Александр Петрушкин

Ко (н) турная поэзия (три повода поговорить) о Тексте: поэзия Натальи Косолаповой с точки зрения гиперметафоризма

Автобус увозил меня…
Кормила грудью во сне…
В багровой тиши-+-…


Прежде анализа нескольких, произвольно выбранных из довольно-таки обширной подборки, текстов Натальи Косолаповой, должен довести до читателя определенные столпы – правила игры, с которых я наблюдаю и оцениваю заданный мне, на некий хронотоп, мир-свет. Прежде всего, мы существуем внутри некоего – всеобъемлющего и все принимающего в себя – текста, который и можно было бы именовать Богом.
Итак, Бог – это Текст, а Текст – Бог. Если это так, то люди, животные, предметы (все, что имеет имя – отбрасывает тень) – на мой взгляд – Существительное в Тексте. В таком случае, всякий Текст включает в себя взаимоотношения (действия относительно друг друга) предметов, людей, животных – и вплоть до Текста. Эти действия – и есть глаголы в нашем языке. Глаголы – безоценочны и какую-либо оценку им придает самосознание, самовыстраивание существительных. Именно с глагольной стороны существительных в Текст осуществляются инъекции оценочности (морали, этики, эстетики и так далее) или прилагательных-определительных. Так выстраивается и самоорганизуется наш язык, а следом за ним – и то здание, которое мы продолжаем. Здание Текста – здание Мира. И язык – самое верное и точное отражение и обиталище всего сущего.

*** (1)
Автобус увозил меня
в другую жизнь
по мокрой дороге
на щеках.

Никогда я еще не
молилась так неистово,
готова я заплатить
любу ю цену
за жизнь,
которая вошла
в меня.

Мир существует на своих контурах. Данный постулат мне доказывать не имеет смысла. Все, что следует читателю нижеследующих текстов понять это аксиоматичность первой фразы. Мы можем произнести самую обычную фразу «автобус увозил меня» - и это будет информативный (пространственный) приземленный контур события, стоит добавить к первому контуру «в другую жизнь» – и мы получим с вами хронологический контур события. Конкретно – перемещение человека из точки «П» - время нахождения на автовокзале субъективного сознания – через точку «Н» - автобус, как воплощение (материализация) сиюмгновенности – в точку «Б» - неизвестность обращенная лицом во тьму (неоформленность) будущего. И тогда – для объемного взгляда – нам необходимо очеловечивание – начертание эмоционального контура бытийственного происшествия «по мокрой дороге/на щеках». Первый, по написанию, текст нашего автора показателен с точки зрения построения многоуровнего текста. Но трех измерений для НК, кажется мало. Поэт, как текст, отличается от поэта, как ремесло – тем, что для него мало продвинуться на природное чутье в отношении мира. Природное чутье заканчивается на описание (на скульптуре), но не дает нам приятие фактуры бытия или же проникновение сущностные и причинные взаимосвязи происшествия, как такового, в рамках вселенского текста, которые понимаем нами, или как Вселенная (интеллектуальная точка зрения), или как Бог (религиозное (интуитивное) восприятие мира. И тогда, автор – я полагаю, что пользуясь тем, что ему придано на хромосомном (или монадном) подуровне добавляет в заданный текст сущностный контур события – через объяснение действия лирического героя «Никогда я еще не/ молилась так неистово, / готовая заплатить/ любу-ю цену» – текст бытийно раскрывается перед нами и зарисовка открывается, как более важный, и при этом конкретный, акт зарождения – «за жизнь, / которая вошла / в меня». Таков сущностный контур одного из самых простых для понимания текстов Натальи Косолаповой. И тут, необходимо заметить, что даже в нем присутствует языковой (лингвистический) контур – автор дал возможность языку, как самодостаточному существу, обнаружить себя и пририсовать дополнительные оттенки графической работе. Обращу ваше внимание на две смычки в тексте: «молилась так неисто ВО» и «готова-Я заплатить любу-Ю». Начнем со второго узла, как наиболее важного, для понимания этого текста. Во-первых, оценочное «готовая» – по своему внутреннему смыслу – олицетворяет женскую волю, ту, что сродни фанатичности пророка, к явлению жизни в заданное нам бытие, а ЛЮБуЮ – в данном контексте составлено из двух знаков: славянского ЛЮБу – надо полагать «ЛЮБовь» между двумя частностями и Ю (YOU) – в современном английском обозначение одной из двух частностей. Таким образом текст – помимо автора – приводит нас к осознанию происшествия, как акта жертвы. С точки макротекста – мы понимаем, что для приятия в свое тело дара жизни нашей героине и второму субъекту предстоит принести на заклание событийному контуру свою любовь. Данная жертвенность материнства – и есть основное в лингвистическом пласте данного message. Следующая смычка – имеет меньшее отношение к событийному контуру и максимальное к обрядовому. Молитва есть обряд – тот, который позволяет субъекту материализовать свою визуализацию. В не столь давней структуре русского – написанное романским «ВО-» прочитывается не иначе, как повелительное славянское «БО» – то есть «ЕСТЬ» в неизмеримости (читай: иначе нельзя производить то или иное действо). Таким образом фраза «молилась неистоБо» дает читателю message – о том, что только так и можно совершать обряд молитвы. Подытожим анализ структурно:

