слои властных структур и население. Все это не может не вести к расширению идеологической сферы мировоззрения и к сужению личностной. Возникают две новые психические деформации, которые можно назвать “партийным” и “идеологическим” синдромами.

Партийный синдром возникает при полном доминировании потребности продвижения и коренится в том факте, что в организационной структуре невозможно выделить индивидуальный вклад чиновника в общих результатах деятельности организации. Сфера свободного выбора предельно сужается, и личность как бы растворяется в партии, становится “совокупностью партийных отношений”6. Индивидуальная воля подавлена коллективистской.

В качестве примера можно привести высказывание Троцкого на 13 съезде РКП(б) в мае 1924 г.: “Я знаю, что быть правым против партии нельзя. Правым можно быть с партией и через партию, ибо других путей для реализации правоты история не создала” (цит. по А.Авторханову “Происхождение партократии”, 1978, Т.2, с.178). Еще более характерно всказывание Пятакова: “...Но настоящие большевики-коммунисты - люди особого закала. Мы ни на кого не похожи, мы, партия, состоящая из людей, делающих невозможное возможным; проникаясь мыслью о насилии, мы направляем его на самих себя и, если партия того потребует, если для нее это нужно и важно, актом воли сумеем в 24 часа выкинуть из мозга идеи, с которыми носились годами. Вам это абсолютно непонятно, вы не в состоянии выйти из вашего узенького “я” и подчиниться суровой дисциплине коллектива. А вот настоящий большевик это может сделать. Личность его не замкнута пределами “я”, а расплывается в коллективе.” (Разговор с Валентиновым в Париже в начале 30-х годов, журнал “Слово” 1989, № 11, с.24). Характерно, что в приведенных цитатах совсем не упоминается идеология, что отличает этот синдром от синдрома идеологического.

Идеологический синдром в отличие от партийного коренится в гипертрофированном разрастании идеологической сферы и ее последующем отъединении от личностной. В этом предельном случае он может превратиться в фанатизм. При этом идеологическая ирреальность ведет к утрате способности выбора альтернатив, поскольку в идеологической сфере возможность выбора почти полностью исключается. Редукция личностной сферы освобождает чиновника от болезненного состояния, связанного с давлением организации; освобождает заодно и от укоров совести.

Таким образом, на средних уровнях пирамиды власти постепенно накапливаются индивиды с двуми характерными психическими деформациями: партийной и идеологической. Накладываясь друг на друга, эти деформации образуют всевозможные сочетания и порождают нравственных и психических уродов. Ну а самый верхний слой пирамиды? Каков окончательный итог восхождения к вершине власти для личности восходящего? Иначе говоря, кто они, эти вожди, располагающие всей полнотой власти в государстве?

При постановке таких вопросов в сознании возникает галерея фигур первого ранга: Гитлер, Сталин, Мао. Затем - помельче - Хо-Ши-Мин, Хрущев, Брежнев, Кастро и т.д. Дальше следуют фигуры третьего ранга, более многочисленные. Каждая из них окружена множеством соратников и прихлебателей. С точки зрения обычного нормального человека все они - странные фигуры. В чем эта странность? Часто говорят: фанатики идеологии, то есть доведенный до предела идеологический синдром. Но тогда это психопаты, так как фанатизм является разновидностью психопатии и связан с некритичностью. Но вряд ли это их общая характерная особенность; о Брежневе, например, этого не скажешь. Другое мнение: фанатики власти. И опять фанатизм, и опять сомнение: вряд ли это их общая черта. Как тогда быть с идеологией, которая для многих из них становится средством достижения власти: прагматики идеологии и фанатики власти?

Обратим прежде всего внимание на то, что ни Сталин, ни Мао, ни Гитлер не могут быть причислены к идеологическим фанатикам. То же самое можно сказать и о большинстве фигур второго ранга, хотя и с меньшей вероятностью. Всем им в той или иной степени свойственны элементы политического прагматизма, тогда как чистых партийных и идеологических фанатиков можно встретить лишь на более низких уровнях пирамиды власти. Отсюда следует, что в процессе восхождения создаются условия, задерживающие развитие партийного и идеологического синдромов и в то же время способствующие политическому прагматизму. Каковы эти условия и как они проявляются?

