Главная | Журналы | Персоналии | Книги | Медиа | ПОМОЧЬ МЕГАЛИТУ | БАННЕРЫ |
Кемеровская область |
Николай ДанилинОб авторе: Родился в 1964 году в Ленинграде. Автор четырех стихотворных сборников: ... >>> |
Илья ЛапинОб авторе: Родился в 1978 году, живет в Петербурге. Окончил физический факультет ... >>> |
Андрон КиселёвОб авторе: ... >>> |
РегионыЦентрРоссияАбаканАнадырьАрхангельскАстраханьБарнаулБелгородБлаговещенскВладивостокВладикавказВладимирВолгоградВологдаВоронежЕкатеринбургИжевскИркутскКазаньКалининградКалугаКемеровоКраснодарКрасноярскКурганКурскЛенинградская областьЛипецкМоскваМосковская областьНарьян-МарНижний НовгородНовосибирскОмскОрелОренбургПензаПермьПетрозаводскПетропавловск-КамчатскийПсковРостов-на-ДонуРязаньСамараСанкт-ПетербургСаратовТверьТулаУлан-УдэУфаХабаровскЧебоксарыЧелябинскЯкутскЯрославльЗападная ЕвропаАвстрияАлбанияБельгияБолгарияБосния и ГерцеговинаГерманияИзраильИрландияИспанияНорвегияПольшаРумынияСловенияФинляндияКавказАзербайджанАрменияГрузияАзиатско-Тихоокеанский регионАзиатско-Тихоокеанский регионАфрикаАфрикаВосточная ЕвропаБеларусьМолдоваУкраинаЦентральная АзияКазахстанКиргизстанТаджикистанУзбекистанСеверная АмерикаКанадаСШАСтраны БалтииЛатвияЛитваЭстония |
Олесь БарлигНесколько другихОЧЕНЬ МАЛЕНЬКАЯ ПОЭМА С ПЛОХО ИЗВЕСТНЫМ КОНЦОМ
* Поодаль ** Подул ветер и разлетелись как присохшая чешуя после чистки рыбы мелкие блёклые ожидания и стало намного страшнее чем было *** Кап, кап, кап… - пустеет глюкоза в капельнице, а больному на койке лежать ещё и ещё до выписки что-то вместо ремарки или эпиграфа 1 мой татарский потомок рода Юсуповых худой как суповой набор говорлив смугл с длинными тонкими пальцами осведомляет меня о верхних пределах дозволенного в средней полосе технического прогресса не любит когда я ладонями мешаю на животе его твёрдом равные доли обоюдной спермы 2 мой обмытый валун возле реки цепляет своими боками покатыми всё без разбору – в апреле отжившие лепестки ивы улиток пустые ракушки фантики от конфет что кинул небрежно кто-то плыть без надобности вверх по реке на берегу лежит лишним свидетелем путешествия бесполезных уже вещей 3 мой мотылек задевает три года воздух вокруг моего лица с заиканием соглашается на свидание ёрзает на стуле в кафе рисует на память в блокноте кусочек своей тени 4 синица моя что летит в небе от журавля поодаль надрезает мои хлеба давит из них в холостую влагу натирает меня как самовар до блеска обещанием что рукою подать до журавля 5 (точнее «как бы “5”») большое сочное солнце выпито через тонкую трубочку опустел его сок поблёкли его краски спускаются скрытой от глаз моих тропой синица и ёщё одна птица без масти определённой в мировой мифологии и планетарной орнитологии идут выкупать у царства мёртвых толику моего счастья *** обеззараженная безграничность ожидания звонка телефонного от тебя стерильными пальцами абортирую нежное тельце гомункулусов тельцы рвут зубами хлеб рождённых в их не скошенном мае драконы черпают клеёнкой крыльев сироп обещанных сокровищ подбрасывают вверх но по усам течёт а в рот не попадает застряёт в чешуе заверяет исполниться в скором времени нарастает на теле шершавою коркою в обелиски драконов тела превращая разместив их фигуры вдоль кремовых лестниц в стиле модерн в границах отсутствия моих вопросов о ёлочной игрушке твоего дня разбитой в парадной об плинтус в ус не дуешь жуёшь бутерброды запиваешь банановым соком и оком не моргнув выталкиваешь меня из себя думая что ещё успеется распробовать воск моего пребывания рядом думая что это соты полные мёда а вовсе не свечи не видя того что тельцы меняют своих фаворитов проплывая не глядя вдоль стражей моих навеки ослепших от счастья тебя не дождаться в то время как лестница ожидания резко свернула вправо разминувшись с концертным залом сердца продетого в нитку на память будто куриный бог *** "Люби его, осень" Яна Павлова люби её Миша перемешивай недозревшие вишни зрачков с синим лишайником джинсовой куртки твоей опрометчивой куртизанки купи её желейных конфет купай её в летних прогулках в запущенной роще пуще и пуще будь разношёрстными паззлами в паузах скользких твоей коллективной Марины вздымаются спины в лодке вёслами в речке мешая сахар Мишиных ожиданий скосив свои вишенки вправо роняет русая пава зонтик плывет по воде кругляшком лимона "Мона, моя, Лиза" шепчет в любовном пылу Миша не ведая что Марина по роду работы близка к этой даме тянет её домой к маме куртизанка с моста провожает зонтик вёсла врастают в локти лодки взлетают к ивам ивы бредут вверх по реке руки влекут Марину та ждёт звонка от Ирины горбиться Мишино тело под тяжестью вечера зная что счастья в нём на одно сердце меньше НЕСКОЛЬКО ДРУГИХ *** В.В., Е.А. и Н.