1 контур – пространственный:

«…Автобус увозил меня»

2 контур – хронологический:

«… в другую жизнь»

3 контур – эмоциональный:

«… по мокрой дороге на щеках»

4 контур – сущностный:

«… Никогда я еще не молилась так неистово, готовая заплатить любую цену за жизнь, которая вошла в меня»

5 контур – лингвистический – состоит из двух подконтуров:

1 подконтур – обрядовый – «…молилась так неисто ВО/БО»
2 подконтур – осознание свершившегося – «…готова Я заплатить любу You».

Примерно такова структура текста, состоящего из 11 буквенных кодов и 14 кодов умолкания. Должен заметить, что пауза в подобных текстах – также является звуковым контуром (шестым) текста – он распределяет акценты в речи и является именно тем инструментом, что наделяет речь смыслом. Двойной абзац обозначает основные точки сборки текста, как живого существа. Текст живет вне нас, а читатель тот проводник, который позволяет ему проявиться из своей потусторонности. Читатель оживляет текст – и вдыхает в него свое сознание. По сути дела – каждый нормальный, подлинно поэтический, текст и является гиперметафорой, то есть живым и вполне сложным по структуре, существом.
Дабы меня никто не смог упрекнуть в том, что данное наблюдение только частность, приведу еще несколько текстов из «Узелков неслучайных совпадений».


*** (2)
Кормила грудью во сне
ребенка. Хочешь?
Мое дыханье на конце
тонкой полоски
оборвалось.

Одна…

*** (3)
в багровой тиши-+-
не восхода
мега пол(ю/и)са

как цианистый

разливается

по клеткам крик
агонии
умиРАюще-

ГА
БО


Итак, второй текст имеет следующие контуры:

1 контур – пространственный:

«Кормила грудью…» = «Мое дыханье на конце тонкой полоски…» = «Одна…»

2 контур – хронологический:

«во сне…» = «грудью во сне/ ребенка…» = «Одна…»

3 контур – эмоциональный:

«Кормила грудью во сне ребенка. Хочешь?..» = «Мое дыханье на конце тонкой полоски оборвалось…» = «Одна…»

Как вы могли заметить данный текст прежде всего интересен тем, что во взаимосвязи каждого из контуров происходит скручивание спирали одиночества. Что я имею в виду? Начавшись с разных буквенных кодов message каждый раз текст приводит себя к единому буквенному коду – тому, что во взаимодействии с усиливающим двойным кодом умолчания, сообщает нам об одиночестве, как глобальном – а при современном цивилизационном прессинге, и основном – мотиве заданного текстом мира. Таким образом, мы понимаем, что –

4 контур – сущностный:

«… Одна»

5 контур – лингвистический – состоит из двух подконтуров:

1 подконтур – обрядовый – «Кормила грудью во сне/ ребенка…»
Подобный синтаксис дает нам, читателям возможность стереочтения. То есть – мы можем с вами восприять акт кормления, как происходящий во сне матери, либо – как сон неосуществленного, пребывающего в потусторонности, ребенка. Данный инструментарий, в предыдущем тексте отсутствовал – и, чтобы продемонстрировать синтаксический инструментарий – мною был совершен выбор данного текста из множества других.

