Мария Мокеева

Дмитрий Вачедин. «Снежные немцы»: роман, рассказы. — М.: ПРОЗАиК, 2010



Время — понятие относительное, особенно в литературе: если в Средневековье сорокалетний мужчина считался пожилым и обреченным на ближайшую кончину, то в мире книг автор такого возраста получает снисходительные улыбки и терпит муки «переходного» периода взросления. Что уж говорить о тех, кому около тридцати (и, не дай бог, вы что! — двадцать с гаком или меньше). Возраст — не диагноз, а здоровая планка на полосе препятствий. Иногда молодым писателям помогают вскарабкаться, и один из них — Дмитрий Вачедин, русский эмигрант, пишущий по ночам в университетской библиотеке и регулярно «плавающий» на немецких радиоволнах.
Его дебютная книга называется оксюмороном «Снежные немцы», как и роман, открывающий сборник. Это про русских в Германии и немцев в России; про любовь, связывающую людей из разных миров, то есть стран; про маленькие человеческие и большие социальные, политические, экономические проблемы. Если роман Вачедина можно было бы сжать, как очищенный апельсин, то из него бы вытекла главная мысль произведения: «самое гуманное общество всегда будет самым черствым, а там, где буйствует смерть и жестокость, из-под земли, бледная и слабая, будет тянуться к тусклому солнцу самая большая любовь» (для тех, кто хочет понять, что же там с эмигрантами, цитирую дальше: «А мы, снежные немцы, теперь и навсегда посередине — в Германии мы те, кто стучит по стенке аквариума, будя заснувших рыб, а в России презираем соседей за то, что во дворе у них не убрано»). По Вачедину, именно любовь — главный энергетический ресурс нашей страны, поэтому Кристина любит русского Андрея, Валерия хочет вернуться в Москву, а у Марка, вернувшегося из Воронежа, в квартире пляшут русские банки и витает образ снежных просторов. Эмигрантский роман Вачедина состоит из монологов нескольких главных героев, чьи судьбы переплетаются в стране точности и порядка, и их личные переживания соседствуют с попытками молодого автора поговорить о политике, сырьевом донорстве России, зависимости СМИ... «И пусть все ярче разгорается голубой огонек любви на эмблеме Газпрома!», — пишет он в конце «Снежных немцев».
В романе много деталей живых и прочувствованных — оттого и думаешь, что начинающий писатель вложил в него все, что у него до той поры накопилось, а больше ему сказать, видимо, нечего. Но как бы не так — Вачедин убедительно выступает в жанре рассказа, представляя на сцене с напечатанными образами глубокие, драматичные, сочные истории. Елена Гродская в рецензии на портале «Росскультура» (07.03.2011) выделяет, например, рассказ «Стрелок небесной лазури», отмеченный премией «Дебют», рассказывающий о пропавшем ребенке, который попал под струи фонтана и исчез; а, вернувшись, «отвечал, что почти всегда был тут, рядом, а иногда где-то еще, где разливается фиолетово-розовый свет, стелилась под ноги волшебная лазурь». Мне не кажется эта сказочно-гламурная фантазия чем-то очень важным, а вот история о расписании, на котором можно прочесть дату своей смерти, заставляет немного иначе взглянуть на извечную тему. А нужно ли нам знать, когда наступит наш конец? Распорядимся ли мы правильно тем временем, что у нас остается? Герой, имеющий больную раком жену и страстное желание стать известным писателем, находит ответ. Но у каждого своя дверь — и свой ключ. В рассказах Вачедин не уходит от своей главной, эмигрантской, темы: он пишет о маленьком мальчике, который перестал разговаривать, когда его увезли в Германию («Гусеница»); русском режиссере, приехавшем на немецкий кинофестиваль («Пыль»); о стареющем коммунисте, попавшем в Германию («Улица имени Пятого Интернационала»)...
«Эмигрантское сообщество — которое, конечно, довольно своеобразно и о котором я пишу — стало мне родным, это «свои». Я отдаю себе отчет, что «русская Германия» (а русскоязычных тут, я думаю, миллиона три) исчезнет в ближайшие лет пятьдесят бесследно из-за естественных процессов в обществе. Исчезнет и язык, и культура — очень забавная, надо сказать. Мне интересно как-то зафиксировать это время», — говорил Вачедин в интервью «Литературной России» (29.10.2010). В то же время писатель признавался, что «те рассказы, которые называют самыми удачными, являются лишь черновиками к их немецким версиям». Случай с Дмитрием Вачединым, талантливым молодым прозаиком, является лишним примером того, что литература — явление, замешанное на национальном бульоне и имеющая свой список противопоказаний. Хочется пожелать автору определиться с выбором читателя — осторожным немцем и любящим русским.