Мария Панчехина

Городской сумасшедший

***
Слава прозрачному марту, отсутствию красок.
Таянье льда на реке равноценно снятию масок.
Слава хрустальному марту, теперь я дома.
Я стою у окна, у подножия террикона.
И ты знаешь что, я всю её помню, всю эту землю.
Как молчит, как дрожит, открывается постепенно.
И что нет ничего красивее и весенней.
Слава только тебе, что я – не военнопленный.
Я вернулся к тебе. Скоро будет тепло, моя дорогая.
Над Донецком солнце – подобие свадебного каравая.





***


Когда отцветают «Гвоздики», «Тюльпаны»,
падают самолёты, бушуют донецкие «Смерчи», –
о, только не уезжай. Будь городским сумасшедшим.
В конце войны я окончательно стану вещью,
вещью
в
тебе.
Теперь не будем дёргаться. Время стеречь дом,
время беречь тело от модных униформ.
Не рыпаться, если услышим щелчок.
Страх всегда прячется за зрачок.
И на дне твоих тёмных – темнеющих! – глаз
прочитаю, что смерти нет и что кто-то всех спас
от войны, от любви,
от того, что не перестаёт.
Мы, городские сумасшедшие,
знаем всё наперёд.


***


Если слышишь снаряд – это значит, что он не твой.
И, пока ты живой, не молчи, говори, говори со мной.
Говори о том, что больше не можешь кричать,
что слова теряют значенье, когда приглашают в ад.
Ты постой, не иди, это страх немоты
заставляет тебя, глядя на брошенные сады,
повторять, какая вокруг красота. Хоть и война.
Так и выживет всё, наполняясь своими словами,
Обретёт свой исконный, спокойный смысл.
Я цепляюсь руками за здешний воздух.
В нём застыло – «Жи..ви». «Дер…жииись».


***
Каждый апрель на границе земли и неба
повисает, едва лишь касаясь нёба,
уверенное и лёгкое, уверенное и вёрткое
слово твоё: «Поехали».
И ты летишь, летишь, превращаясь в дым,
невесом, невредим и непобедим.
Ты стоишь на орбите совсем один,
абсолютнее всех величин.
И «Восток» твой – «Восток-1».
Это есть пустота, обретение меры и веры,
в то, что жизнь – преодоление тела,
покорение времени и пространства.
Здравствуй, Юрий Гагарин, здравствуй.
Кем ты был, воспаривший святой Георгий,
рассказали комсорги, профорги.
Я пишу тебе из другой эпохи –
у нас принято лайкать и кликать.
Гагарин, космос – когда от улыбки
в апреле на землю приходит весна.


***


Никто и не вспомнит наши первые грабежи.
Мы с тобой – Бонни и Клайд. Давай сбежим.
В этом чёртовом месте нет никакой романтики.
Разве что там, на площади, где стоит памятник.
Все дороги ведут к нему, это знают роллеры.
Я люблю одного тебя. И чужие доллары.
Клайд, я – Бонни, я – твой верноподданный.
Бонни Элизабет Паркер с беретом на всю голову.
Я так хочу обнять тебя сейчас и дёрнуть к морю.
И мне, влюблённой Бонни, не писаны законы.
Потому что нет никаких законов, кроме любви.


***


Со всем этим нужно что-то решать.
Я пишу тебе, зависая на кончике карандаша.
Всё случилось, родная. И даже весна пришла.
Как растёшь ты, цветёшь, как собой хороша.
Я с тобой, не иначе. Значит: я есть твоя душа.
Даже если сейчас тебе кажется: нечем дышать,
что, наверное, легче взлететь, чем ускорить шаг,
и что нет ничего тяжелей, чем измученная голова –
просто будь. Не отпускай. Просто люби меня.


***


Взглядом Евы, ещё не изгнанной из Эдема.
Всё, что нас окружает, простые деревья.
Райские яблони, чуть розоватая пена.
И я с ними в родстве до седьмого колена.
Они пахнут тобой, моим многомерным небом,
сыновьим телом, вином и хлебом.
Мой Создатель! Сегодня увидела первой:
под ребром Адама цветёт весна.


***


Макушка лета. Я вдыхаю пыль.
Всю серость, спелось нашего июля.
А под окном соседский мальчик лет пяти
стоит и крутит всем пернатым дули.
Смотри, таким же будет и наш сын:
малыш, мальчонка, вылитый горобчик.
И я спою ему о выжженной степи,
о тишине донецкой летней ночи.
Запомни наш июль, пока мы так юны,
какими знают нас все местные коты.
Как хорошо вдвоём в родительском саду.
Я никуда не еду, не иду. Я просто жду,
с тобою жду паденья сочных райских яблок.