2 подконтур – осознание свершившегося – «…Мое дыханье на конце/ тонкой полоски / оборвалось.// Одна…» отрицает начальный посыл-мираж «…Кормила грудью во сне/ ребенка».
В приведенном текстуальном случае, лирический герой проходит свой персональный крестный путь. А любой путь подразумевает одиночество вне зависимости от количественных характеристик окружающего его мира. Одиночество – это всегда внутреннее (внутриутробное) свойство человека, как существительного вселенского текста. Наше осознание любой реальности – это обрыв. И абсолютно не имеет значение направленности этого обрыва (вверх или вниз) важен сам факт слома, изменение угла зрения, который и есть поэзия пишущая сама себя в данных нам обстоятельствах-декорациях.

Такова лингвистическая message-составляющая данного текста. Не премину заметить и цивилизационную двойственность этого шестиходового кода. Мы можем осознать «тонкую полоску – как модель траектории идущего по дороге, как макропонятия, либо – что расширяет перспективу текста (не скрою – очень приземлено и бытово!) – тонкая полоска теста на беременность. Одни из женщин и мужчин – в зависимости от желания – прислушиваются к количеству полосок на тонкой бумаге: то со страхом, то с ожиданием.
Но и таковое оземленное звучание текста добавляет лишь еще один дополнительный

3 подконтур – назовем его message-цивилизации – его единственная цель заархивировать современную пишущему реальность.

Текст третий также имеет традиционные для любого речевого автора три основных контура

1 контур – пространственный:

«в багровой тиши …» = «мега пол(ю/и)са…» = «разливается по клеткам …» = «БО/ГА»

2 контур – хронологический:

«не восхода…» = «грудью во сне/ ребенка…» = «умиРАюще …» = «БО/ГА»

3 контур – эмоциональный:

«по клеткам крик/ агонии» = «БО/ГА» = «ГА/БО»

Третий текст объединяется с первым в том самом заключительном слове, то есть Key (КЛЮЧ) – к тексту вплавлен в двери черного входа в здание. На самом деле попытка БУКВАлизации Бога (употребления слов синомимичных Творцу, Создателю, Перво-Я) практически всегда вводит текстмейкера в зону повышенного риска. Слишком велика информационная база (тяжесть) скрытая за шелковой сеткой кодовых букв. Косолапова обходит не-обходимую ловушку через сакрализацию собственно текста (что заложено иными стихами, окружающими данный стих). Я позволяю себя думать, что жанр приведенного текста находится в прямом родстве с апокалипсическим жанром (нечто, навроде, хрестоматийного и классического «апокалипсиса от Иоанна» или апокрифического, и менее доступного, но при этом более древнего «откровения Варуха»). Но от восточной цветистости (и глуповатой просторности) предшественников данное откровение стремится к утилитарной бинарности (христианское добро и зло) и сгущенности до великолепной тяжести нейтронной звезды (полыни?). Именно эта бинарность будет озвучена для нас в пятом контуре текста: мега пол(ю/и)СА = умиРАюще- = «БО/ГА = ГА/БО». И здесь следует высказаться (попытаться разъяснить себя) особо. И – по пунктам.

Пункт первый. Мегаполюс – Мегаполис – мега полис.