Н. возвышаешь Высоцкого вопреки несуразице с падежами вопреки череде человечков через забор струн стремящихся перелезть через электрокабели струн стремящихся заглянуть прыгают непутёвые хрипят хмурят брови в бездну бросают жирафа жираф падает с хрустом ломает шею плачет в углу приближение наблюдая заколдованных сосен ишь какая ты рыжая сухая высокая кутаешь в платье сиреневом длинные ноги лицо приводишь в движенье вот оно плачет вот оно молится вот ждёт чего-то рот открываешь шире реки свои выливая в зал топишь ими вечернюю публику не замечаешь ещё одного маленького Володю стоит по пояс в небе тянет рученьки топает ножкой на меньшее он не согласен звонко скрипят половицы в доме Владимира отходит она к акации пробуя голос гитары мимо автобусных станций стремится к Володеньке жена арестанта прижимая к груди сгусток бесценной расплаты сыплет снег отделяя меня от них и их друг от друга *** на окраине твоего города в истоке свежего года замирает ангел седой свой покой разжигаешь в щербатой лампадке лодки бегут прочь режут моря фольгу под губную гармошку высохших стариков ракушку абажура качая журчит твоя нежность впустую в пустыню холмы иссушая вычленяя из их неровного тела похоть кролика и всё остальное тотемное темноте отдаваясь апельсиновый свежо-выжатый из несбывшейся встречи песок щедро льёт через край бесплодность внутренних чернозёмов пьёшь помёт чая ешь гумус конфет а всё нет и нет мелко дрожит лампадка падкая к затуханию хватая у темноты бисер коротких гудков: "ты", "ты", "ты"... остроносые рыбы мчат подальше от берега унося в гладь фольги седых стариков уводит сквозняк лепесток огонька из жерла лампадки влечёт закоулками улиц лица как чётки считая и не достигнув окраины гасит ЭТЮДЫ МОЕГО ПОЛНОВОДЬЯ *** мило быть пряным мальчиком в броской футболке с длинными ногами почти от ушей с упругой попкой вешать на шею канабис из бронзы и при этом считать, что траву курить – моветон и пошлость тело тогда моё в эту бронзовую эпоху плавно скользит вдоль домов на центральном проспекте огибает клумб серые пепельницы бросает редкие взгляды на пепел алого кружева вонючих гераней с присохшими на краях листьями город вводит в бёдра и плоский живот инъекцию очаровательной формы причастности – редкими мелкими пёстрыми лужами на поверхности на «поверхности» – в бронзовый век это ключевое слово для мальчиков оковы отчего дома – прутики ивы полноценный обед – кока-кола люди – касания пальцами ступнями крыльями носа висками губы – сплошная роскошь – пухлое мясо – розовый гесперидий грейпфрута но только сладкого мечутся лица в колесе спортлото преграждают путь и делают реверансы а номер невыигрышный и сам ты уже вонзённый зубами компостера трамвайный билет только что севшего пассажира смотришь в себя суммируешь цифры ища дуальной схожести в двух условных рядах в правом нижнем углу тонкой бумажки *** сегодня, завтра и в ближайшие три года ты – Европа, а вчера, всего-то, лесостепь в синем спортивном костюме неспешная тень вдоль полновесных улыбок вдоль шумных компаний в устье позднего вечера но тает уже частная непричастность и горя нет от ума а только «чирик-чирик» с ветки на ветку – Лилия Брик для гениев лавочки, пива, указателя горла бутылочки в тесном кругу, там где ива касается глади Днепра и в каждом пруду ты пёстрый карась и в каждом саду, стоит надрезать окраину пребывания, как засочиться из раны Испания пыль от жёлтой дороги мешая с рассветом спелого апельсина с бликами фотовспышек на листьях лавра с белыми зёрнами в мясе граната под несъедобной кожицей кружева душа, футболок не глаженных, жжения ожидания – второстепенный придаток (как Дания) когда кожа стремиться обдуться ветром проспекта, бульвара, отваром асфальта, машин, узких проёмов, где тело и мысли рождают приёмы выдавливать чувства, заламывать руки, от скуки мгновенной, пустой, мимолётной просить поцелуев *** и нет такой весны, что вобрала бы в себя всё это счастье, всё это скользкое распухшее от воспалений счастье уже не ждущее ни пахоты, ни пения синицы, ни прозы полной, плотной, светлой, а лишь стихов пустых, но пёстрых только колышешься, будто спелый колос вдогонку уехавшим комбайнёрам силишься уразуметь, что «Нету соляры», значит не станешь буханкой хлеба и за летом пляжным, дынным, потным всё тот же вечер октября чуть сырой под завязку налитый новым сезоном ток-шоу и сериалов редкая лодка доплывёт до середины этой реки вспять повернёт или пойдёт ко дну дней как гальки на берегу: острой, пёстрой, обмытой до голышей если пересыпать её из ладони в ладонь – не управиться, кажется, до Cудного дня ЭВОЛЮЦИЯ китайские сливы цветут, но бесплодны пломбируй меня если проба не снята и есть ещё место, где ставить клеймо там, где он – аневризмы не в рифму а на рифы из вод ползут корабли (Эволюция) |
Структуры регионаКемеровское отделение Союза писателей РоссииЖурнал «Огни Кузбасса»Дом литераторов Кузбасса |