Илья Будницкий
Ничто не вернется. Стихотворения
***
Все эти бабочки, кобылки и стрекозы,
Все эти усики и прочая пыльца, –
Не путь зерна – виток метемпсихоза,
Не Чжуан-Цзы – мистерия творца; –
Чудесное – и лики и личины,
И рок кружит над хороводом фей,
Как парус над воронкою пучины,
Как полог, укрывающий Рифей –
И вправду снег! – а холоден, горит ли –
Пульсация, биенье, метроном,
И бабочки танцуют в рваном ритме,
Сотворены не светом, но вином...
И пыль дорог, и склон, залитый лавой –
Всё есть любовь и воздух, боже правый...
***
Две невозможности любви –
Одна – до ненависти лютой,
И можно с музой визави
её отпраздновать цикутой,
вторая – выжженный цветник,
где аромат почти утерян,
И, к безнадежности привык,
хотел бы обернуться зверем,
но нет падения без дна,
и сердце ловит перемены –
в моём саду царит весна,
как до явления Елены.
***
Я не сумел сказать, что не сумел
В раю остановиться, оглянуться –
Кедровый лес мне кронами шумел,
И яблочко покатывалось с блюдца,
Казалось – всё застыло на века,
И сказка не имеет продолженья,
Как в камень уходящая река,
Но бесконечность требует движенья,
И блюдечко, рассыпанное вдрызг,
Не то что бы синоним непокоя,
Как детский или (и) девичий взвизг,
Но что-то непотребное такое –
Как логика, фрейдизм (не то – марксизм),
Любое отрицанье отрицанья,
Не яблоко, но шишка – как трюизм,
Как будущего сумрака мерцанье. –
Что есть сейчас? – (о прошлом помолчи,
О будущем – фантазии – ни слова) –
Кастальские и мёртвые ключи,
Крапива, подорожник и полова. –
И это всё? – а разве у других
Есть большее – ещё одна синица? –
Уже не рай, но всё же воздух тих,
И хочется на миг остановиться.
***
На снимке – терракотовая тля
И войско поглотившая земля,
Но что собой являет терракота? –
Становится сосудом для души? –
Печатью, что составил Ци Бай Ши,
Порывом темноты вполоборота? –
Не тенью – слишком плотен матерьял,
Какой божок мгновение изъял
Из вечности? – поклон его капризу –
Уже не глина, но ещё не дух
И не объединенье этих двух,
Но что не поддаётся парадизу –
Творенье, пережившее творца,
В нём нет ни капли меди и свинца,
И олова, и золота и гнева, –
Но глина хорошо обожжена,
И, как Улисса ждущая жена,
Не смотрит ни направо, ни налево.
***
Я пью вино, разбавив до воды, –
И думаю, что лучше бы во льды,
Чем в день рожденья чокаться с экраном, –
Как кобра, пережившая свой яд,
Я жду, когда со мной заговорят,
И, сам себе являясь Эккерманом,
Пишу о том, что дожил до сумы,
В подобие, мечты мои хромы
И до обыкновения убоги –
Вернуть назад всё то, что потерял,
Судьбы неблагородный матерьял,
Оставленный на пройденной дороге –
Не весь он был с изъяном и душком,
И ныне, собираясь в смертный ком,
Я пробую обратно распрямиться –
Вода ещё не худший вариант,
Вставай и впредь не жалуйся, Атлант,
Когда не получается напиться.
***
«Житейские воззрения кота Мурра»
Э. Т. А. Гофман
Сегодня мне приснилось, что я – Мурр,
Семь жизней – это семь кошачьих шкур
На каждый день – от рыжей и до черной,
На каждую собаку – свой наскок,
Подпалины проходят через бок,
И я люблю перед охотой норной
Слегка сметанкой горло умягчить –
Меня давно не надобно учить,
Как жить и выживать, мой быт налажен,
Никто не гонит, кормят и поят,
А что в еде подчас крысиный яд –
То повод для присутствия неважен –
Кухарка ненавидит всех вокруг,
И, если я хозяйке милый друг,
То ей я – дармоед и надоеда,
Но я пишу заметки не о том,
И, точно мышь в погоне за хвостом,
Преследуем не призраком обеда,
Но тем, что происходит за стеклом –
Там дождь – водораздел меж злом и злом,
Не разделяет – больше искажает,
И шкурка дня топорщится в ночи,
И мыши на верхушке каланчи
К чему себе лукавить? – раздражают. –
Кухарка и они – нетопыри,
И я смотрю до утренней зари
Как мечутся отравленные тени,
И каждая – непойманный порок,
Им не идёт моя отрава впрок,
На каланче осыпались ступени,
И обвалился внутренний карниз,
Теперь оттуда можно только вниз,
А вот туда – по небу, по спирали,
Но у хозяйки сломана метла,
Кухарка прутья пережгла дотла,
И мы свою свободу потеряли.