«…как цианистый
разливается
по клеткам крик
агонии…»

Одно из толкований которые я допускаю возможным помимо географии (система Север-Экватор-Юг) – напрямую соотносится с эзотерической схемой построения мира (Бог-Человек-Sataniel). Примечательно, что текст диктует нам еще два лика мертвого мироздания: «Мегаполис», подчиняющий себе и системные провинции (города) и субличностные провинции «Человек, как малая подструктура единой машины цивилизации». В результате такового подхода – вполне допустим сюрреалистический образ заслоняющего небеса мегательца полиса (который по сути своей является договором – и тут мы обязательно вспомним, что договор необходим лишь темной НЕ – У – ВЕРЕ-нной части человека-существительного, богу же – необходима лишь наша Вера в него, то есть – в себя).
Итак, автор нам дает картину последнего утра старого неба и старой земли – когда время происходящего имеет значение стремящееся к нулю: «…в багровой тиши (+/–) не восхода» «мега пол(ю/и)СА» сходятся в некой инфернальной (потусторонней) схватке. При этом – вы вообще-то следите за ходом лингвистической наполняющей текста? – далее две составляющие последующие строфы также являют эмоционально антитезы друг другу:
«цианистый» – который в нашем вульгаризированном сознании ассоциируется только с отравлением и (здесь пауза – в значении «стереорежима») разлив, который и есть Бог-голос, созидающий звук крика. Я вижу в этом приложении «мега пол(ю/и)са» - продолжение конфликта между двумя частями единого. В таком контексте двойной код умолчания – человек, представший перед выбором, что же должно прийти в этот мир: яд, в значенье – Sataniel, или же крик, в значенье Бог?

Пункт 2. УмиРАюще.

И здесь автор, неожиданно для нас, переходит к мистерии, как одной из форм существования Текста. Немного странный – хотя, и закономерный – переход от библейских мотивов – к более древним (навроде, зороастрийских или египетских) – прямая отсылка в имени египетского Ра - солнца. Формулировка этой строки – и есть суть мистерии Озириса: Бог должен умереть, чтобы предстать более сильным и чистым. В более позднем (христианском) варианте – существенны следующие речевые коды мистерии:
1. БОГ ЕСТЬ МИР
2. БОГ ЕСТЬ СЫН
3. БОГ ДОЛЖЕН ПРОЙТИ ИНИЦИАЦИЮ СМЕРТЬЮ
4. МИР БУДЕТ СПАСЕН (читай: очищен от тьмы) СМЕРТЬЮ СУЩЕСТВЕННОЙ СОСТАВЛЯЮЩЕЙ БОГА (СЫНА)
5. ЕСЛИ БУДЕТ СПАСЕН МИР (в значении – свет = египетский бог Ра) - БУДЕТ СПАСЕН БОГ

Именно, в такой модальности, и следует читать данную строфу.

Пункт3. ГА
БО

В заключительной и объединяющей вертикальной строке нашего третьего текста, нам приличествует понять, что Созидающее есть все, в том числе и деструктивное начало (читай: Sataniel). Автор рисует нам графическое начертание падения (сумерек) бог(ов/а) и его возвращение обратно из вторичного хаоса, воспоследовавшего за деградацией всего существующего в Тексте, понимаемого нами как Первоначало (или Бог, Природа – любое из имен, данных себе самим Текстом). Итак мир сумерек (первая часть мистерии) именуется автором АГОБ – в форме зигзага, векториально направленного на окончание текста, но текст заканчивается – не в нижней точке, а на взлете – не на заключительной строфе, а на второй строфе с заключительного кода умолчания, из которого следует звук БОГА, по той же траектории зигзага, но устремленного в высоту, или пространство, расположенное везде у мира Ра-солнца.

Именно, потому я позволил себе определенную иррациональную схему анализа этого текста, что четвертый (сущностный) контур его включает в себя все 10 буквенных кодов и 14 кодов умолкания текста. Если попытаться визуализировать данный текст, то он – это камешек, брошенный в макротекст, и волны от него будут распространяться (и включать в себя) все прочие контуры.

