Анастасия Колодяжная

Война и мир. Горловка – Запорожье – Рязань

Я  ехала с вещами со своей съемной квартиры к родителям на поселок:  оплачивать квартиру было больше нечем, стипендию уже не платили, а с  работой как было последнее время, сами знаете. А там у меня был  подвальчик, в котором можно было прятаться от осколков. И все вместе.











Проводила  утром Алексея, который поехал с сумкой летних вещей отвозить маму к  сестре, не зная, вернется ли и когда: на работе не платили, хоть и ходил  на нее, чередуя с дежурствами по ночам, почти не спал, а когда  закрутилось всерьез, уже было не до работы.


Через  неделю после его отъезда выяснилось, что возвращаться не стоит: одни не  поделили с другими, и ему пришлось остаться в России, искать работу,  четыре дня спал у сестры на кухне, потом ему сказали, что пора и честь  знать. Но повезло: в Рязани оказался товарищ, который рекомендовал его  на завод, от завода с другими работягами и поселили в комнату.


Но всего этого тогда я еще не знала.


Утром  "градами" повредило подстанцию, и света не было в половине города.  Магазины многие уже закрыты. "Фуршет" продавал хлеб людям на улице. Я  подумала, что может так быть, что дальше выбираться будет все труднее,  заехала в магазин и закупилась почти на все оставшиеся деньги.


Авианалёты  и "Град" это очень страшно. Я понимала и знала, что происходит с  людьми, с психикой, я учила это. Но точно могу сказать – ни одна теория  не дает и толики представления о том, как это страшно на самом деле,  изнутри: когда ты слышишь характерный звук, чувствуешь вибрацию и  понимаешь, что в следующую секунду ты лицом к лицу встретишь смерть. Или  еще через секунду. Не абстрактную, не когда-нибудь, а смерть здесь и  сейчас. Или увечье.


Сейчас надо мной  летают самолеты, люди запускают салюты и, хотя прошло много времени,  страх не исчез, я пригибаюсь и норовою упасть и прикрыть голову руками –  страх болью отзывается в душе, и я понимаю, насколько долго и тяжело  будет в нас откликаться война.


Мне  все время звонила мама и брат, но руки были заняты, и я не понимала, что  за спешка, если я уже подъезжаю. Брат последние дни пытался купить  билеты, выехать хотя бы в соседний город – работа с компьютером  подразумевает необходимость наличия электроэнергии или увольнение.  Билетов не было, ж/д вокзалы закрыты.


Звонили  настойчиво, я села в машину и взяла трубку: «Настя, Димка приехал в  Горловку на несколько часов за вещами, едет назад в Урзуф, Руслан едет с  ним, решай прямо сейчас – едешь ли ты с ними, есть одно место, вещей  бери мало – машина забита доверху. Поживете там неделю и вернетесь.  Знаешь брата – неприспособленный».


Решаю. Одного брата, молодого мужчину, отпускать опасно. И на самом деле – как дите. Еду.


Приезжаем  к родителям, отдаю свои пожитки, продукты, мама с Русланом у него,  собирают вещи, я беру первое попавшееся под руку – две спортивных  небольших сумки летних вещей. Долго думаю, какие брать документы. Беру  только паспорт, студенческий, потому что не знаю, кто и как будет  шмонать, чтобы разделить и не потерять все, если что.


Мы выезжаем. Маму я так и не увидела.


В кармане 400 гривен.


И тут я вижу сотни машин. Потоками в три ряда.


Страх и понимание серьезности происходящего накрывает.


Я вижу грады на выезде.


И  я понимаю, что Урзуф и отсиживание на море смерти подобно: деньги  кончатся, работы нет, а ситуация динамически развивается в сторону  реальной войны.


