Александр Бойников

Мыльные пузыри тверской словесности

Из книги «Липачи»: памфлеты, фельетоны, полемика. – Тверь: СФК-офис, 2014. – 240 с.


 


Книга является продолжением сборника «Заложники иллюзий» (2011). Автор с опорой на факты и документы, с полемической остротой вновь разоблачает беззаконие, очковтирательство и принцип «двойного стандарта», которые стали неотъемлемыми чертами деятельности руководства Тверского регионального отделения Союза писателей России, вскрывает творческую несостоятельность местных литературных «классиков».


 


Таланты истинны за критику не злятся:


Их повредить она не может красоты;


Одни поддельные цветы


Дождя боятся.


Иван Крылов


 


Собрание измышлизмов «пушкиноведа» Самуйлова


 


Коротенькие мысли, коротенькие строчки.


Клубничные намёки от точки и до точки…


Легко всё очень пишется и без труда читается


И из голов читателей тотчас же испаряется.


Дмитрий Минаев


 


В одном из номеров газеты «Древний Волок» за 2007 год мне встретился весьма хвалебный «послужной список» Владимира Самуйлова – «известного вышневолоцкого писателя, награждённого всевозможными (неужели всевозможными? – А.Б.) орденами, медалями, памятными знаками и даже… грамотой мэра города Вышнего Волочка». Кроме того, «сведущие люди говорят» (достоверный источник информации!), что В. Самуйлов – «весьма глубокомысленный краевед, решительный (как это? – А.Б.) геральдист, завзятый театрал и большой любитель животных». Перечисление его должностей и званий «занимает без малого полстраницы машинописного текста». Словом, какая значительная личность! А мы-то, неумытые, и не подозревали ничего!.. Однако почему-то сразу вспомнилось хрестоматийное: «Славная бекеша у Ивана Ивановича! отличнейшая! А какие смушки! Фу ты, пропасть, какие смушки! сизые с морозом! Я ставлю Бог знает что, если у кого-либо найдутся такие!.. Прекрасный человек Иван Иванович! Он очень любит дыни!.. Его знает и комиссар полтавский!» Ну и так далее.


Теперь же вознамерился Иван Иванович, ах, извините, Владимир Георгиевич, ещё одно звание к уже имеющимся у него присовокупить: окончательно заделаться ни много, ни мало… пушкиноведом. И посему поспешил он обрадовать мир книжкой «Тверские встречи с Пушкиным: Литературно-художественное издание» (Тверь – Вышний Волочёк: Ирида-прос, 2007. – 96 с.).


В предисловии без названия автор признаётся: «Написать о Пушкине что-то новое, неизвестное доселе никому – невозможно…». Тогда зачем было производить на свет эту красочную безделушку да ещё с расчётом на зарубежного читателя, поскольку текст её даётся не только на русском, но и на английском языке? Правда, английский вариант страдает сплошным лексико-грамматическим буквализмом, а пушкинские стихи переведены без рифм, т.е. мы имеем дело всего лишь с обыкновенным подстрочником, причём далеко не лучшего свойства. Но книжка эта нужна В. Самуйлову затем, чтобы «…ещё раз покопаться в дневниках современников и друзей поэта, ещё раз перечитать письма Александра Сергеевича, выискивая в них упоминания о тверском крае (в цитатах везде сохранена орфография автора. – А.Б.), тверской природе, тверских людях и, возможно, получить в них подтверждение своим мыслям…».


«Свои мысли» – вот где собака зарыта… На фоне Пушкина мы сядем и попишем, вернее, покопаемся для того, чтобы «…может быть, какую-то каплю ещё можно добавить в священный сосуд познания о Первом Поэте России в тверском крае». Ох, лучше бы Вы, новоявленный «пушкиновед», не превращали этот священный сосуд в грязную лабораторную склянку, капая в него что ни попадя!