Когда мои закончатся семь шкур? –
Давно не посещает дом Амур,
И ни котят, ни детского восторга,
Бессмертие сменяется тоской,
И, как пиит за грифельной доской,
Так я смотрю на очертанья морга,
В который обращается мой дом, –
Ну, наконец-то молния и гром –
Балкон того гляди воспламенится,
Мы вылетим с хозяйкой из огня,
На самой грани ужаса и дня,
Когда всё невозможное случится.
***
Я поражён куриной слепотой –
Не героиней сумерек, не той,
Что полагает близкое – далёким,
И путает закатные цвета,
Когда идёшь, не чувствуя моста,
И мелочное кажется глубоким,
Но той, когда бесчувственен и слеп,
Возводишь дом, но вырастает – склеп,
И на задворках даже не болото
С купавками и пижмой – Иван – чай,
И, сколь про погорельца ни вещай, –
Есть чёрный ящик – смесь автопилота
С автоответчиком – свидетель и садист,
Он говорит, что пал последний лист,
И ничего не видно по причине
Отсутствия движенья в темноте,
Как повода огню и красоте
Не отвечать ни тростнику, ни глине,
Ни дудочке.
***
Смотреть бесконечно – работу огня,
как ветер качает и кружит деревья,
как утки, толкаясь, друг друга браня,
отринув присущее птицам кочевье,
живут под мостом, как вода в облацех
темнеет и падает крошевом мелким,
как время уносит и слёзы и смех,
как мы доверяем друзьям и безделкам
и сердце и душу – иначе на что
годна перепалка ветров и порывы? –
смотреть бесконечно – парящим листом,
откуда-то сверху, где нет перспективы...
***
«Чувствительная беседа»
Верлен
Прогулка по заснеженному лесу –
здесь обитали белые грибы,
а нынче дятел, завершая пьесу,
ведёт себя, как баловень судьбы –
так бодро долбит, что не до подсчёта –
но лучше так, чем вялое ку-ку,
и лес поёт, звучит за нотой нота,
и, что внизу – то станет наверху –
деревья? – нет, но кроны и вершины,
и по весне – побег, ещё побег,
как будто нет ни зыби, ни низины –
огонь и ветер, век и человек.
Вернёмся ли за белыми грибами,
черёмухой, черникой, чабрецом,
под лиственный шатёр над головами? –
под небосвод, налившийся свинцом...
***
Сегодня вспомнил человека –
слегка небрит и бомжеват –
с настойкой трав (привет, аптека!) –
насквозь прошедши стольный град
часа за три, не то – четыре,
он прибыл к десяти утра
(стояла летняя пора),
в «Фаланстер», и, казалось, в мире
нетерпеливей не найти,
(соседа некому спасти) –
от счастья он сходил с ума,
но так небрежен был в рассказах,
и славы зачерпнул сполна,
что прозвучало в стольких фразах...
(он был почти невыносим,
как мы, коль просим иль грозим),
но храм открыли в час урочный,
распался наш союз непрочный,
и что я вижу – взят листок
из урожая жёлтой прессы,
(обедни стоил или мессы?),
и на лице его восторг –
свершилось! – лавровый венок –
там! – на обратной стороне,
и в этот час примстилось мне,
что в миг, когда весь мир – у ног,
любой триумф – удел минуты,
преддверье в царствие цикуты...
***
Ну что же? – опять под ногами дорога,
Обочины, звёздная пыль,
Не мучаю коду, не жду эпилога,
Не жажду оставшихся миль,
Не плачу – разлука, не вижу любимой,
Не верю, что всё обошлось, –
И жизнью, казавшейся неопалимой
Пространство напрасно клялось –
Ничто не вернётся – какая досада! –
Дорога свернётся в петлю,
Как будто за гранью ни рая, ни ада –
Лишь ты, и лишь то, что люблю.
***
Всё сбывается – все пророчества,
Расширяется одиночество,
Вырывается волчий вой,
Что посеешь – пожнёшь с прибавкою,
Неземной, ядовитой травкою,
Безмятежною, голубой –
Ты готов умереть? – да ладно вам! –
Не католик я, что бы ладаном,
Не алхимик, не протестант –
Коль уже – то к чему кокетничать,
Напоследок возиться, вредничать,
Демонстрируя свой талант –
Что последует? – не равно ли мне,
Скоро воды дойдут до голени,
До опущенных вниз кистей,
Подбородка, – вдохни забвения,
Вот и праздник, и день рождения,
Вот и время встречать гостей,
Ты дары перебрал до донышка,
Не спасла тебя ни Алёнушка,
Ни Настасья, ни липов цвет –
Бесконечно родная Анечка,
Как у бабушки, после драничка,
В тёмной комнате меркнет свет.
..А не будь ты болваном глиновым,
То не шёл бы мостком калиновым,
Утопал бы в сияньи глаз,
А случилось непоправимое,
Распадается неделимое,
Видно счастье – не в этот раз.