Я предлагаю ехать в  любой ближайший большой город, не тратить деньги на Урзуф, решение  спонтанное, однако выверенное. Руслан чудом соглашается, не сразу, но,  видимо, обстановка посодействовала, несмотря на то что обычно не слушает  и стоит на своем. Вспоминаю, что у Алексея знакомые в Мариуполе.  Которых я в глаза не видела. Ищу в его телефоне их контакты, звоню,  объясняю ситуацию и прошу пустить нас переночевать ночь. Тетя Инна, дай  бог здоровья, золотой человек, соглашается и разрешает нам к ней  приехать. Тут же, сразу, в машине по пути в Урзуф я бронирую хостел в  Запорожье и начинаю искать риэлторов, обзваниваю, договариваюсь смотреть  квартиры, потому что понимаю, что так просто не снять, тем более в  такое время.


Приезжаем в Урзуф, добираемся до Мариуполя, ночуем, покупаем вечером того же дня билеты до Запорожья и утром отправляемся.


Билеты забираем последние. Уже на следующий день люди не могли выехать неделями.


В Запорожье нет никого знакомых, чтобы было понятно.


Заселяемся  в хостел. И сразу начинаю искать жилье, потому что ежедневно платить  дорого. Цены космические – 4, 5, 6 тысяч. Прописка донецкая  нежелательна. Квартиры убитые. Наматываю ежедневно по 20-30 км пешком в  поисках квартиры. Беру за горло всех риэлторов, ищу по объявлениям сама,  проделываю огромную работу, но нахожу приемлемый вариант за 2 тысячи,  помогают деньгами на первый месяц волонтеры из Москвы, с которыми мы  работали по гуманитарке населению города.


Покупаю  поесть, покупаем одеяла, простыни, кастрюли, тарелки, ложки. Когда  ничего нет, оказывается, мелочи тянут на круглую сумму.


И остаюсь с 30 гривнами.


Помимо  всего прочего в Запорожье плохо и страшно – каждое слово надо  отслеживать, голубые ленты и флаги давят и напоминают о смертях людей  Донбасса. Скачут. Устраивают митинги. Много военных. Ты видишь их пустые  глаза и понимаешь, откуда они. И очень сложно сдержаться и не наломать  дров и сохранить себя.


Сразу начинаю  искать работу. Нахожу. Еще через неделю нахожу вторую. Работаю ежедневно  с семи первый день до трех, с трех-пяти до девяти вечера второй.  Включая выходные. Устаю так, что ум заходит за разум, тем более что  приходится организовывать доставку помощи нуждающимся людям в Горловке:  связи нет, люди путаются с проплатами, переводами – это все время, труд и  нервы, нервы, нервы. Руслан восстанавливается на своей работе, но ему  нужно время, чтобы наверстать упущенное и получить зарплату.


За  это время мои вещи и документы отправляют мне по «Деливери», мой груз  застревает в Горловке, представители компании выезжают кто куда.  Холодает, вещей нет, денег тоже – трудоустройство у меня официальное,  надо отработать месяц минимум.


Рискуем  собрать оставшееся у родителей, друзья помогают довезти до Артемовска,  отправляют «Новой поштой». Доходит. Но все основное и документы  по-прежнему недоступны. Переворачиваю пол Украины. Но нахожу директора  «Деливери», владельца баз в Горловке, оператора, который принимал груз,  сторожа и нытьем-катаньем уговариваю отдать мне мой груз. Какими  нервами, молчу, но отдают. Директору и кладовщику – низкий поклон. Позже  приезжает бывший муж по делам в Запорожье и привозит мне вещи и  документы. Хоть попрощались по-людски.


Получаю  зарплату. Беру билет на поезд до Москвы. Остается 4 тыс. рублей. Еду. В  незнакомый город, где никого и ничего не знаю. Было очень страшно  пересекать таможню, но больше пугали. Главное, вести себя спокойно и  доброжелательно. Испытываю огромное облегчение, когда пересекаю границу.  Огромное.


Свобода.


Меня селят с Лешей в одну из комнат общего жилья.