Уже с первых строк квазиисследование В. Самуйлова потрясает ничем не прикрытым верхоглядством суждений (словно он не копался, а так, лопаткой чуток ковырнул), никчёмным скольжением по поверхности фундаментальных проблем, отсутствием малейшего желания (да, пожалуй, и способностей) вникнуть продекларированным в предисловии «своемыслием» в тверское бытие Пушкина. Его цель, выражаясь пушкинскими же словами, – «коснуться до всего слегка с учёным видом знатока», потом книжоночку скорёхонько выпустить и, наконец, втиснуться в ряды настоящих пушкинистов. Даже не добираясь до финала его скроенного из разномастных кусков, скучного повествования, любой читатель, имеющий хотя бы общее представление о пребывании А. С. Пушкина в Тверском крае, поймёт, что Самуйлову недоступны ни основательность очерковых книг Алексея Пьянова, ни литературоведческая глубина работ Михаила Строганова, ни скрупулёзность эссеистики Валентины Кашковой – известных и подлинных исследователей тверской Пушкинианы, внесших в неё свой оригинальный вклад. Он всего лишь перескакивает с одного давно известного и многократно изученного пушкиноведами факта на другой, произвольно перетасовывая их.


Марк Твен когда-то дал газетчикам очень забавную рекомендацию: «Раздевайте старый факт догола и одевайте его в новое облачение из слов. Это обманет глаз; факт покажется новым». По этому же пути во весь опор и помчался В. Самуйлов, чьё «творение» о Пушкине не содержит ничего принципиально нового. Более того, приводимая им информация настолько обрывочна, что не выполняет даже элементарной познавательной функции. И с фактами наш «пушкиновед» обходится слишком пренебрежительно. Так, он пишет: «Замуж Екатерина Бакунина вышла очень поздно (когда ей было 39 лет) за двоюродного брата Анны Петровны Керн Полторацкого». Или: «Познакомил их (Пушкина и Анну Керн. – А.Б.) двоюродный брат Анны Петровны Полторацкий». И всё. Но у А. П. Керн двоюродных братьев было несколько. О ком же конкретно упоминается в обоих случаях, В. Самуйлов выяснить не удосужился. Подсказываю: речь идёт об одном и том же человеке – отставном капитане Александре Александровиче Полторацком. В книге тверского исследователя рода Бакуниных Владимира Сысоева «Поэта первая любовь» (2006) об этом подробно рассказано. Да разве Самуйлов снизойдёт с административно-литературных высот до такого «унижения» – обращаться к работам знающих людей?


Как следствие, весь скудный багаж писательских методов нашего «копателя» сводится, в сущности, к одному – завиральности. «Мне кажется», «можно сказать» (а лучше бы и не говорить. – А.Б.), «наверное», «вероятно», «возможно», «по-видимому», «видимо», «можно предположить» – эти выражения-паразиты облепили почти каждую страницу самуйловской книги. Историческая достоверность всех фактов и событий, предваряемых этими формулировками, ничем другим не аргументируется. Умозрительность и вытекающая из неё недостоверность – родовые черты этого свежеиспечённого из гнилой муки «труда», жанр которого, по моему мнению, однозначно можно определить как собрание измышлизмов.


Судите сами. «Известно, что за час до смерти ему (Пушкину. – А.Б.) захотелось мочёной морошки, – вещает В. Самуйлов. – Возможно, это были ягоды из наших тверских болот». Стоп, дилетанты! Молчите и внимайте грандиозному прорыву в отечественном пушкиноведении! Однако чем конкретно подтверждается тверское (а не псковское, карельское или архангельское) происхождение поданной Пушкину перед смертью морошки? Да ничем, кроме буйной фантазии Самуйлова. Эдаким макаром можно засорить пушкинистику до самого верха. Неужели трудно понять, что любая, даже самая невероятная гипотеза всегда основывается на определённой сумме истинных и проверенных сведений, объективная неполнота которых и служит причиной её выдвижения?


И, вообще, почему выпускник Московской государственной академии культуры так поскромничал? Написал бы прямо: из вышневолоцких болот была сия морошка. И собрала её и отправила в Петербург – поэту «в собственные руки» – прапрабабка самозваного «пушкиноведа».


В театральном спектакле при необходимости имитировать шум толпы используется традиционный приём: актёры массовки одновременно, но вразнобой, начинают произносить одинаковую фразу: «О чём говорить, когда не о чем говорить». Как «завзятый театрал», В. Самуйлов прекрасно усовершенствовал данным приёмом свою творческую индивидуальность: когда нечего писать, нужно что-нибудь писать. Скажем, такое: «Тверские деревни, как, впрочем, и псковские, Александр Сергеевич искренне любил», «И в псковских и тверских деревнях уклад жизни Пушкина был одинаков: много писал, много ходил», «Наверное, у каждого человека есть свой лес, который помог ему в чём-то главном». Чего ради написаны эти избитые донельзя строки, а также множество других – им подобных?


