Исроэл Некрасов

Стихи Элиёгу Изгура, Ламеда Шапиро, Лейба Найдуса, Рувена Айзланда, Якова Фихмана. Перевод с идиша

Элиёгу Изгур (1882–?)


 


Родился в Березине, Белоруссия. До 1905 г. печатался на русском и белорусском языках в различных провинциальных изданиях. В 1904 г. опубликовал на идише ряд научно-популярных статей, тогда же, в основном в виленской еврейской периодике, начал печатать на этом языке стихи. В 1910 г. издал в Варшаве поэтический сборник. Сведений о его дальнейшей судьбе найти не удалось.

Зима


 
Холода, холода, и земля словно в саване белом.
Все пути замело, всё заковано льдом.
Обнажённые яблони тихо
Окружили мой дом.
Спит река в нерушимых железных оковах.
Шапку сдвинув на лоб, лес уснул в тишине
И, наверно, о чём-то мечтает.
Что он видит во сне?
Иногда мягко сядет на ветку ворона,
Сбросив снег, хриплым «кар!» огласит косогор,
И опять замирает свободный,
Бесконечный простор.
Упокоилась жизнь и застыла в могиле под снегом,
Спит земля, потерявшая силу свою,
И печаль растеклась по долинам,
Побеждённым в бою.



Ламед Шапиро (1878 – 1948)


 


Настоящее имя Лейви-Иешуа Шапиро, подписывался также аббревиатурой Л. И. Ш., родился в местечке Ржищев Киевской губернии, жил в Варшаве, Лондоне, Нью-Йорке, потом снова в Варшаве. В 1911 г. окончательно перебрался в США, где жил попеременно в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе. С одинаковым успехом писал стихи и прозу, переводил на идиш мировую классику. К концу жизни впал в глубокую депрессию, тяжело запил. Умер в Лос-Анджелесе, где жил у своего знакомого в гараже.


 


В лесу


 


Иду через лес, окружён тишиной.
Прохлада и тень меж деревьев зелёных.
Лишь призраки шепчутся в сумрачных кронах
И смотрят мне вслед. И бегут предо мной.
Иду через лес, где и дуб, и сосна
Мечтают росы серебристой напиться.
И кажется, вечно тропа будет виться
И лес предо мною стоять, как стена.
А небо синеет, и луч золотой
На миг через ветви густые проникнет.
Вот птица, проснувшись, испуганно вскрикнет –
И в мире опять тишина и покой.



15 июля 1904


 


 


Лейб Найдус (1890–1918)


 


 Родился в Гродно, детство провел на хуторе Кустин, потом учился в Белостоке, Ковно и Вильне, но, когда его отчислили из училища за участие в революционном движении, вернулся в родной город. Писал также по-русски, много переводил на идиш с русского и других языков. В шестидесятых годах гродненское еврейское кладбище по приказу властей было снесено, вместе с другими могилами была уничтожена и могила Лейба Найдуса.




Венецианские мотивы

Заблудился бриз в усталых
Беломраморных порталах,
И дрожит вода в каналах
Под дыханьем ветерка.
На порфировых колоннах,
На фасадах утомлённых
И на балюстрадах сонных
Пишет лунная рука.
А над зеркалом лагуны
Зазвенят негромко струны:
Гондольер, красавец юный,
Заиграет в тишине.
Внемлет ночь его канцоне,
И луна на небосклоне,
Словно донна на балконе,
Загрустила в вышине.


 


Никогда!..

