Евгений Морозов

Земля. Стихотворения

 


 


РАЗДЕЛЕНИЕ


 


Кто я? Что я? Где? И я ли?


Может быть, весь белый свет


только отблеск звёздной дали


и меня в помине нет.


 


Всё, что видел я и знаю,


вправду ль стало мне судьбой,


а не сам я, вставши с краю,


наблюдаю за собой?


 


Всё о людях зная точно,


что я знал про существо,


в ком живу, приняв заочно


сам себя за своего?


Иногда всё то, что сделал


в жизни ты – как не твоё,


словно кто, вселившись в тело,


за тебя прожил её.


 


НЕЖНЫЙ  ВОЗРАСТ


 


Здесь ребёнком, устав носиться,


ты ложился на землю вдруг


и следил, как чертила птица


в чистой сини огромный круг.


 


Было всё и легко и просто,


пролетал незаметно день,


звёзды в небе садились в гнёзда,


а на землю ложилась тень.


 


Заключённый в одеждах тесных,


суеты до поры не знав,


ты ль не трогал стволов древесных


и не чувствовал запах трав?


 


В каждой луже вставали реки,


в каждом камне – уступы гор,


и открытые жадно веки


поглощали земной простор.


 


Пели птицы, смеялись дети,


и не зная душевных ран,


ты носился в нездешнем свете


и от игр был вечно пьян.


 


Столько смято травы и цвета,


троп исхожено, сбито ног.


Пропадая всё детство где-то,


разве вспомнить всё это мог


 


ты, гулявший легко и смело,


зажимая в ладонях рук


оперённые ветром стрелы


и за спину закинув лук,


 


что казалось, возможно даже,


несмотря на запрет Земли,


пересечь в час рассветной стражи


горизонта черту вдали.


 


ВСЁ


 


Всё гораздо проще и пошлее,


не сходи заранее с ума.


Видишь – ряд деревьев по аллее


и геометричные дома.


 


Слышишь – сердце трепетное бьётся,


чувствуешь – пульсирует рука,


и как будто меньше остаётся


времени смотреть на облака.


Календарь природы вдохновенной,


отрывая от себя листки,


голову морочит быстрой сменой


и неодолимостью тоски.


 


Ласковая явь деньков погожих


всякий раз приветствует в ответ


лицами и спинами прохожих


и унылым перечнем сует,


 


грохотом машин, спешащих мимо,


криком толп и воплями трибун.


И всё то, что есть, неоспоримо,


как кирпич, кувалда и чугун.


 


ЗЕМЛЯ


 


Рождённый и воспитанный в тепле,


очаг домашний ценящий сверх меры,


объём, судьбой положенный Земле,


ты в местные укладывал размеры.


 


А ночью и размеры и объём


планеты расщепляются как атом,


и мир трёхмерный вынесен на слом,


где веры нет любым координатам.


 


Где всё – одно пространство на кону


в космической игре за свет средь мрака,


и цифры раздуваются в длину,


а слово сокращается до знака.


 


В такую ночь забудь расчёт и речь –


в системах измеренья нету смысла;


для вечности, готовой в бездну лечь,


тесны слова привычные и числа.


 


Пройди туда, где ходу нет часам,


а вечность быть лишь круглым повелела,


и ты увидишь мир, который сам


ни цели не имеет, ни предела.


 


И с этой обречённой пустоты,


устав бродить по высям необжитым,


обратно упадёшь на землю ты


и каменным замрёшь метеоритом.


 


В тот миг, когда нелёгкая несла


тебя во мрак, пронизанный лучами,


казалось, что земные все дела


не стоят лёгких крыльев за плечами.


 


Скитальцу нужен дом, тепло и свет.


Пусть небу нет конца и ночь стеною,


средь множества событий и планет


одна всегда останется родною. 


 


СВОБОДА


 


Пространство, упираемое в небо,


границы отменяет и не столь


привержено обязанностям, где бы


бесчинствовал таможенный контроль.


 


Средь сфер таких, побрезговавши мненьем


общественным, держись лишь одного –


того, что под огромным подозреньем


сам факт существованья твоего.


 


Не это ли приемлемая плата


за право редкий миг осознавать,


что даже бесконечность тесновата,


как старенькая детская кровать,


 


когда, с цепей спустивши мыслей свору,


коль скоро стать бесплотным довелось,


ты видишь, вопреки слепому взору,


безлюдную Вселенную насквозь.


 


ПАДЕНИЕ


 


Ангел с улыбкою как дитя,


всё убивать бы тебе шутя,


совесть тревожить да душу жечь,


нимб свой выключи, выбрось меч.


 


Брось ты стерильную эту высь,


крылья сложи, по земле пройдись,


пяткой босой ощути росу.


Трудно, небось, парить на весу.


 


Здесь есть всё, что смиряет гнев –


деньги, наркотики, стаи дев,


ложе широкое, как танцпол.


Не говори мне, что ты беспол.


 


Не погнушайся людских забав,


болт забей на святой устав,


скинь одежды, отставь чины:


в бане и в подлости все равны.


 


В разных позах, забыв про честь,


можешь пить и гулять и есть,


перья пушистые извозив


в наслаждениях и в грязи.


 


И пускай протрубит отбой


саблезубый юнец с трубой,


призывая весь мир к Суду,


забивая стрелу в аду.


 


В бесконечную область тьмы


как красиво упали мы,


и какою была судьба,


даже если теперь труба.


***


Устав от жизни, жизни похлебав,


окрысившись от дел и словоблудья,


он снегу предпочёл дыханье трав


и людной суете – покой безлюдья.


 


Глаза стреляли в спину, били в лоб,


кулак ломал преграды без усилья,


и как хотелось жить и вечно чтоб


от крови занимались сухожилья.


 


Но годы отошли и на висках


рассыпались сединами устало,


и понял он, что сила не в руках,


а в том, что сердце мучило и рвало.


 


Сокрытое внутри, подчас звуча


то совестью, то богом, вечно пело.


Сгори в огне раздумий как свеча


и душу дай всему, что слишком тело.


 


НИЧЕГО


 


Сказать по правде, вовсе ничего


не надо нам с ветвей людского сада;


пускай иные рвут плоды его,


а мы пройдём, не бросив даже взгляда.


 


Подумать только, чем ты связан стал


с обрядом обязательств и рассрочек,


когда взглянул на небо, как в кристалл,


и книгу судеб стал читать меж строчек.


 


Хотя соврал: порою от людей


отсутствие их нужно в поле зренья,


когда разнообразие идей


тождественно приливу вдохновенья.


 


Тогда куда спокойней дышит грудь,


и радость вдруг возьмёт да озадачит,


и кровь из сердца тихо держит путь,


хоть тело ничего уже не значит.

К списку номеров журнала «БЕЛЫЙ ВОРОН» | К содержанию номера