Свою книжку В. Самуйлов громко назвал «литературно-художественным изданием». Иллюстрации в ней действительно отменные, выполненные художниками Н. Давыдовым, Л. Юга и Г. Клюшиным с огромным уважением к поэту. А литературы там, как мы уже убедились, практически нет. Насколько скабрёзно характеризует Самуйлов любовь А. С. Пушкина к женщинам: «Он к тому времени стал настоящим любовным профессионалом и, почуяв новую жертву, включил весь свой арсенал действий и приёмов ухаживания». Ещё несколько перлов: «Социалистического соревнования тогда ещё не придумали, и князь Гагарин “повышал” производительность труда телесными наказаниями…»; «Возможно, над обзором (sic! – А.Б.) великого поэта Илья Ефимович Репин фрагментарно работал на “Академической даче”»; «…невольно поймаешь себя на мысли, что между талантом Пушкина и его внешностью, как говорят в Одессе, четыре больших разницы» (в данном случае правильная форма – большие); «Влюбчивая Анна Петровна Керн продолжала иметь множество любовников, но влюблялась всегда, как в юности…» Ну и стиль! Три однокоренных слова повторяются в одном небольшом предложении. Куда смотрела главный редактор и корректор в одном лице А.Оборина? Ни решительный копальщик-капальщик, ни его «наиглавнейший» редактор попросту не знают, что фамилия Вареньки Черкошениновой правильно пишется «Черкашенинова», ближайший сподвижник Петра I по имени Александр Данилович был Меншиков, а не Меньшиков, и поэма А.С.Пушкина называется «Гавриилиада», а не «Гавриллиада». Кто вы после этого, если не невежды?


Честь и хвала русскому патриотизму, пока он не принимает уродливо-провинциального обличья. Почитаешь «труд» В. Самуйлова и поневоле уверуешь в то, что едва ли не вся наша история со времён Петра I творилась в Вышнем Волочке: «Благодарная народная память, помноженная на талант Заслуженного скульптора России Юрия Злоти, воплотили в металле образ императора, дела которого и для России, и для Вышнего Волочка незабываемы и значимы». Да и самого Пушкина не грех к Вышнему Волочку покрепче пристегнуть (решению этой задачи отведена треть объёма книги): «Работая над “Историей Петра” Пушкин неизбежно включил бы (выделено нами. – А.Б.) в свой труд и Вышневолоцкую искусственную водную систему… и первое в России искусственное Вышневолоцкое водохранилище». А, может, по ведомым только ему резонам, и не включил бы?..


В известном письме А. С. Пушкина С. А. Соболевскому есть такие строки: «Чтоб уха была по сердцу // Можно будет в кипяток// Положить немного перцу, // Луку маленький кусок». Спустя 180 лет Самуйлов даёт А. С. Пушкину ценный кулинарный совет: «Судя по всему, поэт хорошо разбирался в тонкостях форелевой ухи, хотя, на мой взгляд, луку можно было положить и больше. Уху луком не испортишь…». Согласен, уху не испортишь, а пушкинистику – запросто. Как говорится, не мытьём, так луком…


Интерпретируя это письмо, Самуйлов тщится доказать, что великий поэт писал его «под градусом»: «Определённо здесь какое-то несоответствие, что, впрочем, легко объясняется количеством выпитого вина (возможно, не совсем качественного)». И далее: «Возможно (везде выделено мною. – А.Б.), Александр Сергеевич после восьми дней утомительной дороги и не очень “порядочного” вина, которое он покупал на станциях, мог перепутать последовательность своих записок». Необычайная лёгкость мыслей (легкомыслие?) «пушкиноведа» заставляет задуматься о порядочном количестве вина (убеждён, что качественного!), явно выпитого кем-то другим.


Сплошные натяжки присутствуют и в главке «Вышневолочанин “мунгальского роду” и “Арап Петра Великого”», которая до этого публиковалась в совместной книге В. Самуйлова и Н. Лебедева «Наш Пушкин» (2003). Так, ссылаясь на запись в «Походном журнале» Петра I за 1723 год: «Февраля 27 дня обедали на Вышнем Волочке, и тут изволил смотреть каналов и мельниц и протчего строения у Сердюкова», В. Самуйлов опять совершает «открытие»: «Эти обстоятельства дают нам право сказать, что вышневолочанин “мунгальского роду” Михаил Иванович Сердюков и “арап Петра Великого” Абрам Петрович Ганнибал встречались в Вышнем Волочке». Между тем, в 2003 г. он о том же самом писал иначе: «Сейчас нельзя с уверенностью сказать, встречались ли новгородец (везде выделено мною. – А.Б.) “мунгальского роду” Михаил Иванович Сердюков и “арап Петра Великого” Абрам Петрович Ганнибал в Вышнем Волочке». Но и тогда, и теперь оба утверждения предваряются фразой: «Неизвестно, где был весь 1723 год Абрам Петрович Ганнибал, но можно предположить, что Пётр I… брал его во все свои поездки».