Я  приезжаю, регистрируюсь, нахожу местный ВУЗ, объясняю, откуда я, прошу  мне помочь. Мне помогают – меня переводят. С потерей 2-х курсов, на  второй, я все начинаю заново. Плюс приличная академ-разница, которую  тоже надо сдать. В 37 лет. Помогают просто так, без денег и со всей  душой.


Постороннему человеку из Донбасса. Спасибо.


Дистанционно,  через доверенность маме отчисляюсь из иняза. С боем там отдают  документы, и друзья пересылают мне оригиналы через Крым.


Жили  мы только на то, что выплачивали Леше: заплатили за 3 месяца из семи,  выкручивались, как могли, а выкручиваться приходилось – не было ничего,  начиная от кастрюль и заканчивая необходимостью платить за перевод  документов или внезапно вылезшими болячками, из-за которых я не могу  работать тренером как раньше. Работу найти можно, можно. Работать  неофициально не стоит – депортация в три дня. Чтобы работать – нужно  подтвердить диплом в Москве, долго, дорого.


Чтобы  работать, надо оформлять патент на трудовую деятельность, долго,  дорого, и заточено так, чтобы ты ходил кругами и платил штрафы. Реально  заработать 10-15, но квартиру снять тоже стоит 10-15. Услуги сильно  дороже. Продукты – процентов на 30 дороже от наших цен.


Когда  я приехала и увидела его... Кости, ходячий скелет, чтобы получить  деньги – надо отработать месяц. До конца ноября ходил в ветровке и моей  флиске, ничего не было теплого, а зарплату платили крохами. И сейчас  смотреть страшно: работает тяжело, а с зарплатами та же беда. И не знаю  уже, прекратятся ли эти круги ада на пути к легализации и возможности  трудоустройства.


Я к чему. Я выезжать не собиралась и возможностей не искала.


Но  и шансов я не упускаю и выжимаю с них по полной. Для этого надо терпеть  разные условия, преодолевать трудности и тяжко работать, бегать, ездить  по инстанциям, никому нигде ничего не будет на блюдечке.


По  факту признаю, что я этот путь не осиливаю теперь. Пока не ударили  обухом по голове изменениями в законодательстве – барахталась и тянула,  но чем дальше, тем сил меньше – выкачка денег и выдавливание мигрантов.  Обман на производстве, сложности с трудоустройством.


Больше  всего порадовало минимум бюрократии и правильное поведение служащих –  вежливы, принимают вне рабочего времени, помогают и подсказывают.


Что  касается статусов беженства – я принципиально против позиции получения  халявы, и там много оговорок и ограничений, которые меня не устраивают.  Например, положение невыездной.


Труден  любой выбор: и оставаться, и переезжать в другой город, и уехать  совсем. Особенно, если жизнь выбора не дает и оставляет или ставит в  свои условия. И никто никого нигде не ждет. 


Везде  будут потери. Вопрос решения и ответственности, а не поиска виноватых, в  том, что ты свое решение не принял или не хочешь за него отвечать, или  не хочешь жить в тяжелых условиях, или боишься потерять материальное или  не умеешь трудиться, думать, организовывать, искать, добиваться,  просчитывать риски, рисковать, действовать, расставлять приоритеты,  терять.


Тяжело быть в разлуке с близкими, – но там лишним ртом быть нелегче.


Тяжело защищать Родину и быть гонимым своими же.


Тяжело плыть по течению и еще тяжелее против.


Я  четко понимаю, что лучше дома места нет. И я не понимаю, зачем я здесь –  не хотела уезжать и не искала возможностей, здесь нам не сахар,  родителей никак не забрать. Неисповедимы пути, и пока – я здесь; а город  – чудесный. Возле Кремля – покой и умиротворение, маме бы понравилось.


Пока здесь, а там как Бог даст.


Я ему верю.


Не судите – и мира всем.










К списку номеров журнала «РУССКАЯ ЖИЗНЬ» | К содержанию номера