Одним из очевидных условий является скорость продвижения: эти синдромы могут не успеть развиться и превратиться в фанатизм при быстром продвижении, либо, напротив, могут быть вытеснены политическим прагматизмом, свойственным всем бюрократам, при продвижении медленном. От чего же зависит быстрота продвижения? Прежде всего от индивидуальных качеств чиновника, а также от быстрых перестроек во властных структурах, связанных обычно с репрессиями, чистками, перемещениями и т.д. Происходит это, как правило, в процессе идеологической борьбы, в которой прежде всего отсеиваются именно фанатики из-за их окостенелости, жесткости и неповоротливости, а политические прагматики имеют все преимущества в конкурентной борьбе. Но каковы бы ни были преимущества прагматиков, они проявляются селективно в процессе иерархического отбора. Тогда и проявляется бюрократическая сущность тоталитарной власти, особенно ее промежуточного слоя, играющего главную роль в иерархической фильтрации.

Действительно, населяющие этот слой чиновники уже оторвались от низовых уровней, но им еще далеко до настоящей власти. Эта изнурительная гонка - не для всех. Некоторые “оседают” на достигнутом уровне, сводят свой труд к минимуму, ограничиваясь буквальным исполнением приказов сверху и становять настоящими “бюрократами”. Другие же продолжают стараться изо всех сил и рваться вверх. Партийный и идеологический синдромы, переходящие в фанатизм, характерны главным образом для этих последних, а для “осевших” характерен, напротив, бюрократический прагматизм. Но бюрократ тоталитарной системы обладает и рядом черт, не свойственых обычному бюрократу демократического общества. Единая пирамида власти превращает любого чиновника на любом уровне в ставленника правящей верхушки, что увеличивает его независимость от подчиненных и в конечном счете его безответственность. Он не свободен ни от партийного, ни от идеологического синдромов, но использует их прагматически в своих интересах, чем и отличается от партийных и идеологических фанатиков. Наконец, он - выходец из нижнего слоя и поэтому не свободен, по крайней мере в начале своего продвижения, ни от синдрома неполноценности, ни от психологии человека массы с его “безудержными жизненными вожделениями” (Хосе Ортега-и-Гассет).

Вот в такой сложной среде с трудно совместимыми особенностями формируются вожди режима и происходит их иерархический отбор. В такой иерархии наибольшей скоростью продвижения при прочих равных условиях обладают два психических типа, которые для краткости можно назвать “властителями” (власть ради власти) и “приобретателями” (власть ради приобретения материальных благ). Иерархический отбор увеличивает их относительную пропорцию уже на средних уровнях, так как они в наименьшей степени подвержены синдрому неполноценности, а также идеологическому или партийному фанатизму. Чиновники первого типа (“властители”) - в силу их природных качеств, при которых личность обладает некоторыми дополнительными способами защиты от давления иерархического окружения. Что касается второй, более многочисленной категории “приобретателей”, то у нее противодействие фанатизму вырабатывается постепенно в ходе продвижения вверх. Для этой категории чиновников, рассматривающих свое иерархическое положение как свою собственность, чем медленнее восхождение, тем меньше деформируется личность, постепенно осваивающая сферу приобретательства, в которой она способна осуществлять свое естественное право выбора альтернатив. Явление, называемое коррупцией, типично именно для этой категории.

Коррупция является частным случаем более широкого явления, включающего использование служебного положения в личных целях, взяточничество, подлог, блат, протекцию и т.д. Поскольку это явление - неизменный спутник любой централизованной иерархической бюрократии и является, по существу, уродливой формой прагматизма, то его можно с известным основанием назвать “иерархическим синдромом”. И что бы ни говорилось об этой бюрократической “болезни” в научной, сатирической и юмористической литературе, в рассматриваемом контексте она не лишена и положительной роли. В тоталитарном обществе, с его физическим и духовным порабощением и отрицанием ценности личности, иерархический синдром является едва ли не единственной альтернативой партийному и идеологическому фанатизму. Это - одна из немногих форм скрытого протеста против удушающей хватки тоталитаризма. Не будь этого, кошмар социальных антиутопий Замятина, Хаксли, Оруэлла и других стал бы повседневностью нашего времени. Правящая верхушка, образованная союзом партийных и идеологических фанатиков, вооруженная всеми средствами современной науки, стала бы непобедимой, так как не оставила бы никаких возможностей для протеста, не сохранила бы никаких социальных сил, способных поставить под сомнение ее могущество. Иерархический синдром уравновешивает в каком-то смысле идеологический и партийный фанатизм, препятствует его беспредельной экспансии, ставит ему границы.

Таким образом, наибольшей вероятностью продвижения в вожди обладают индивиды, стремящиеся к власти как самоцели или средству, у которых все три психические деформации - партийный, идеологический и иерархический синдром - уравновешены. Но при этом доминирует политический прагматизм, связывающий в какой-то мере две сферы мировоззрения и препятствующий тем самым их полному разъединению, т.е. социошизофрении. В этой уравновешенности их преимущество перед конкурентами в борьбе за власть. Для них и партия, и идеология являются лишь средствами достижения политических целей. И эти средства используются ими, как известно, артистически. Они артисты в той степени, в какой свободны от идеологических тенет. Эти выдающиеся деятели выступают в критические моменты захвата или перезахвата власти в качестве арбитров в смертельной схватке фанатиков партии и фанатиков идеологии и в дальнейшем часто помогают им уничтожать друг друга. Так происходило, например, в большевизме.