Что же получается? С разницей в четыре года цитируется один и тот же документ, но выводы из него делаются диаметрально противоположные, а Сердюков из «новгородца» вдруг стал «вышневолочанином». «Исследовательская» методика В. Самуйлова явлена во всей красе: нет реальных доказательств и пёс с ними! Главное – утверждать то, что ему лично заблагорассудится, перелицовывая российскую историю по вышневолоцкому лекалу.


Разве все эти пустопорожние измышлизмы «весьма глубокомысленного краеведа» – пушкинистика? Нет, ни в коей мере. Перед нами – её чистой воды профанация, закамуфлированная для блезира под документальное сочинение. Что, впрочем, не помешало В. Самуйлову в конце 2007 года стать лауреатом губернаторской премии первой степени «За достижения в области литературы».


2008


 


 


«Сей поэтический стриптиз»


Девять ликов лирического героя Валерия Редькина


 


А я не знаю почему, но меня тянет,


Меня так тянет, ох, как меня тянет…


Елена Ваенга


 


В последнее время оппоненты дружным хором обвиняют меня в следующем: дескать, в литературно-критических статьях (разумеется, не хвалебных) о местных стихотворных сборниках я отождествляю лирического героя с его автором и, следовательно, в корне неправильно, с вопиюще-недопустимыми искажениями интерпретирую творчество конкретного поэта. Перехожу, так сказать, на личности и, следовательно, не соответствую занимаемой должности писателя. Пьёт лирический герой вино без меры – значит, поэт, его создавший, тоже алкаш; интересуется лирический герой нетрадиционным сексом – значит, его реальный творец и в жизни склонен к подобным перверсиям. Нельзя так! Тверские члены Союза писателей России – они хорошие! Они будут и дальше ахинею писать…


Высказанные претензии я воспринял чрезвычайно близко к сердцу… Да, был неправ, вспылил. Теперь считаю безапелляционный перенос образов, характеризующих лирического героя, на автора безобразной ошибкой. Раскаиваюсь, прошу дать возможность загладить. Искупить.


С чувством осознания собственной глубокой вины приношу на алтарь современной тверской литературы в качестве искупительной жертвы анализ специфики исключительно лирического героя в поэзии доктора филологических наук, профессора ТвГУ Валерия Редькина, которая, по его же собственному признанию, относится к «духовному реализму». Ради краткости объект нашего исследования мы станем в дальнейшем называть ЛГР, т.е. лирический герой Редькина.


Поскольку Редькин как лирик полифоничен, то и ЛГР – многолик. «Я порнофильмов не смотрю…», – заявляет он сразу. Похвально и полезно – для физического здоровья и нравственного равновесия. Только зачем оглушать мир известием о том, чего НЕ делаешь? В народе не зря говорят: громче всех кричит «держи вора!» сам вор. Так, и ЛГР, заперев дверь (как бы кто не потревожил), сальными глазками впивается в домашний экран, на котором и так, и эдак, и растак, и разэдак упражняются в «любви» голые силиконовые красотки.


Но это всего лишь первый лик ЛГР. Запретная страсть не мешает ему прикидываться богобоязненным и богомольным:


 


Помилуй меня, Господи,


Прости меня, прости,


И детские и взрослые


Грехи мне отпусти.


 


А ещё ЛГР просит у Бога прощения за то, что «за суетными ритмами // Слова любви скрывал». Какие «суетные ритмы» возникают при просмотре порнофильмов в одиночестве, догадайтесь сами.


Остаётся только посочувствовать раздвоению личности ЛГР, который мечется между порнухой и молитвой – началами взаимоисключающими.


Первое из них всё-таки пересиливает, и ЛГР в любой обстановке предаётся виртуальным мечтаниям о возможности почесать с кем-нибудь свой блуд:


 


Метёт метель свою позёмку,


Трамвай трагически пропал,


Погреться бы сейчас с девчонкой,


Но денег нет и кончен бал.


