Василиск

Андрей Дитцель (Гамбург)

***
В марте по небу скитаются тусклые рыбы.
Видишь, повсюду вода, не дождаться ковчега.
Суша всё меньше. Мы гибнем с тобой. А могли бы
вместе уйти по последнему талому снегу.

Нам бы в пути помогали герои и боги,
я бы учился любить тебя верно и тихо,
гладил бы волосы, трогал бы тонкие ноги.
Так и глядишь, избежали бы горя и лиха.

Вот и вода у ступней. Прибывает к коленям.
Море сильнее любого, любому по росту.
Ты понимаешь внезапно: нет смерти и тлена.
Мы просыпаемся рыбами. Как это просто.

***
На склоне оживает бурый вереск,
март прогревает воду и траву,
уносит лёд и гонит рыб на нерест,
удерживает лодки на плаву,
бросает горсть зерна и щепоть пепла,
не оставляя никаких причин
грустить, что так прекрасна и нелепа
любовь двух женщин или двух мужчин.
И небо день за днём теплей и шире.
И мы, остановившись на бегу,
сейчас одни, пускай не в целом мире,
а здесь, на этом тихом берегу.

***
Чернеет снег на старой даче, к тропинке клонится забор.
На простыню излился мальчик и с живота остатки стёр.
В горах и долах бродят соки, и пахнет деревом с утра.
По небу плавают молоки, а ночью – крупная икра.

Есть только март, но он проходит. Длиннее день, грубее ствол,
и во саду ли, в огороде уже давно тюльпан отцвёл.
И я бы замер у ключицы и стал с тобой – один изгиб.
Но не летают больше птицы, а рыбы пожирают рыб.

***
Бог ещё затейливей, чем Босх,
он лишает голоса и слуха,
в форму льёт сургуч, свинец и воск,
по живому вспарывает брюхо.

Ты не умер, не лишился чувств –
стынешь у него на грязном ложе,
оскоплён и выпотрошен, пуст –
голый ком, ни чешуи, ни кожи.

Мир, как прежде, нежен и суров.
Рыбаки забрасывают сети.
Серебро соскабливают дети,
помогая разбирать улов.

Выгнут крюк, тупой, как божий перст,
и плывут бесформенные души
под водой и высоко над сушей,
прочь от этих тел и этих мест.

***
Назови мне несколько отличий,
кроме самых явных: гуще мгла,
непривычна тяжесть, непривычно
непослушны вещи и тела...
Мягче и доверчивей природа,
и мальки выходят из икры.
Как случилось, что враги уходят,
жгут у стен прощальные костры?
Ненадёжно и волшебно, словно
подошёл к концу какой-то срок.
После водолея, перед овном
не прядётся нить, не страшен рок.
Дышим ли под водной толщей, либо, –
с чем ещё не свыкнуться самим, –
трёмся друг о друга, как две рыбы,
зная, но не веря, что творим?

Ветер обнажает плоть обрыва,
море принимает кровь реки.
Сердце в рёбра тычется, как рыба,
мягко расправляя плавники.
Пахнет травами и терпким потом,
мягкий ил укрыл речное дно.
Неужели мы составим что-то
цельное и целое, одно?

***
Тлеет, как огарок,
солнце за рекой.
Сделай мне подарок,
пусть совсем простой:

право на ошибку,
право на пустяк;
золотую рыбку,
в банке или так,

пушку или саблю,
книгу (я прочту!)
но сперва кораблик,
чтоб играть в порту.

Бог бросает кости,
выпадает пять.
Спой мне или просто
волосы погладь.

Ночь и темь лениво
бродят по дворам.
Сделай мне красиво,
а усну я сам.