Тамара Ветрова

СПАСАЯСЬ ОТ ВАРВАРОВ, ИЩУ ПРИЮТ НА ЛУНЕ. Отрывки из старинной повести. Перевод и публикация Тамарой Ветровой

Пока путники неутомимо шли своей дорогой, в столице тоже, как говорится, кипела смола в боч-ках. Чиновники и главные дворцовые распоря-дители так и напрягали животы, состязаясь в мнимом усердии. У чиновника Ли-пу развязался пуп, а он даже не потрудился его завязать. Вот до чего доводит глупая праздность! А у чиновника Пу-ли вместо пупа обнаружился лян серебра, ко-торый прирос к нежной прогалинке на животе. Чудо-то, а? Были и другие диковины. Красавица Инь (Отцветающая слива) оседлала жирного чи-новника по имени Бегущий Боров и проехалась на нем верхом по четырем улицам столицы. Чиновник шел, приседая, а красавица так и тер-лась… Наконец, у несчастного чиновника закипе-ло в голове, и он с мольбой обратился к не-уступчивой девице. Но та лишь стегнула его пру-тиком ивы, чиновник так и лег на пыльную до-рогу. Ни почестей, ни славы не сыскал, негод-ница толкнула его лотосовым башмачком, да и была такова. Видать, втерлась в доверие к дру-гому важному управленцу, а этот сделался не нужен, как тряпка в отхожем месте…Сын гос-подина Ниня, молодой бездельник и прохвост, во время прогулки по городскому пруду, пере-топил по очереди всех гостей, те только и успе-вали всплывать… «Не озеро Мирного Уединения, а озеро Покойников, перевернутых живо-тами кверху», – шутили прохожие.  Две служан-ки, почтительно приседая, глазели как-то на баш-ню Свершений Императора и его семейства, а башня вдруг рассыпалась, как хозяйское просо. Служанки задрожали от страха, пустились нау-тек… Много чего происходило в обезумевшей столице. Почтенный ученый объявил, что выпьет тысячу по тысяче чашек желтого чая, чтобы мудрости удостоиться. Пил с утра до ночи, пока в его животе не завелся карп величиной с руку. На-чал скользить и вилять, а ученый поник головой и молча заплакал. Как теперь постигнуть учено-сти плоды? Карп умен и проворен, да человеку назначен срок… Близкие ученого стали полукру-гом, служанка поднесла на серебряном подносе чай… Увидев благородный напиток, ученый схва-тился за живот и исторг озеро с берегами, оку-танными густым туманом. Крики птиц так и зами-рали над серой поверхностью, будто оплакивали одинокого путника… Теперь это озеро называе-тся Озеро, исторгнутое из живота почтенного му-жа. А прежде никак не называлось, его воды бы-ли бесконечны, и два рыбака каждое утро, при-хватив снасти, отправлялись ловить проворного карпа.



Тем временем заметили, что улицы столицы словно покрылись песком. Песок так и набивался во все восемь отверстий, даже и льстивые чиновники поднесли Императору серебряное блюдо, полное песка.

Император вскинул желтые брови, изобразив иероглиф «гневный вопрос». Но чиновники не растерялись, и, ползая на вонючих коленях, уверили владыку, что песок на серебряном блюде – подарок от иностранных гостей.

— Теперь, – врали негодники (а у самих уж кар-маны были полны песка), – иностранцы при-ползают в Империю на грязных животах. Просят уступить им хоть горсть песка.

Император в удивлении поднял желтые брови.

— Для чего же понадобился песок? – спросил он с подобающим любопытством.

— Им нечем набить карманы, – объяснили чи-новники. – Их карманы пусты, как мешок после Праздника снулой рыбы.