 


Когда нет девчонки, вовремя подворачивается совсем маленькая девочка и наступают другие забавы:


 


Девочка пи?сала стоя,


Ей всего годика три,


И как у неё всё устроено,


Исподтишка я смотрю.


 


Оказывается, лирический герой Редькина ещё и завзятый вуайер (второй лик). Для справки: вуайеризм – сексуальная девиация (отступление от нормы. – А.Б.), характеризуемая побуждением подглядывать за занимающимися сексом людьми или «интимными» процессами: раздевание, принятие ванной или душа, мочеиспускание. Тут и до педофилии – рукой подать. «Распахнулись в садик двери…» Никак, в детский? Кстати, над этим четверостишием до сих пор смеётся половина университета.


Но ЛГР обычного вуайеризма мало:


 


Хочу, хочу, хочу!


Нельзя, нельзя, нельзя!


<…>


И словно солнца луч,


Себя несу, как дар,


Из облаков и туч


На девичий загар.


«Хочу! Хочу иметь!» –


Кричу я весь в поту…


 


«Девичий загар» солнцу порнографической поэзии подавай! Не знаю, кому из девушек будет приятен сей дар, вернее, удар потной туши, свалившейся с облаков. Разве какой-нибудь сальноголовой бабище:


 


Пусть купчиха и толста,


И проста по виду,


Не в скелете красота,


Сладки у неё уста,


И не страшно спиду.


 


Интимные откровения закономерно кружат голову ЛГР («Ещё, ещё тебя хочу, // Прости ты Бога ради»), хотя от некоторых, право слово, оторопь берёт:


 


А может, влюбиться в красавицу?


Нет, лучше вернётся пусть дочь.


 


Недозволенные семейные радости, или третий лик


Профессор ТвГУ Светлана Николаева в предисловии к одной из книг Редькина написала, что его «поэтический словарь» включает в себя «“совесть” и связанное с ней чувство “вины”». Вина постоянно гложет душу ЛГР:


 


А в чём же я так провинился,


Что и меня почти в тюрьму?


Напился? С бабой порезвился


Подобно всякому дерьму?


 


«Почти в тюрьму» – сродни «условно каторге на 15 лет». Впрочем, здесь суть в другом: почему для ЛГР резвиться с «бабой» дерьму подобно? С кем же ещё резвиться нормальному, т.е. гетеросексуальному мужику?


Если ЛГР – мужик ненормальный (= девиантный), то вопрос снимается. Тогда, если ему нравится резвиться с другим мужиком, то ЛГР – обычный гомосексуалист (четвёртый лик). Отсюда и невольное ассоциативное сравнение процесса совокупления с «дерьмом». Особенности мужской однополой любви известны: «В тебе – меня частица, // Во мне – тебя кусок». Размеры разные…


Пусть он живёт спокойно: за гомосексуализм ни в стихах, ни в жизни сейчас за решётку не сажают. За скотоложство, кстати, тоже.


Мало толку в теле тёлки,


Если эта тёлка тля…


 


С чего бы ЛГР в коровник-то потянуло, к своему пятому лику? В теле тёлки, т.е. молодой самки до первой стельности (= беременности), толк есть только для быка. Хотя… не могу предположить, кем ЛГР был в прошлой жизни:


Я стою на перекрёстке


В самый жуткий час быка.


 


Одно достоинство у ЛГР – ему не чужда самокритика:


Он чаще мыслил вертикально,


Но вектор был направлен вниз.


Как ни верти, но пахнет калом


Сей поэтический стриптиз.


 


Лирический герой Редькина не прочь выпить (шестой лик): «Рюмка водки – ближе к смерти. // Вот и хорошо! // Горькой, горькой, лучше – с перцем // Мне налей ещё». Как подчёркивает Светлана Николаева, лирический герой Валерия Редькина – «русский человек». Стало быть, после рюмочки надо закусить, на Руси так ведётся испокон веку. ЛГР, конечно, закусывает, но не пролетарской селёдкой или презренным солёным огурцом, а тонким экзотическим блюдом:


 


Из восточных изысканных блюд


Что-то новое мне подают,


С хрустом я откусил эту жуть –


Вздрогнул: собственный фаллос жую.


 


Теперь понятно: с бабой резвиться при таком увечье проблематично («Может, правда чего-то лишён»). Да и стоит ли? Тем более что «у русских душ и русских тел (??? – А.Б.) // Иной менталитет». Ни дать ни взять – готовая тема кандидатской диссертации «О влиянии измельчения мочеиспускательного органа мужчины жевательной поверхностью зубов на национальный менталитет физического тела homo sapiens».