Сижу в саду, где мы гуляли
С тобою в прежние года.
Увижу ли тебя я снова?
Шумят деревья: «Никогда…»
Я помню, как твой нежный голос
Тепло дарил мне в холода.
Услышу ли твой голос снова?
Шумят деревья: «Никогда…»
Мечты, что ты мне подарила,
Давно исчезли без следа.
Смогу мечтать, как раньше, снова?
Шумят деревья: «Никогда…»
И я со светлых гор спустился
В долину холода и льда.
Увижу ли я солнце снова?
Шумят деревья: «Никогда…»


 


SERENADE MELANCOLIQUE
В тёмно-синий сумрак сада
Опускается прохлада,
Ближе, ближе счастья миг…
Звук дрожит и замирает:
Кто-то в тишине играет
Serenade Melancolique…
Слышишь этот звук прекрасный?
Словно скрипачу подвластны
Стали тайны тишины…
Затихает голос скрипки,
И плывёт по саду зыбкий
И холодный свет луны…
Как нарциссы под луною,
Я с тобой, а ты со мною,
Я к губам твоим приник…
И, пока мы будем рядом,
Пусть летит над тихим садом
Serenade Melancolique…


 


 


***


Вечернее солнце садилось устало,
Над лугом туман поднимался белёсый,
И девичья песня чуть слышно звучала
Вдали, где, как волны, качались колосья.
В вечернем дыхании трав ароматных
Разлилось вокруг одиночество звоном,
И эхо, ему отвечая невнятно,
В росе растворялось на поле зелёном.
И девушки, певшей вдали, на примятой
Траве выделялись следы, чуть темнея,
Как будто бы звали, манили куда-то,
И я с дрожью в сердце пустился за нею.
Прохладней, темнее вокруг становилось,
На влажной траве стали тени ложиться,
Исчезли следы, и слабей доносилась
Далёкая песня из моря пшеницы.
И тихо из песни тоска подступает,
И начали мысли кружить понемногу
О ком-то родном, кто грустит и страдает,
Что в сердце своё не нашёл я дорогу.


 


Я лес полюбил…

Я лес полюбил, что под ветром дрожит
И тянется к небу зелёной стеной;
Ах, нет же, не лес, но тропу, что бежит,
Петляя, как змейка, в чащобе лесной.
Люблю я тропинку, поросшую мхом,
С ней рядом – подснежников синь по весне…
Ах, нет, не тропинку люблю я, но дом
За лесом зелёным, на той стороне.
Люблю этот дом, и его простоту,
И яблонь, цветущих вокруг, хоровод;
Ах, нет, не домишко люблю я, но ту,
Которая в этом домишке живёт…


 


 


Рувен Айзланд(1884–1955)


 


Родился в Радомышле Великом (Западная Галиция), получил традиционное еврейское образование. Начал писать в 1900 г. на иврите. В 1903 г. переехал в США, где стал писать на идише. Был одним из основателей поэтического объединения «Ди юнге», активно занимался редакторской и издательской деятельностью, переводил на идиш с английского, немецкого и китайского. Умер в Майами-Бич.


 


***


Широка, тиха, как вечер,
Из заката вырастая,
Улица стремится в ночь.
И, качаясь на асфальте,
Вдаль плывут автомобили,
Вдаль уходят пешеходы,
Остаются только тени,
Тени уличной тоски.
Ты так далеко и близко!
Летний день исчез куда-то,
Лишь одна тоска осталась
Да асфальт иссиня-серый,
Слышит он её в усталых,
Медленных моих шагах.


 


 


***


Я слышу звук шагов: идёт беда,
Но я давно в спасение не верю,
И я спокойно открываю двери.
Из темноты она шагнёт сюда,
И будь что будет. Словно неживой,
Закрыв глаза, я замер в ожиданье.
Я чувствую холодное дыханье,
Суровый лик склонился надо мной.


 


 


 


У моря
Я лежу, устало-сонный, в золотом песке,

И скользят неловко тени по моей руке.
На секунду задержались, дрогнули, ушли,
И выходят из туманной дали корабли.
Приподнять тяжёлых век я больше не могу.
Наяву или во сне я здесь, на берегу?
Я лежу, и песня моря издали слышна.
Кажется, меня уносит тихая волна.