На  лице Императора изобразилось сомнение. Прежде владыка никогда не слыхал о Празднике снулой рыбы. В голове его, как говорится, текли молочные реки-кисельные берега, Император с завязанными глазами был подобен заспиртован-ному уродцу: ничего не видел, не слышал, про беды Империи знать не знал. Хороши и чинов-ники со своим песком: только глаза запорошили, лишь бы ноги унести…

Плачевное положение дел, ничего не скажешь. А тут еще песок! Даже простолюдины не желают его есть, а уж, казалось бы, чего проще…

— Откуда взялся в Империи песок? – спросил обезьяна с любопытством.

— Из пустыни, – отвечал учитель Ба Цзе. – Да и откуда ему взяться, если желтые муравьи – дети Великой Пустыни – принесли песок на своих же-лезных лапах? У приграничной заставы видели мертвого тигра, туша горой вздымалась. От муравьиных ног следы таковы, что в каждом озеро плещется, кровь и пот смешались в раскаленном воздухе, бесы ворочают медными языками, на каждом можно чайник вскипятить.

Слушая Учителя, селезень, обезьяна и лиса за-кусили губы. Муравьи наступают на пятки, Им-перия дрожит, как мертвый лист, небо обугли-лось, и синие молнии летают – а лунные кирпичи не так-то просто сыскать… Как же, скажите, сложить драгоценную дорогу, что ведет прями-ком на Луну? Тринадцать месяцев шли путники, удаляясь от столицы. На четырнадцатый месяц огненный дух словно опалил утробы. Запахло раскаленным песком, воздух наполнился пур-пурными языками пламени, прилетевшего с солнца. Это летали духи Великой Пустыни, ни-чего не боясь. Словно высокое начальство, ку-выркались в клубах желтого солнца…

— Воздух кипит, как каша в котле, – заметил обе-зьяна. –Опасаюсь, как говорится, за свою левую пятку.

— Остановимся под этим деревом, – велел Учи-тель. – Дальше уж совсем не видно деревьев, только тлеющий песок, да мертвые следы рыжих дьяволов (духов пустыни).

Так и сделали. Но только колени преклонили, тут же слепой сон одолел путников. Словно вата залепила все шестнадцать отверстий, так и по-валились, как мешки… Во сне перед путниками явился джинн размером с гору Фужун. Рожа коричневая, пятки так велики, что не желаешь, а заплачешь, как безродная утка. И этот джинн вначале разгневался, так что от пяток повалили клубы смрадного дума, а потом заплакал горь-ким плачем.

Учитель выступил вперед и сказал знаками (потому что даже его мудрость не знала языка джиннов):

— Мы чужеземцы и голодны.

Джинн ответил знаками:

— Ешь и пей, только не открывай рот, иначе туда набьется песок.

— Оказывается, – проговорил обезьяна знаками, – Великая Пустыня совсем близко, в четырнадцати месяцах пути.

Услышав слова обезьяны, джинн начал горевать и заплакал громким  плачем, а потом сказал:

— Знайте же о путники, что эта пустыня прина-длежит желтым муравьям. Семь месяцев назад их войско отправилось в поход, и с тех пор осаждает столицу. А еще прежде они перебили всех гулей, обезьян, мамлюков и четырех собак в облике коней. Да будет вам известно, о пут-ники, что собаки-кони долгие месяцы шли по пустыне, пока не достигли семи рек и многих деревьев на краю большого луга. На каждом дереве висело ровно по двенадцати плодов, и вот, как только те плоды созрели, они начали падать на землю, и их объедали местные мыши. Из косточек же этих плодов вырастали джинны, гули и их дети, прекрасные, как сад в пору полно-луния. Сидели под деревьями и четыре ангела, и внешность их была, как у дикого зверя.

Произнеся последние слова, джинн заплакал громким плачем и закричал огромным криком.

— Для чего ты кричишь столь громко? – удивился обезьяна. – Разве мы обидели тебя?

— Я кричу и плачу, оттого что запутался, – сказал джинн. – До вас я рассказывал свою историю ку-пцам, пришедшим с караванами, а также обе-зьянам, муравьям и верблюдам, сваренным в огромных котлах. В каждом котле было по пя-тидесяти верблюдов.