Русский человек по натуре правдоискатель, особливо ежели изрядно выпьет. Как там у Юрия Кузнецова: «Пошёл и напился с тоски… // Так русская мысль начинается».


Отправился после горькой перцовочки на поиски русской мысли и ЛГР и, представьте, быстро обрёл оную:


 


Жёлтая до жути ложь,


Как звезда Давида,


Не задушишь, не убьёшь


Мировую гниду.


 


Мерзкий антисемитизм (седьмой лик) ЛГР в комментариях не нуждается. Он говорит сам за себя. Приведу лишь слова Максима Горького:


«Необходимо также развивать в себе нравственную чистоплотность, воспитать чувство брезгливости к проявлениям в человеке начала зоологического; одним из таких проявлений является унижающая человека вражда к людям иных племён.


Ненависть к еврею – явление звериное, зоологическое, с ним нужно деятельно бороться в интересах скорейшего роста социальных чувств, социальной культуры».


А ритмик-то стишка знакомый! ЛГР не первый, кто попался на его соблазнительный крючок. Споём:


 


Кабы не было зимы


В городах и сёлах,


Никогда б не знали мы


Этих дней весёлых!..


А лучше так:


Кабы не было зимы


Как звезда Давида,


Никогда б не знали мы


Мировую гниду.


Жёлтая до жути ложь,


В городах и сёлах.


Не задушишь, не убьёшь


Этих дней весёлых!..


 


Во всех стихотворных книгах Редькина непременно есть раздел, где ЛГР кается, исповедуется и всегда что-то выпрашивает у Господа. Почитаешь и думаешь: перед нами – самый истинный христианин всех времён и народов (восьмой лик), вызывающий сплошное умиление:


 


Стучу в броню:


– Откройте двери!


В кровь кулаки и даже лоб.


Я верю! Дайте мне по вере!


Ведь жизнь не ящик и не гроб.


 


Дадут обязательно. Только не по вере, а по морде. За попытку с большого бодуна вломиться в чужую квартиру, когда её обитатели уже или ещё отдыхают, т.е. за дебоширство (девятый лик). Давно известно: непорядок в штанах – прямое следствие непорядка в голове.


Во время одной из бесед Иисуса Христа с учениками Пётр спросил его: «Господи! сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? до семи ли раз?» (Мф 18:21).


Христос ответил: «Не говорю тебе: до семи, но до седмижды семидесяти раз» (Мф 18:22). Такой ответ Спасителя означал, что прощать своего заблуждающегося брата нужно всегда, независимо от того, сколько обид он причинил.


Неукоснительно следуя этому библейскому завету, ЛГР с истинно христианским, безбрежным человеколюбием великодушно прощает всех своих обидчиков, желая им только добра:


 


Дай деньгами заморочиться,


А потом их потерять.


Пусть при жизни


в муках корчатся,


Пусть вопят, хулят, смердят.


И цирроз пусть будет печени,


Паралич или инфаркт.


И врачами не замеченным


До конца пусть будет рак.


Их детей, их внуков, правнуков –


Никого не пощади.


Наркомана страшным навыком,


СПИДом смертным награди.


 


Простив таким образом обидчиков, ЛГР ни с того ни с сего просит для себя самого жестокого наказания:


 


Господи, Господи, Господи,


Каюсь, казнюсь и винюсь!


Прямо у храма на площади,


Как это делала Русь.


<…>


Камни кидайте, булыжники –


Сам я во всём виноват.


Если уж очень обижены –


Вот вам стальной автомат.


К стенке безропотно встану я,


Скину свои сапоги,


Сделаю крестное знаменье,


Громко скомандую: – Пли!


 


Сей полупьяный призыв ЛГР – всего лишь пошлейшая пародия на финал романа Этель Войнич «Овод», главный герой которого, умирая за свободу, в насмешку над палачами командовал своим расстрелом. Хотя идея в принципе очень привлекательная. Про булыжники. Жаль только, трудновыполнимая.


Итак, ЛГР – это любитель порнофильмов, вуайер, гомосексуалист, скотоложец, пьяница, дебошир, антисемит и богомолец в одном флаконе – средоточие истинной русскости. Истинной ли? Русскости ли?


 


Что же представляет собой в реальности как личность именующий себя «поэтом» Валерий Редькин, который породил своим воображением такого лирического героя?


 


2014