 


 


Яков Фихман (1881 – 1958)


 


Родился в Бельцах, Бессарабия. Поэт, переводчик, редактор и публицист. Жил в Кишинёве, Одессе, Вильне и других городах, бывал в Палестине, где окончательно поселился в 1925 г. Больше писал на иврите, но прекрасно знал и высоко ценил литературу на идише, составил поэтическую антологию на этом языке. Умер в Тель-Авиве.


 


 


 


В дождь

С утра холодный дождь идёт, шуршит,
Соломенные крыши ворошит,
По саду бродит, и висит, темна,
Свинцовых туч над лесом пелена.
Я вижу: за окном гора плывёт
Гигантской чёрной рыбой в бездне вод.
Трава, намокнув, стала зеленей,
Клубится дымка серая над ней.
А ночь близка, и в предзакатной мгле
Колосья в поле клонятся к земле,
Кусты к дороге жмутся, и вокруг
И страшно, и уютно стало вдруг.
Ты даришь, ночь, защиту и покой.
Густою темнотой меня укрой
И охраняй до наступленья дня.
Скрывай чужие дали от меня!
И я с тобой останусь жив к утру.
Как одинокий стебель на ветру,
К земле я гнусь. Видений хоровод
Моей душе покоя не даёт.


 


 

 


Вечер
Приходит вечер. Я ещё пою,
Нелёгок путь, но я не устаю.
Не разлюблю идти, пока живу,
Не разлюблю зелёную траву,
Закаты в красных ранах облаков,
На горной тропке звук своих шагов.
Ни жалоб, ни проклятий в песне моей,
Но одинок мой голос среди полей.
Всё холодней. Закат. Темны поля.
Люблю тебя, прекрасная земля,
Росу в степи и лёгкий ветерок:
Свою тоску соткать из них я смог.
Богаче сердце стало. С каждым днём
Оно всё тяжелей: несу я в нём
И боль, и грусть, и радость, и печаль.
Иду и жадно всматриваюсь в даль.



Стихи Элиёгу Изгура, Ламеда Шапиро, Лейба Найдуса, Рувена Айзланда, Якова Фихмана. Перевод с идиша


 


         


                                                      


Элиёгу Изгур (1882–?)


 


Родился в Березине, Белоруссия. До 1905 г. печатался на русском и белорусском языках в различных провинциальных изданиях. В 1904 г. опубликовал на идише ряд научно-популярных статей, тогда же, в основном в виленской еврейской периодике, начал печатать на этом языке стихи. В 1910 г. издал в Варшаве поэтический сборник. Сведений о его дальнейшей судьбе найти не удалось.

Зима
Холода, холода, и земля словно в саване белом.
Все пути замело, всё заковано льдом.
Обнажённые яблони тихо
Окружили мой дом.
Спит река в нерушимых железных оковах.
Шапку сдвинув на лоб, лес уснул в тишине
И, наверно, о чём-то мечтает.
Что он видит во сне?
Иногда мягко сядет на ветку ворона,
Сбросив снег, хриплым «кар!» огласит косогор,
И опять замирает свободный,
Бесконечный простор.
Упокоилась жизнь и застыла в могиле под снегом,
Спит земля, потерявшая силу свою,
И печаль растеклась по долинам,
Побеждённым в бою.

Ламед Шапиро (1878 – 1948)


 


Настоящее имя Лейви-Иешуа Шапиро, подписывался также аббревиатурой Л. И. Ш., родился в местечке Ржищев Киевской губернии, жил в Варшаве, Лондоне, Нью-Йорке, потом снова в Варшаве. В 1911 г. окончательно перебрался в США, где жил попеременно в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе. С одинаковым успехом писал стихи и прозу, переводил на идиш мировую классику. К концу жизни впал в глубокую депрессию, тяжело запил. Умер в Лос-Анджелесе, где жил у своего знакомого в гараже.