Учитель Ба Цзе спросил с почтительностью:

— Для чего же варить по пятидесяти верблюдов в каждом котле?

Джинн с горестью опустил на грудь голову, громадную, как котел, и сказал, что он этого не знает.

— Что же ты знаешь, о почтенный джинн? – спросил селезень, выступая вперед и выпятив сверкающую грудь.

— Знаю историю про бойкого водоноса, который сбился с пути и шел, не переставая, дни и ночи, питаясь травами, пока не дошел до горы, го-рящей, как огонь.

— Что же дальше? – спросила лиса, обмахиваясь хвостом.

— Дальше водонос шел, не переставая, дни и но-чи и питался одними только травами…

— Да ведь это одна и та же сказка! – перебил непочтительный обезьяна.

Джинн ничего не отвечал, свесив нижнюю губу так низко, что ей можно было начерпать меру пе-ска. И тут путники заметили, что перед ними не джинн, а песчаный холм, высокий и желтый. Тем временем наступила ночь и расшила небосвод горящими звездами и драгоценными созвезди-ями. Неожиданно по синему небесному шелку заскользила комета с золотым хвостом. Лиса прижала руки к сердцу и молча поклонилась.

Селезень спросил:

— Кому это ты кланяешься?

— Хвостатой гостье, – отвечала, смеясь, лиса.

Засыпая, даже и селезень не отводил глаз от неба. Не зря говорят: не сосчитать небесных очей, цвета меда, и цвета огня, а также сияющих тихо, как благородный нефрит… Да еще и ка-ртины – одна другой великолепнее! Синий феникс застыл около кипящего серебром ручья, а цапля перо утеряла, да толку-то скорбеть? Это перо давно сделалось, как ладья, легкая и недо-ступная простому глазу. В облачные селенья впору уплыть…

Но худо вот что. Пока путники смотрели, как го-

ворится, звездное великолепие без границ, за ними зорко наблюдала волшебница, могущес-твенная, как вода и песок. Превратившись в не-видимую жгучую песчинку, волшебница кликну-ла огненных пчел, которые приходились ей свод-ными сестрами. Воздух сразу же наполнился го-рящими жалами и шипением, так что стало нево-зможно поправить повязку. Земля и небо соеди-нились в огненной пляске, железные жала так и дырявили спины, животы, поясницу и нежную кожу. Тела Ба Цзе и его учеников превратились в сита, сквозь которые хозяйка сеет рисовую муку. Корчась от боли и гнева, стали среди песка, не зная, как укротить проклятых пчел. Учитель Ба Цзе с гневом оглядел дырки в телах товарищей и под собственным халатом.

— Сквозь эти отверстия утечет  река нашей жизни, – молвил мудрости удостоенный. –Песчинка за песчинкой истаем, но, к счастью, я захватил с собой целительную мазь, приготовленную из слюны верблюда и синей глины.

И, больше не говоря ни слова, принялся усердно замазывать дырки. Ученики перестали стонать и охать. Теперь у них было дырок не больше, чем просверлили природные духи; селезень приобо-дрился, а обезьяна и лиса затеяли спор, куда держать путь дальше. Обезьяна стоял на своем и твердил, что идти надобно по кругу, только так, мол, цели достигнешь. Лиса же заверяла, что истинный путь направлен лишь к невидимой цели, зыбкой, как паутина в Лисьем лесу. Учи-тель поднял руку.

— Настоящий путь ведет не наружу, а внутрь, – объяснил он ученикам. – Только углубляясь, можно продвигаться вперед.

Селезень спросил:

— Не внутри ли искать лунные кирпичи? У меня в животе нету ни одного, – прибавил самонадеян-ный брат обезьяны.

— И кирпичи, и лунная дорога внутри нас, – под-твердил почтенный. – Иначе истины удостоен-ный не рискнул бы поставить шатер и пропове-довать ученикам.

Лиса, селезень и обезьяна молча склонились в почтительном поклоне.


К списку номеров журнала «Русское вымя» | К содержанию номера