Тем не менее, в некритические, то есть неперестроечные периоды, роль вождей часто переоценивается. На этой стадии главную роль в функционировании тотальной системы власти играют не харизматические качества вождей, а их взаимосвязи, а также взаимосвязи и взаимоотношения входящих подсистем. Личностные качества чиновников полностью подчинены взаимоотношениям должностных мест системы или, образно говоря, кресел. И если личные качества и кресло почему-либо не соответствуют друг другу, то чиновник просто заменяется другим. В этом сущность законов функционирования системы. Иначе говоря, организация в процессе иерархического отбора формирует нужный ей состав. Даже генсек - больше символ правителя, особая точка системы или ее символический центр, чем реальный управляющий. Явление, которое принято называть вождизмом со всеми его атрибутами (ранжирование, размещение на трибунах, расположение транспорантов и т.д.) является в значительной степени одним из элементов маскировки реальной власти и ее универсальной объединяющей цели: самосохранения путем паразитирования на обществе. В этом и заключается суть тоталитарной власти, а идеология - лишь один из ее инструментов.

 






1Предлагаемая статья является сокращенным изложением главы 8 книги Александра Корчака “Современный тоталитаризм: системный подход” (Contemporary Totalitarianism: A Systems Approach,  Columbia U. Press, 1994). Основные положения главы не потеряли свою актуальность и в XXI веке с его небывалыми возможностями идеологического манипулирования большими человеческими массами. На русском языке публикуется впервые.



2 Автор разделяет точку зрения, высказанную и обоснованную в работе Б.Ф. Поршнева “Функция выбора - основа личности”: “Человек как личность - существо, производящее выбор… Выбирание - элементарный механизм, из продуктов которого сложена личность и посредством которого происходит ее развитие… Вся тайна выбора состоит в том, что ему предшествует сосуществование в субъекте обеих исключающих друг друга тенденций… Выбор - это отстранение, отбрасывание одной из альтернатив. Стимулы этого многообразны. Но доминируют прежние выборы. Их набор и составляет ядро личности. У личности есть история - это история отклоненных альтернатив.” (Сборник “Проблемы личности”, материалы симпозиума, 1969, Т.1, с.344-346).



3  “Мозг есть не орган мышления, а орган выживания, как клыки и когти.  Он устроен таким образом, что воспринимает как истину то, что является только преимуществом, и тот, кто логически доводит мысли до конца, совершенно не заботясь о последствиях, должен обладать почти патологической конституцией. Из таких людей выходят мученики, апостолы  или ученые, и большинство из них кончают на костре или на стуле, электрическом или академическом.” (Сент-Дьёрди Альберт, цит. по Г.Цопфу “Отношение и контекст” в сборнике “Принципы самоорганизации”, М., 1966, 419).



4 В качестве иллюстрации можно привести высказывание Н.С.Хрущева о Сталине: “Сталин действительно велик, я и сейчас подтверждаю, он несомненно был выше всех на много голов! Но он был артист, он был иезуит. Он способен был на игру, чтобы показать себя в определенном качестве.” (Воспоминания, Огонек 1989, №27, 31). Двойственность была свойственна и самому Хрущеву, что отражено в его памятнике на Новодевичьем кладбище. А вот что говорил Чарли Чаплин о Гитлере (по свидетельству его сына): “Работая над этим сценарием (“Великий инквизитор” - авт.), отец изучал своего героя. Он раздобыл все хроникальные фильмы о Гитлере, какие мог, и смотрел их часами, дома и в студии. Среди  них попадались такие кадры, в которых, например, Гитлер беседует с детьми, ласкает малышей, посещает больных в лечебных учреждениях, демонстрирует свой ораторский талант при каждом случае. Отец заучивал все позы диктатора, копировал повадки и был увлечен этим до предела. - Этот  тип - первоклассный актер, - говорил он восхищенно, - Где уж нам до него!” (“Иностранная литература”, 1976, №7, 144). 



5 Полная формализация поведения невозможна даже в организации с максимальной степенью  тоталитарности. Она означала бы полное причинное предсказание поступков человека. Как известно, это невозможно просто потому, что раньше этого происходит психическое расстройство.  



6 В полном соответствии с определением Маркса: “Сущность человека не есть абстракт присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть совокупность общественных отношений.” (Соч., Т.3, с.8). В данном случае - внутрипартийных отношений.