 


В лесу


 


Иду через лес, окружён тишиной.
Прохлада и тень меж деревьев зелёных.
Лишь призраки шепчутся в сумрачных кронах
И смотрят мне вслед. И бегут предо мной.
Иду через лес, где и дуб, и сосна
Мечтают росы серебристой напиться.
И кажется, вечно тропа будет виться
И лес предо мною стоять, как стена.
А небо синеет, и луч золотой
На миг через ветви густые проникнет.
Вот птица, проснувшись, испуганно вскрикнет –
И в мире опять тишина и покой.



15 июля 1904


 


 


Лейб Найдус (1890–1918)


 


 Родился в Гродно, детство провел на хуторе Кустин, потом учился в Белостоке, Ковно и Вильне, но, когда его отчислили из училища за участие в революционном движении, вернулся в родной город. Писал также по-русски, много переводил на идиш с русского и других языков. В шестидесятых годах гродненское еврейское кладбище по приказу властей было снесено, вместе с другими могилами была уничтожена и могила Лейба Найдуса.




Венецианские мотивы

Заблудился бриз в усталых
Беломраморных порталах,
И дрожит вода в каналах
Под дыханьем ветерка.
На порфировых колоннах,
На фасадах утомлённых
И на балюстрадах сонных
Пишет лунная рука.
А над зеркалом лагуны
Зазвенят негромко струны:
Гондольер, красавец юный,
Заиграет в тишине.
Внемлет ночь его канцоне,
И луна на небосклоне,
Словно донна на балконе,
Загрустила в вышине.


 


Никогда!..

Сижу в саду, где мы гуляли
С тобою в прежние года.
Увижу ли тебя я снова?
Шумят деревья: «Никогда…»
Я помню, как твой нежный голос
Тепло дарил мне в холода.
Услышу ли твой голос снова?
Шумят деревья: «Никогда…»
Мечты, что ты мне подарила,
Давно исчезли без следа.
Смогу мечтать, как раньше, снова?
Шумят деревья: «Никогда…»
И я со светлых гор спустился
В долину холода и льда.
Увижу ли я солнце снова?
Шумят деревья: «Никогда…»


 


SERENADE MELANCOLIQUE
В тёмно-синий сумрак сада
Опускается прохлада,
Ближе, ближе счастья миг…
Звук дрожит и замирает:
Кто-то в тишине играет
Serenade Melancolique…
Слышишь этот звук прекрасный?
Словно скрипачу подвластны
Стали тайны тишины…
Затихает голос скрипки,
И плывёт по саду зыбкий
И холодный свет луны…
Как нарциссы под луною,
Я с тобой, а ты со мною,
Я к губам твоим приник…
И, пока мы будем рядом,
Пусть летит над тихим садом
Serenade Melancolique…


 


 


***


Вечернее солнце садилось устало,
Над лугом туман поднимался белёсый,
И девичья песня чуть слышно звучала
Вдали, где, как волны, качались колосья.
В вечернем дыхании трав ароматных
Разлилось вокруг одиночество звоном,
И эхо, ему отвечая невнятно,
В росе растворялось на поле зелёном.
И девушки, певшей вдали, на примятой
Траве выделялись следы, чуть темнея,
Как будто бы звали, манили куда-то,
И я с дрожью в сердце пустился за нею.
Прохладней, темнее вокруг становилось,
На влажной траве стали тени ложиться,
Исчезли следы, и слабей доносилась
Далёкая песня из моря пшеницы.
И тихо из песни тоска подступает,
И начали мысли кружить понемногу
О ком-то родном, кто грустит и страдает,
Что в сердце своё не нашёл я дорогу.