Часть 2.
Три повода поговорить о книге.
(поэзия Натальи Косолаповой с точки зрения издателя-соавтора)

В практике южноуральского книгоиздания принято предавать забвению тот факт, что книга, как результат синтеза искусств, проходит соучастие – помимо автора рукописи – еще и инициацию редактором-составителем и дизайнером. Первый из названных берет на себя самую ответственную задачу – поиск общей концепции книги, как единого текста, и единого нерва, то есть эмоционального стержня книга. Редактор-составитель занимает в теле книги – то же самое положение, что и центральная нервная система в человеке: головной и спиной мозг. Дизайнер книги – в союзе с автором наполняет человеческий остов кровью, мышцами, кожей, всем тем, что помимо характера наделяет природную сущность индивидуальностью. Книга НК «Узелки неслучайных совпадений», на мой – однозначно заинтересованный взгляд – является очевидно любопытным опытом – не только в плане речевых изысканий, но и в области изысканий книги – как искусства. Тем более, что повод стать ей таковой – исходит от авторской рукописи.
В книге «УНС» важны не только внутренние контуры текстов, но и их расположение в горизонтальной и вертикальной плоскости текста. Такая простройка книги – концептуальна для книги и, по всей видимости, мировоззрения (опорных точек) автора. Прежде всего многие тексты НК имеют тенденцию к близнецовости. О чем я?
Тексты-однояйцевые близнецы

Один текст – частотность такого явления наводит меня на мысли о стремлении к оформлению индивидуального метаязыкового поля – приводит следом за собой брата/сестру – близнеца. Например:

Вариант 1: Два текста, размещенные, как в книге.
Каждый из текстов самостоятелен.

***
заплетаем ***
пальцы сомкнулись
наших теней челюсти
деревьев
не нами
вымерена сглотнули
касательная тьму
ZOOM
(сближения)

Чтобы понять смысл такой близнецовости – попробуем прочитать два текста, как единое:

Вариант 2: Два текста, размещенные дизайнером .
Два текста, сплетенные в один общий..

***
заплетаем
пальцы сомкнулись
наших теней челюсти
деревьев
не нами
вымерена сглотнули
касательная тьму
ZOOM
(сближения)

Итак, два текста, рожденные с некоторой паузой, были зачаты одновременно. Да, они способны существовать автономно, но… Но при умелом соприкосновении и нахождении эрогенных общих зон – двое обнаруживают третий, тот ради которого, возможно, они и появились на свет. Данный текст, показателен – для тех двойников, на которые свет падает прямолинейно – они сходны на генном уровне – они, с точки зрения биологии: однояйцевые близнецы. С точки зрения времени – каждый из заданных текстов происходит в сумерках – причем однозначно вечерних, закатных. Пальцы человеческих теней столь же переплетаются и смыкаются (сплавляются), сколь и ветви-челюсти-руки деревьев. Общим центром текста и его основанием – будет и есть ZOOM-сближение, процесс, только он важен и типологичен и для деревьев, и для людей. По сути текста – природа эротична и сознательна в своих движениях на каждом из своих видовых уровней.

Тексты-разнояйцевые близнецы

Вариант 1: Два текста, размещенные в рукописи.
Каждый из текстов самостоятелен.



***
черная дырочка
в(ход/дох)а
сыто икает

много вкусных
звуков
отпечаталось
на роговице
сего-
дня






***
Умеешь
взрывать
усталые
воздушные
шары?


Приведенные два текста совмещаются на точке дыхания, но дыхание – это разное: так различаются женщины и мужчины, белые и черные волосы. Два взгляда – на дыхание. Первый вариант это горловое дыхание – с точки зрения легких и рта, второй – это ощущение шара, заполняемого горловым дыханием. И от того – расположение этих текстов в книге векториально разнонаправлено. И смычка между ними – там где заканчивается каждый из них.


Вариант 2: Два текста, размещенные в книге.
Тексты, объединенные в своем завершенье.

***
черная дырочка
в(ход/дох)а
сыто икает

много вкусных
звуков
отпечаталось
на роговице
сего-
дня
?Шары
Воздушные
Усталые
Взрывать
Умеешь
***
Таким образом проявляется гиперметафора – «там где кончается горло – кончается шар» или смерть человека – лишит шар предназначения. И так далее – по парадигме. На таких двух примерах, взятых мною из рукописи «УНС» позвольте завершить облегченный вариант путеводителя по поэзии Натальи Косолаповой и передоверить вам разыскание новых открытий на полях и внутренних контурах ее книги.

(2006 год, май)

К списку номеров журнала «УРАЛ-ТРАНЗИТ» | К содержанию номера