 


Я лес полюбил…

Я лес полюбил, что под ветром дрожит
И тянется к небу зелёной стеной;
Ах, нет же, не лес, но тропу, что бежит,
Петляя, как змейка, в чащобе лесной.
Люблю я тропинку, поросшую мхом,
С ней рядом – подснежников синь по весне…
Ах, нет, не тропинку люблю я, но дом
За лесом зелёным, на той стороне.
Люблю этот дом, и его простоту,
И яблонь, цветущих вокруг, хоровод;
Ах, нет, не домишко люблю я, но ту,
Которая в этом домишке живёт…


 


 


Рувен Айзланд(1884–1955)


 


Родился в Радомышле Великом (Западная Галиция), получил традиционное еврейское образование. Начал писать в 1900 г. на иврите. В 1903 г. переехал в США, где стал писать на идише. Был одним из основателей поэтического объединения «Ди юнге», активно занимался редакторской и издательской деятельностью, переводил на идиш с английского, немецкого и китайского. Умер в Майами-Бич.


 


***


Широка, тиха, как вечер,
Из заката вырастая,
Улица стремится в ночь.
И, качаясь на асфальте,
Вдаль плывут автомобили,
Вдаль уходят пешеходы,
Остаются только тени,
Тени уличной тоски.
Ты так далеко и близко!
Летний день исчез куда-то,
Лишь одна тоска осталась
Да асфальт иссиня-серый,
Слышит он её в усталых,
Медленных моих шагах.


 


 


***


Я слышу звук шагов: идёт беда,
Но я давно в спасение не верю,
И я спокойно открываю двери.
Из темноты она шагнёт сюда,
И будь что будет. Словно неживой,
Закрыв глаза, я замер в ожиданье.
Я чувствую холодное дыханье,
Суровый лик склонился надо мной.


 


 


 


У моря
Я лежу, устало-сонный, в золотом песке,

И скользят неловко тени по моей руке.
На секунду задержались, дрогнули, ушли,
И выходят из туманной дали корабли.
Приподнять тяжёлых век я больше не могу.
Наяву или во сне я здесь, на берегу?
Я лежу, и песня моря издали слышна.
Кажется, меня уносит тихая волна.


 


 


Яков Фихман (1881 – 1958)


 


Родился в Бельцах, Бессарабия. Поэт, переводчик, редактор и публицист. Жил в Кишинёве, Одессе, Вильне и других городах, бывал в Палестине, где окончательно поселился в 1925 г. Больше писал на иврите, но прекрасно знал и высоко ценил литературу на идише, составил поэтическую антологию на этом языке. Умер в Тель-Авиве.


 


 


 


В дождь

С утра холодный дождь идёт, шуршит,
Соломенные крыши ворошит,
По саду бродит, и висит, темна,
Свинцовых туч над лесом пелена.
Я вижу: за окном гора плывёт
Гигантской чёрной рыбой в бездне вод.
Трава, намокнув, стала зеленей,
Клубится дымка серая над ней.
А ночь близка, и в предзакатной мгле
Колосья в поле клонятся к земле,
Кусты к дороге жмутся, и вокруг
И страшно, и уютно стало вдруг.
Ты даришь, ночь, защиту и покой.
Густою темнотой меня укрой
И охраняй до наступленья дня.
Скрывай чужие дали от меня!
И я с тобой останусь жив к утру.
Как одинокий стебель на ветру,
К земле я гнусь. Видений хоровод
Моей душе покоя не даёт.


 


 


Вечер
Приходит вечер. Я ещё пою,
Нелёгок путь, но я не устаю.
Не разлюблю идти, пока живу,
Не разлюблю зелёную траву,
Закаты в красных ранах облаков,
На горной тропке звук своих шагов.
Ни жалоб, ни проклятий в песне моей,
Но одинок мой голос среди полей.
Всё холодней. Закат. Темны поля.
Люблю тебя, прекрасная земля,
Росу в степи и лёгкий ветерок:
Свою тоску соткать из них я смог.
Богаче сердце стало. С каждым днём
Оно всё тяжелей: несу я в нём
И боль, и грусть, и радость, и печаль.
Иду и жадно всматриваюсь в даль.


К списку номеров журнала «ОСОБНЯК» | К содержанию номера